Полтора метра счастья (СИ) - "AlmaZa" - Страница 41

— Ты мне друг, Сунён, я не хочу пользоваться тобой…

— Ты просто меня не хочешь. Это ясно, — сама озвучила она то, что он не мог. — Но у тебя всё равно нет девушки, и не будет, пока ты любишь Шиллу. И Шиллы у тебя не будет, а я буду. Поэтому, какая тебе разница?

— Сунён, ну что ты несёшь… — поморщился Джело, сжав пальцами переносицу. Будто кровь в голову ударяла с двойной силой и в глазах прошлись круги. Нельзя столько пить больше. Он ужасно повел себя на кухне, он испортил всё, нельзя было так резко, так некрасиво, при Химчане… Но он не смог совладать с собой, и теперь путь туда, в ту компанию, ему заказан. Он пытался, честно пытался забыть, разлюбить, измениться, но ни время, ни расстояние не исцелили. И вблизи оказалось ещё хуже, чем издалека. Но ведь полтора года назад, в Сеуле, было немного легче и лучше. Однако там постигло разочарование, и он, от отчаяния, отмотал назад. Какой-то замкнутый круг. Куда не иди — везде одно, везде не складывается, сплошные неудачи, и даже иллюзии и свобода, которые он выбрал, не вытащили его из пропасти страданий. Может, потому что и сама свобода была иллюзорной? Внутри-то он всё тот же раб своей любви, безответной и неподвластной. Джело ощутил тоску по тому лету, когда его приняли в банду окончательно, по тем приключениям, тем загадкам, которые отвлекли его. Только она — его таинственная танцующая принцесса умудрялась зачаровывать его настолько, чтобы он забывал обо всем на свете. Парень соскучился по Мэе, со стыдом признав это сейчас. Но та давно замужем, родила дочь… все женщины, которых он любил (а всего их и было две) предпочли ему других мужчин, не остались с ним, не пошли за ним. Почему его никто никогда не любил настолько, чтобы отказаться ото всего ради него? Чем он хуже? Почему не достоин? Ах да, Сунён… Джело посмотрел на неё, раскаивающийся и виноватый. Она была преданной и постоянной и, действительно, делала для него всё. Пожалуй, скажи он ей «давай поженимся» — она тотчас согласится, скажи «давай повесимся» — исполнит тоже. Но не было в ней ни темперамента, ни страсти, которые хоть как-то бы проявляли эту любовь, олицетворяли её. Он мог позвать её бродить по ночным крышам, и Сунён пойдёт, только не распахнутая, как птица, наслаждающаяся романтикой вышины, а зажатая, как воровка. Возьмёт с собой винтовку и будет поглядывать по сторонам, чтобы с ними ничего не случилось. Ну почему она такая? Ему не хватает таких же бесшабашных и легких людей, как он сам. Каким он был, пока его не прижал груз на сердце. Теперь он скорее мечущийся зверь, а не вольный. Шилла когда-то дарила ему радость, смех, счастье — у неё это запросто получалось со всеми, её улыбка озаряла целый мир, его личный мир. Мэя боялась быть такой, но он помог ей, и она решилась на время. А Сунён никогда не будет в унисон звучать с его душой, душой человека, не рожденного для стен, постоянства и скуки. Джело ничего не мог с собой поделать, он всегда любил ночь, дороги и авантюры, но это вовсе не обозначало одиночество. Просто все рано или поздно уставали от ночей, дорог и авантюр, а он нет, вот и получалось, что не с кем было продолжать путь. Ему вспомнился его друг и наставник Хисуи, обучивший его фокусам и различным трюкам. Где он сейчас? Они не виделись больше месяца. Вернуться, что ли, под его крыло. С ним у них сходились характеры. Хисуи тоже был ветром в поле. — Я уеду, наверное, — произнес Джело, понимая, что это не «наверное», а точно. Он решил для себя. Нью-Йорк не его город. Он его не принял. Так бывает иногда, место выталкивает тебя, не хочет предоставлять приют.

— Я с тобой, — не спрашивая куда, сказала Сунён.

— Тебе туда нельзя. Хочу побывать, наконец, на Каясан. Мне давно стоило отправиться туда.

— В школу-монастырь, где учился мой отец? Я тоже всегда хотела её увидеть… жаль, что для этого я не удалась полом. Всё пошло не так с моего рождения.

