Прыжок во тьму - Ветишка Рудольф - Страница 18

На окраине нас встретили товарищи и отвели на квартиру, где мы переоделись. Ночью полька выстирала наше белье и высушила верхнюю одежду. Однако, чтобы двинуться дальше и все подготовить, нам пришлось прожить там еще три дня. Затем нас поселили у другого товарища, который жил на втором этаже двухэтажного домика: внизу помещалось полицейское управление и комиссариат, а наверху жили мы.

В воскресенье мы выехали в Варшаву. Товарищи хорошо организовали наш отъезд. На вокзал меня отвела десятилетняя девочка. «Дяденька, сюда, дяденька, туда», — без конца говорила она. Польская полиция не очень обращала внимание на подобные сцены, так как в ту пору еще сравнительно много людей ходило сюда из Остравы к знакомым, чешский язык тут не вызывал никакого подозрения. И товарища Сынека на вокзал проводила девочка. Ожидавший нас товарищ купил нам билеты до Тешина и поехал с нами. В Тешине мы вышли, и он купил нам билеты до Кракова. Все это делалось для того, чтобы маршрут наш оставался втайне. В Кракове мы задержались, проинформировали товарищей о положении на родине, предупредив их, что еще много наших людей проследует этим маршрутом в эмиграцию. Через них они и будут получать информацию о развитии событий в Чехословакии.

Нам выдали удостоверения комитета, и на следующий день мы выехали в Варшаву и зашли в советское посольство.

Товарищи из советского посольства были уведомлены о нашем прибытии, кроме того, мы имели надежные рекомендации. В тот же день мы выехали в Советский Союз.

В поезде на польской границе проверяли документы. У Виктора Сынека пограничники обнаружили какие-то неполадки. Они долго советовались, задержать его или нет, но в конце концов решили отпустить с условием, что он не вернется в Польшу. Виктор заверил их, что никогда сюда не вернется. Тогда еще эти пограничники не знали, что очень скоро и Польшу постигнет та же участь, что и Чехословакию, что и они подвергнутся нападению фашистских бандитов, которые оккупируют их родину.

На вокзале в Негорелом нас ожидали советские товарищи из МОПР, они заботились о нас до самого отъезда в Москву.

В Москве нас тотчас же принял товарищ Кроснарж, работавший в то время в МОПР. Нас отправили в один из подмосковных санаториев. Там уже находились ряд наших товарищей и крепкая группа немецких коммунистов из Чехословакии. День ото дня прибывали все новые и новые люди.

Советские товарищи проявляли о нас неустанную заботу. Прежде всего нас всех послали на отдых и лечение и только потом устроили на работу. Многие наши люди пошли работать на заводы.

Товарищи из ЦК КПЧ предложили нам с Сынеком сделать сообщение об обстановке на родине. Сначала с нами побеседовал товарищ Грушка — представитель нашей секции в Коминтерне, затем товарищи Готвальд, Копецкий и другие.

В течение трех недель мы делали сообщения на заседаниях Исполнительного Комитета Коминтерна. Подробный отчет о событиях было поручено составить товарищу Сынеку. На заседаниях Исполнительного Комитета мне довелось встречаться с руководящими деятелями коммунистических партий. Председательствовал на них товарищ Димитров, которого я тогда увидел впервые; встречался я и с товарищем Мануильским и рядом других политических деятелей.

Я подготовил подробный доклад о деятельности нашей партии. Товарищи Димитров и Мануильский, проанализировав его, пришли к выводу, что 15 марта 1939 года — следствие Мюнхена, что партия приняла все необходимые меры. Отмечались и недостатки в работе партии. В частности, указывалось, что после перехода в подполье она не подготовилась к быстрому развитию событий, оказалась застигнутой врасплох, а позже не имела достаточно ни времени, ни сил для оказания действенного сопротивления.

На основании этой оценки Заграничное бюро ЦК КПЧ в Москве приняло решение разработать инструкции для дальнейшей работы нашего Центрального Комитета на родине.

