От «Наутилуса» до батискафа - Латиль Пьер де - Страница 30

Именно в этом состоит одна из основных трудностей глубоководного траления. Практически она была почти непреодолимой до тех пор, пока океанографы не получили в свое распоряжение верный и надежный метод точного измерения океанских глубин.

Знаменитый шведский физик доктор Кулленберг, участник экспедиции на «Альбатросе», изобретатель большой поршневой трубки для взятия «морковок» с океанского дна, предложил математический метод необычайной трудности для того, чтобы вычислять длину троса, который надо вытравить, в зависимости от глубины океана, скорости хода корабля, течений, веса и натяжения троса. Метод этот успешно применялся во время кругосветного плавания «Альбатроса».

Сделавшись участником датской экспедиции на «Галатее», Кулленберг уточнил свой метод и применял его в первые месяцы плавания на самых больших глубинах. Понадобились долгие часы очень сложных вычислений, чтобы составить таблицы, по которым можно было рассчитать длину троса в зависимости от различных условий задачи.

Но вот наконец наступает момент, когда большую лебедку останавливают. И вовремя: стальная катушка почти пуста. От 12 километров троса на барабане осталось не более 60 метров.

Нет ли ошибки в расчетах?

Ночь влажная и душная, жара ужасающая: 38 градусов на палубе. А в штурманской рубке еще того хуже. Но люди все равно набились туда и не уходят. Могут ли они думать о температуре воздуха, когда глаза их прикованы к самопишущему перу эхолота!

Линия, которую оно вычерчивает, продолжает оставаться замечательно ровной. «Как паркет в танцевальном зале!» — шутит кто-то. Действительно, в то время как «Галатея» делает по два узла в час, глубина океана под килем корабля остается на протяжении многих километров неизменной: около 10 460 метров. И стальной трос все время уходит в спокойную воду под одним и тем же углом.

Что же происходит там, внизу, в неведомом мире, с большой траловой сетью, которая медленно ползет по дну Филиппинского желоба, впервые нарушая великое извечное спокойствие его чудовищных глубин? Быть может, она бесцельно скользит в нескольких метрах над дном, захватывая лишь воду? Или, наоборот, погрузилась так глубоко в придонный ил, что наполняется лишь камнями и грязью и не принесет ничего, кроме населяющих ил бактерий? А вдруг она полна морских животных, неведомых доселе науке?

Только бы расчеты не оказались ошибочными! Эта мысль неотступно преследует участников экспедиции на протяжении всей долгой душной тропической ночи. И другая тревога: вдруг сеть зацепится за подводную скалу? Выдержит ли в этом случае трос?

Но вот океанское дно начинает медленно повышаться, и профессор Брун приказывает застопорить машины и поднимать сеть. Траление продолжалось один час пятьдесят минут.

Снова слышится адский грохот и лязг большой лебедки, который не прекратится в течение долгих часов. Выдержит ли трос? Если сеть заполнена камнями и илом, не оборвется ли он от тяжести? Ведь один только трос, без сети, весит целых десять тонн!

А что, если выйдет из строя большая лебедка? Она работает с таким напряжением, с таким неистовым лязгом и грохотом! Вдруг мотор снова сдаст?

Нервы всех участников экспедиции натянуты, пожалуй, не меньше, чем медленно ползущий из воды трос. Лебедка продолжает вращаться с оглушительным скрежетом. Томительное ожидание длится в течение долгих бессонных часов…

Когда же наконец в четыре часа утра техник, управляющий большой лебедкой, объявляет, что трал находится всего лишь в тысяче, а затем в пятистах метрах от поверхности, иные опасения возникают в умах истомленных ожиданием людей. Чем наполнен этот трал, который медленно поднимается из десятикилометровой бездны? Может быть, там нет ничего, кроме воды? Или, напротив, сеть полным-полна необычайных существ, неведомых чудовищ?

Нет, конечно, нет! Надо быть готовым к тому, что траловый мешок пуст. Глубоководные драгирования не всегда протекают удачно, и траление на такой необычайной глубине наверняка не даст с первого раза существенных результатов. Ведь самые тщательные теоретические расчеты не в состоянии заменить опыт и практику.