— Почему ты такая пессимистичная всегда? — вздохнул Джело. Надо бы как-то аккуратно выбраться из постели. — Химчан тоже унаследовал боязнь крови, но он не ноет, что проклят или над ним висит дамоклов меч.

— Дело не в этом. Гемофобия — честь для меня, потому что она передалась от отца. Просто… Химчан родился от любви. — Брови Сунён съехались горестно, и она крепче сжала руку лежавшего рядом парня. — Наш отец любил только его мать, и никого больше. На моей он женился, потому что она была дочерью бандитского главаря одного из районов. Отец заключил этот брак, чтобы расширить власть, подобраться к мафии и ликвидировать преступность. Мне было года три, когда родители окончательно перестали жить вместе, только соблюдали видимость семьи. Я лишь теперь понимаю, что он хотел увидеть во мне не только сына, о котором мечтал, но и черты женщины, которую любил. А не моей матери, посвятившей всю жизнь ему и мне, но не получившей за это тепла. — Джело стало жаль Сунён, её мать, всех тех людей, которые так и умерли, не став счастливыми. Может, и его ждёт такая же участь? Если некоторые чувства проходят в могиле, то это было бы облегчением, но если их не стирает и она, и люди попадают на тот свет с теми же желаниями и со своей памятью, то это было бы по-настоящему жестоко и невыносимо. Сколько смертей существует для полного обновления души? Одна ли?

— Это всё не твоя вина, и отсутствие любви между родителями никак не может сказаться на твоей судьбе, не накручивай. К тебе многие относятся с теплом — ты сама его не принимаешь.

— Им не заполнить того холода, которым сполна награждают те, кто мне дорог.

— Сунён, я не холоден, просто ты мне подруга, и не больше. — Она попыталась дотянуться к его губам, неуклюже, неумело и топорно, но Джело сел и стал выбираться из постели. Это вышло резко, но иначе уже не получилось бы. — Я хочу уехать из Штатов поскорее. Нужно собираться.

— Когда ты вернёшься с Каясан?

— Не знаю, может быть никогда, — прошёл молодой человек к ванной комнате.

— Тогда я пока уеду на Утёс богов.

— В Тибет? — остановился Джело, округлив глаза. — Ты сумасшедшая? Хотя о чем я спрашиваю…

— Братство наёмников принимает женщин, в отличие от золотых. Стоит только доказать, что годишься на что-то.

— Они за упражнениями стирают руки в кровь и бьют нерадивых бойцов до неё же. Ты там не выживешь.

— Вот и славно, ты же все равно не собираешься возвращаться с Каясан. — Сунён тоже выпрыгнула из-под одеяла и, прикрываясь, стала одеваться.

— Это шантаж? — устало поглядел на неё Джело.

— Думай, как хочешь.

— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, Сунён, ты дорога мне, правда.

— Тогда будь рядом, — она смотрела на него, не подходя. — Не вместе, но хотя бы рядом.

— Ты нужна здесь, а я здесь не нужен. Наши пути расходятся. — Джело увидел, как опустила взгляд блондинка, оставшись при своём мнении и, ничего не говоря, стала снаряжаться в зимнюю одежду на выход. Сколько уже она ходит за ним по пятам? Два года? Он не сразу заметил, но теперь, когда знал, мог ли он причинять ей такую же боль, какую причиняет ему, пусть и не добровольно, Шилла? Джело взял за руку Сунён и обнял, как брат, притянув к себе. Она всё равно не расслабилась, так и замерла в его руках, вечный сгусток напряжения и недовольства. — Давай договоримся, что я вернусь через год, а ты попытайся найти себе кого-нибудь другого.

— Хорошо, — безэмоционально промолвила она. — Попытаюсь, — Джело отпустил её, она сделала шаг к двери. Остановилась. — Я буду ждать тебя. Через год. — С ней бесполезно было спорить.

* * *

Божественный запах хвои и конфет, такой знаковый для Нового года, пробрался в меня, стоило начать просыпаться. Я зевнула, потянувшись, и разбудила этим Хима. Мы спали на разложенном диване, который принадлежал Джело и Энтони. Джело… как некрасиво и неловко всё вышло ночью. Я хотела бы поговорить с ним, помирить его с Химом, но тот велел не видеться нам больше, а я не хотела расстраивать мужа и нарушать обещания. Между диваном и окном, в углу, пахла ёлка. Огоньки уже не бегали — Хим выключил всё, когда мы ложились.