Прыжок во тьму - Ветишка Рудольф - Страница 21

Однажды товарищи Шефрна и Станислав Влчк сопровождали транспорт с заключенными до Терезина. Среди заключенных находились и русские военнопленные.

— Мы помогали русским чем могли, — рассказывал Шефрна. — Их набивали в вагоны, как сельдей в бочку, окна вагонов наглухо закрывали. Нам приходилось по нескольку раз проходить вдоль вагонов, прежде чем удавалось передать заключенным еду или воду. Открывали мы и заколоченные окна. Когда немцы обращали на это внимание и приказывали окна заделать, мы заявляли, что рамы перекосились и нужно отцепить вагон для ремонта. Немцев это, разумеется, не устраивало, и им ничего не оставалось, как разрешить оставить окна открытыми. Таким образом мы могли передавать заключенным продукты, одежду и другие вещи…

Мне лично товарищ Шефрна очень помог. Он снабдил меня формой и документами железнодорожника, что давало возможность свободно передвигаться, а главное без всяких опасений ездить в поездах.

С каждым новым днем мы убеждались в том, что движение Сопротивления живет и крепнет.

Удобную базу для нашей деятельности мы нашли в Челаковицах. С челаковицкими товарищами удалось войти в тесный контакт, и работа начала развертываться благополучно. Поначалу они проявляли осторожность. На одну из наших встреч они пригласили товарища Бедржиха Штястного. Это принесло большую пользу. Товарищ Штястный хорошо меня знал, и его отношение ко мне не могло не оказать влияния на челаковицких товарищей.

Мое внимание привлек молодой интеллигентный рабочий — товарищ Ирушек. Говорил он обдуманно и энергично. Ему были присущи инициатива и хорошие организаторские способности. Ирушек рассказал, что связался с парашютистами из Лондона, которые, по его словам, получили особое задание от Бенеша и Ингры[13].

Я посоветовал Ирушеку сотрудничать с западными парашютистами, но не сообщать ничего конкретного о нашей организации, ни в коем случае не давать ни адресов, ни списков наших людей. Такие меры предосторожности были необходимы.

Я разъяснял товарищам линию партии, осуждавшую выжидательную тактику Лондона. ЦК КПЧ считал, что от пассивного сопротивления необходимо перейти к активной борьбе, создавать боевые группы и тем самым помогать наступлению Красной Армии на Запад. Нужно было не давать возможности фашистам использовать нашу индустрию, ресурсы нашей страны. Нужно было усилить борьбу против тотальной мобилизации и против выселения крестьян с их земли.

Мне задавали вопросы о Красной Армии, о Советском Союзе, о том, что делают наши товарищи: Готвальд, Шверма и другие. Эта тема была неисчерпаема. Я рассказывал о Советском Союзе, о героизме Ленинграда, о партизанах…

Прошло почти четыре недели с того дня, как мы приехали в Прагу. Сфера нашей деятельности значительно расширилась. У нас уже была налажена связь с целым рядом пражских и других заводов: «Колбенкой», иноницкой и косиржской «Вальтровкой», «Рингоффером», смиховской «Шкодовкой», вршовицкой «Этой», «Электрическими предприятиями — Прага», с железнодорожным вокзалом в Бубнах, челаковицким «Вольманом», пардубицким «Семтином». Связались с подпольщиками Пардубице, Находа, Градца-Кралове, Врхлаби, Раковника и Клатовска. Назначили инструкторами: Ирушека, Достала, Шефрны, Матушека, Плишека, Штястного. Наладили связь с Москвой через Остраву и Польшу, но пользовались ею только в крайних случаях. В то же время не прекращалась работа по монтажу нашей радиостанции, с нетерпением ждали мы, когда Эда получит возможность отправить первое прямое сообщение в Москву.

Пришло время переходить к активной борьбе с оккупантами. Мы рассчитывали создать пять — десять боевых баз, которые стали бы в будущем опорой для партизанского движения. Создавать диверсионные группы мы рассчитывали с помощью челаковицких товарищей, обладавших практическим опытом. Выполнение этой задачи мы возложили на товарища Рудиша.

