Полтора метра счастья (СИ) - "AlmaZa" - Страница 68

— Обожаю заявления, подкреплённые доказательствами. — Теперь я наклонилась к его уху: — И обожаю тебя, мой самый лучший на свете мужчина.

Мы не стали приходить пораньше, как делали обычно — чтобы помочь приготовить, убраться, нарядить квартиру, — потому что у Херин и Дэниэла и так был полный дом людей. Родители Рин прилетели за два дня, желая поглядеть на вторую внучку, Наташа прилетела утром двадцать четвертого. Мы с Химом добрались где-то к шести часам до них. Манхэттен был перегружен, на Пятой авеню творилось светопреставление от количества народа. Вереницы такси, гуляющих пешеходов, спешащих, идущих, стоящих, везде музыка, телевизионщики, волонтёры, лотки со сладостями и горячими напитками. Огни там, огни здесь, море огней, изображений ангелов, волхвов, Девы Марии, младенца Иисуса, макеты хлева, где он родился, в них маленькие фигурки животных. Америку можно было любить уже за одну только рождественскую эйфорию, наполнявшую сердца какой-то светлой надеждой, добром. Всё кружилось в веселье и святом ожидании так, что забывались тревоги.

Однако Херин о своей главной тревоге не забывала ни на секунду. Она слегка похудела и осунулась, но в целом выглядела спокойнее после приезда Джереми, чем до этого. Сандру она не спешила демонстрировать и вообще лишний раз трогать. Девочка спала, и в квартире не нарушалось правило не шуметь, не разговаривать громко. Телевизор был включен на минимальный звук, ради фона. Я сама по себе была не тихой, и потому боялась забыться, из-за чего пребывала в напряжении. Я не хотела беспокоить Сандру и огорчать Рин, каждые десять-пятнадцать минут отходившую в детскую, чтобы убедиться, что там всё в порядке. Мне трудно было представить, что она испытывает и как живёт с такой бедой, как больной ребёнок. С каждым днём младшая дочь становилась ей и всем нам всё дороже, но испытание, посланное на крошечную головку, никуда не девалось. Вот и как после такого я могла бы стать верующей, когда напрочь не вижу логики и справедливости? За что младенцам посылаются страдания? Почему Иисус, сын Божий, рождённый для того, чтобы взять на себя страдания человеческие, никуда их не взял, и они остались на месте? Чего ради мы славим его рождение сегодня, когда мир не изменился в лучшую сторону? Если дети платят за грехи родителей, как принято это оправдывать, то какое счастье, что я, блудница и бывшая проститутка, всё-таки бесплодна!

Нужно было отдать должное, что несмотря на добавившиеся по сравнению с прошлым годом хлопоты, квартира Банов всё равно была безукоризненно обставленной к празднику, с гирляндами, живой ёлкой в золотых и хрустальных игрушках, с многочисленными подарками под ней; цветная фольга так и манила, но следовало дождаться утра. Стол накрыли изумительный, ломившийся от разных блюд, и для пятерых гостей, я бы сказала, было многовато. Впрочем, я недооценивала мужчин, которые всегда едят вдвое больше женщин, особенно если выпивают. Хотя, выпив, и я теряла страх перед объедением, наворачивая яства домашнего приготовления. Херин, как кормящая грудью мать, от спиртного воздержалась.

Для них с Дэниэлом эти дни были особенными, они познакомились под Рождество, ровно пять лет назад. С тех пор веря в необычайные события в конце декабря, они наверняка загадывали желание о том, чтобы Сандра завтра-послезавтра проснулась совершенно здоровой. Но что-то мне подсказывало, что такого рода магии не бывает. Как и с моей дисфункцией по части производства детей. Нам с Херин Санта под Рождество уже подкатил по крутейшему мужику, следующим подарком может идти только губозакаталка.

Прежде любившая как-нибудь поддеть Дэна мама Херин наконец-то примирилась с ним, чтобы не отягощать ситуацию, в которой хватало головной боли. Временно это было или окончательно — неизвестно, но вели они себя, как любящие друг друга тёща и зять. Но Дэн-то никогда ничего обидного ей и не говорил, снося справедливые упрёки, заслуженные его репутацией лицемера, гуляки, проходимца и мошенника. Юристы всегда слыли обманщиками, и мать была уверена, что этот-то наверняка обманывает её дочь. Кроме того, выгнанный из спецслужбы Южной Кореи, Дэниэл превратился в глазах тёщи в неудачника, и она даже не подозревала, какие ещё роли он исполняет в своей жизни.