Товарищу Сынеку поручалось вернуться в Чехословакию. Он выполнил это задание и продолжительное время работал на родине в подполье[11]. По решению ЦК КПЧ я остался в Москве и был направлен на работу в нашу секцию Коминтерна в распоряжение товарища Копецкого.

Прервал я свой рассказ такими словами:

— Ну, а теперь я тут, и задачу мою ты, Кулда, знаешь.

Товарищ Кулда проделал большую работу по возобновлению деятельности партии. Он доказал делом, что идет по стопам своего отца, павшего в декабре 1920 года в кровавой битве рабочего класса с властью капитала. В годы первой республики вся семья Кулды сражалась в рядах партии против чешской буржуазии за права народа. В период оккупации она считала своим долгом бороться против гитлеровского фашизма. Такими людьми, несмотря на все преследования, пополнялась наша партия и в самые тяжкие годы. Это были настоящие герои.

Мы нашли прочную точку опоры.

Однако на меня свалилась новая забота: из Остравы приехал Эда и нужно было обеспечить его жильем. Несколько дней он оставался у Шнейдера, а я ушел в Жижков на новую квартиру. Вскоре мы нашли ему жилье.

О Кареле до сих пор ничего не было известно. Что с ним, где он? Когда мы расставались в Польше, я советовал ему ехать в Пардубицы. Карел согласился с моими доводами, но я чувствовал, что он так и не решил, ехать ли ему в Кладно или в Пардубицы.

Я упорно разыскивал товарища Плишека. Этот кладовщик, проработавший много лет во «Вчеле», в период руководства Зики был инструктором Челаковицкого района. Даже в пору ожесточенных преследований гестапо он не утратил своих связей с членами партии в районе. Они строго соблюдали правила конспирации, и волна арестов их не коснулась. Плишек поддерживал связь с товарищем Нелибой, работавшим в Горжовицком и Пржибрамском районах.

Увидя в магазине Плишека, я договорился с ним о новой встрече, на которую он обещал привести товарища Достала, работавшего у «Вольмана» в Челаковицах, и товарища Флейшнера — рабочего вршовицкой «Эты»[12].

В воскресенье утром мы встретились — Плишек, Достал, Флейшнер и я — в крчском лесу. Сюда люди приходили подышать свежим воздухом, поэтому наше появление здесь в воскресное утро не вызывало подозрения. Мы могли посидеть и поговорить. Это свидание явилось для меня важным событием, так как могло заложить основу нашей организации. Я многое передумал: как встретят меня товарищи, будут ли доверять мне. Товарища Плишека я знал еще издавна, но с Досталом и Флейшнером встречался впервые. Меня буквально забросали вопросами, в основном о международном, положении: «Когда будет конец войне, почему до сих пор не открыт второй фронт? Не скрывается ли за постоянным оттягиванием открытия второго фронта какая-то хитрость союзников? Люди не очень верят западным союзникам. Да и фашисты всюду распускают слухи, что, мол, американцы и англичане сговариваются с ними против Советов».

Вопросы так и сыпались: «Действительно ли Советский Союз так силен, что сможет разбить Гитлера и повести наступление на Берлин, или же он остановится на границах Румынии, Карпат и Польши? Когда Советский Союз перейдет в наступление? Немцы говорят о подготовке нового наступления против Советов.

А что Бенеш, каковы его планы?»

Я ожидал подобные вопросы, и все же ответить на них было нелегко. Я рассказал товарищам о силе СССР. Прежде чем выехать из Москвы, говорил я, мне посчастливилось посмотреть захватывающий фильм о Сталинградской битве. В фильме запечатлен не только великий героизм советских людей, сражавшихся за каждый камень, за каждый дом, но и показано, как Красная Армия, готовясь к мощному контрнаступлению, стягивала свои людские и материальные резервы. Сокрушительный разгром фашистской армии под Сталинградом означает, что конец войны — это теперь лишь вопрос времени. В самое ближайшее время советские войска перейдут в наступление. Однако нужно считаться с тем, что война продолжается, и готовиться к суровой борьбе как на фронте, так и в тылу врага.