Договорились, что поначалу эти группы в интересах мобильности будут небольшими: из пяти — шести человек.

К созданию партизанских баз в лесах мы решили приступить позднее. Товарищ Плишек должен был связать нас с товарищем Нелибой, группа которого действовала в Брдских лесах.

Точки зрения отдельных товарищей на партизанское движение расходились. Депрессию после убийства Гейдриха пока еще не удавалось преодолеть.

Но были уже первые признаки деятельности подпольного Центрального Комитета партии. Нам стало известно, что Карел, о котором до сих пор мы не имели известий, находился в Кладно, а оттуда перебрался в Бероун, где наладил связь с товарищем Молаком[14]. Он просил передать, чтобы я приехал в Страдоницы. Тонда тоже получил сообщение от товарища Мейкснера, что тот устроит нам встречу с товарищем Молаком.

Сообщили об этом челаковицким товарищам. Вместе с Ирушеком, Досталом и Плишеком решили: установить связь с Центральным Комитетом.

Партийную организацию на «Вальтровке» возглавляла Милада. Во время одной из встреч Матушек сказал ей обо мне и при этом дал мне хорошую рекомендацию (мы давно знали друг друга по совместной работе). Милада сообщила обо мне товарищам из Центрального Комитета. Она не знала, что мы уже договорились о встрече с товарищем Молаком. Впрочем, сообщение о еще одной возможности связаться с членами ЦК меня очень обрадовало. Теперь все источники подтверждали: Центральный Комитет существует!

Однако спешить было нельзя. Как раз в это время стало известно, что арестовано несколько товарищей, работавших на пражском складе «Вчелы», в том числе Шпиц — бывший секретарь Красных профсоюзов. В Писеке арестовали Матейку — бывшего руководителя Федерации пролетарской физкультуры. Эти сообщения тревожили. Снова и снова спрашивали мы себя: что если гестапо держит под наблюдением некоторых членов ЦК?

Подпольная работа в столь тяжелых условиях требовала от основных звеньев партии максимальной самостоятельности и оперативности. Только так можно было избежать напрасных жертв. Мы знали, что не решим всех своих проблем без Центрального Комитета, а стало быть, несмотря на опасность ареста, необходимо было как можно скорее связаться с руководством партии.

На встречу решил идти с Эдой. Раньше назначенного времени я ждал его на условленном месте в Карлинском парке. Сидел на скамье в тени высокого каштана. Время от времени по парку медленно проходили люди, погруженные в мрачные думы. Как изменилась Прага! Куда девалась былая пражская оживленность. Никто не присядет к тебе на скамью поболтать… Тишина. Только на Краловском проспекте время от времени зазвонит трамвай. И опять тишина.

Как хорошо знал я эти места! Сколько раз до войны шагали мы в колонне демонстрантов с карлинскими, либеньскими и Высочанскими рабочими к центру Праги! Шли мимо кордонов полиции и жандармов, мимо винтовок наизготовку.

И вот сегодня мы, безоружные, противостоим лицом к лицу, с жестоким врагом — фашизмом. Дважды в решающие моменты буржуазия предавала нас, выбивала из рук оружие: после первой мировой войны и осенью 1938 года. Первая измена стоила жизни многим рабочим в Кошутах, в Духцове, под Радотином. Потоками рабочей крови народ расплачивается за вторую.

Если бы в решающие дни 1938 года трудящиеся Праги, Остравы, Кладно, Плзня, всех заводов, городов и деревень получили оружие, все было бы иначе…

И все же мы боремся и будем бороться, а оружие, которое мы завоюем в этой борьбе, больше уже никогда не выбьют у нас из рук. Мы вновь пройдем по этим улицам. Но на этот раз мы продемонстрируем свою силу, свою свободу. Это будет праздник на нашей улице…

К остановке со звоном подкатил очередной трамвай. «Тьфу, черт, что же Эда так не торопится? — подумал я. — Ведь каждую минуту может возникнуть опасность».

В назначенное время Эда приехал. Он вышел из трамвая, осмотрелся и, прежде чем мне удалось подать ему знак, что я, мол, жду его, быстро вскочил в следующий трамвай, который как раз отъезжал от остановки. Я стоял довольно далеко.