— Ломайте уже пряничный домик, хватит на него любоваться, — указала Херин на сладкую постройку со снегом из глазури и сахарной пудры. — Я в этот раз не успела сама испечь, этот магазинный.

— Ох уж эти американские традиции, — решился её отец, ножом разрезав пряничную стенку с оконцем. Мы все говорили на корейском, как и на родине, хотя кроме родителей Херин присутствующие свободно владели английским. Бомми сидела на руках у Дэниэла, и только у этой малышки постоянно вылетали двуязычные фразы. Интересно, какой же язык она в результате будет считать родным? Пойдёт в школу тут, все вокруг будут американцами, неважно, какой национальности и расы, в этой стране латиносы, азиаты, европейцы и африканцы, получая вид на жительство, становились американцами.

Бомми была отдушиной этого Рождества. От нетерпения она иногда подбегала к ёлке и щупала под ней подарки, пытаясь угадать, что в них лежит. Как мне сказала Херин, Дэн был принципиально против, чтобы дочку обманывали насчёт старого пердуна с белой бородой, поэтому они не скрывали, что все сюрпризы берутся от мамы, папы, бабушки и дедушки. «Человек должен знать, откуда что появляется, и кто ему что даёт» — заявил Дэниэл, полвечера любуясь Бомми, когда не смотрел на жену. К слову, на Рин он смотрел теперь не только с любовью, но и как будто бы с чувством вины. Вины за то, что оказался бессильным, за то, что Сандра родилась такой. Я не считала, что он каким-то образом виновен, никто не считал, но самого Дэна явно теребил стыд перед женой и младшей дочерью, что он что-то сделал неидеально, позволил какой-то нелепой оплошности испортить его дитя. Поэтому, наверное, привязанность адвоката к Бомми была крепче. Ему было комфортнее с тем, перед кем не хотелось ежеминутно извиняться, кто не осознавал трудностей и не создавал новых. Бомми была смешливой, задорной, боевой и понятливой. Стоило ей сказать, что сестрёнка спит, как она не издала ни одного громкого звука, но всё равно продолжала куда-нибудь соваться, лазить под стол, таскать угощения своим игрушечным друзьям, трясти стеклянными шарами с блёстками внутри. Домогаться до Наташи, на руках у которой обнаружила панно из татуировок.

— Пап, как у тебя, — забралась она на коленки тёти, тыкая по ней пальчиком. Суть татуировок она ещё не понимала, поэтому все рисунки на коже казались ей чем-то обобщающим, чем-то, что появляется само по себе у близких людей.

— Ну, не совсем, дочь, у меня нет розочек на плечах, — улыбнулся Дэн.

— Так, ты что-то имеешь против моей розочки? — наехала в шутку сестра на брата.

— Что ты! Она шикарна.

— Мам, а у тебя почему нет? — обернулась к ней Бомми.

— Татуировки? — удивилась Херин. — Ну… понимаешь, они есть не у всех людей…

— Это не для девочек, — сказала бабушка, не желая обидеть Наташу, но не подумав о такой возможности. Наташа покивала, объясняя Бомми:

— Да, татуировки — это от старости. Твоя мама ещё молодая, а мы с твоим батей уже близимся к пенсии.

— Татуровки, — неправильно выговорила Бомми, продолжая их разглядывать.

— А ты, Наташа, замужем же, да? — поняла свой недочёт приёмная мать Химчана, и попыталась сменить направление беседы.

— Да, уже очень давно.

— А своих детей почему не заводите? Не хочется?

— Когда нагуляюсь — обязательно заведу.

— Тебе уже тридцать пять, — усмехнулся Дэниэл.

— Когда нагуляюсь, — повторила Наташа настойчиво, просияв улыбкой с ямочками на щеках. В одной из этих ямочек был пирсинг, прямо в щеке. Ещё один в носу. Нагуляется ли когда-то Наташа? Я пока что сомневалась.

К девяти часам Сандра заплакала, и испуганная Херин, близкая к панике, убежала в детскую. Выяснилось, что ребёнок просто захотел есть, но после того, как у неё однажды поднялась температура, приведшая к риску для жизни, любой плач Сандры звучал в ушах Рин подобно набату. Мы все замолчали и насторожились, пока Херин, успокоившаяся, не вернулась, объяснив, что надо было покормить дочку. Рождество продолжилось.