Прожекторы включены и наведены на поверхность океана в том месте, где трал должен показаться из воды. На востоке тем временем медленно занимается заря.

Каждый старается заранее подготовиться к возможной неудаче. Нет, очень мало надежды, что первое в истории глубоководное траление на глубине 10000 метров окажется успешным!

«Вот он!» — вскрикивает кто-то.

Темный призрак возникает из глубины океана и медленно ползет к поверхности под ослепительными лучами прожекторов. Все перегибаются через борт, жадно вглядываются и облегченно вздыхают: сеть как будто не повреждена.

Но предоставим слово историографу экспедиции Гаакону Миелшу[16]:

«— Сеть полна!

— Нет, она пуста!

— Она не достигла дна!

— Подождите! Сейчас еще рано об этом говорить!

Еще несколько оборотов лебедки…

— Смотрите, смотрите, трос выпачкан илом!

— Да нет же, это машинное масло!

Стальной барабан поворачивается еще три раза… Углы тралового мешка показываются из воды. Сеть цела. Она, несомненно, достигла дна, потому что вся облеплена илом.

Этот беловатый ил — наглядное доказательство абсолютной точности бесконечных математических вычислений доктора Кулленберга и его помощников. Теперь можно смело утверждать, что метод Кулленберга, о котором океанографы так много говорят последние годы, превосходен.

Трал бережно поднимают на палубу. Но, когда его вскрывают, из отверстия не сыплется, как обычно в таких случаях, целый ворох разноцветных рыб и других морских животных. Нет, только полужидкая масса илистой грязи падает на палубу „Галатеи“, где стоят специальные чаны из пластмассы, готовые принять драгоценных — но весьма проблематических — морских животных с океанского дна. Да, только ил и несколько камней, которые катятся в разные стороны по белым доскам палубы.

Камни со дна Филиппинского желоба! Неопровержимое доказательство того, что глубина 10 460 метров достигнута! Но есть ли среди этого ила и камней хоть какие-нибудь живые существа, которые с большим правом, чем бактерии, могут быть названы „животными“?

Один из присутствующих стремительно наклоняется над большим, с голову ребенка, бурым камнем, подкатившимся прямо к его ногам. Камень по виду напоминает валун, обточенный водами горного потока.

— А это что такое?

Палец его указывает на крохотный зеленовато-белого цвета бугорок, выступающий на темной поверхности камня.

Брун уже стоит рядом.

— Морская анемона, — говорит он, стараясь казаться спокойным.

Но это спокойствие никого не обманывает.

Первые лучи восходящего солнца скользят по палубе, озаряя взволнованные, счастливые лица. Это солнце 22 июля 1951 года — „большого дня“ в истории мировой океанографии».

И командир «Галатеи» капитан Грев выражает чувства всех присутствующих в своей знаменитой, увековеченной Миелшем фразе.

— Сегодня утром, — говорит он, — кофе, который я выпью в моей каюте, покажется мне особенно вкусным.

Но еще до окончания инвентаризации первого улова с глубины 10400 метров Антон Брун отдает распоряжение:

— Тот же трал! Приготовить все для повторного драгирования!

Классификация и подсчет первого в мире улова со дна Филиппинского желоба заняли очень много времени. Животные были мелкими; их приходилось зачастую извлекать из самой гущи ила. Следовало прежде всего тщательно смыть с них этот липкий ил; однако слишком сильная струя воды могла унести с собой крошечные, но чрезвычайно ценные экземпляры.

«Нужно ли подсчитывать общее количество бактерий?» — спрашивает какой-то шутник, выбрасывая в ведро горсть беловатого ила.

Наконец разборка улова закончена. Вот его результаты: двадцать пять крошечных морских анемон, крепко сидящих на камнях; шестьдесят один маленький морской огурец, или голотурия, пять малюсеньких двустворчатых раковин, один еще более миниатюрный рачок простейшего типа и голова аннелиды — кольчатого морского червя, который, по-видимому, вздумал высунуться из своей песчаной норки в тот самый момент, когда трал проходил над ней.