Война по Убеждениям (СИ) - "Wilhelm Winter" - Страница 24

— Я хочу пообщаться с богом в одиночестве и тишине — негромко сказал он, вылетевшему непонятно откуда священнику. Тот несколько секунд лишь хлопал глазами, но потом быстро сообразил. Это был не первый визит Крелианского в эту церковь и оба знали, что будет происходить дальше. Священник подошел к входной двери и поклонившись все так же стоявшему возле входа Герфорду, промолвил:

— Никто не посмеет вас потревожить

Дверь хлопнула, и дворянин остался в полном одиночестве, глядя на потолок святого места. Солнечный свет падал сквозь окна и небольшой высокий купол, чтобы расположен на самом верху. Линии света ложились ровными полосками на землю и внутри этого света было отчетливо видно, как пыль, то взлетает от дуновения, то оседает, когда все затихает. Герфорд сделал несколько неуверенных и очень тихий шагов, приближаясь к ближайшей иконе Иисуса Христа, после чего рухнул перед ним на колени, не в силах осмелится и поднять взгляд на святого. Он медленно начал стягивать со своего лица тряпки, что скрывали почти все его время черты лица от посторонних взглядов. Тряпки одна за другой начинают падать на пол и пыль вновь подымается в воздух.

— Черт — тихо выругался дворянин, когда снимал очередную повязку и задел кРаэшком ногтя кончик ноздри и при этом немного разодрав его. Вскоре повязки окончательно освободили голову уже не сильно молодого, но еще полного сил человека. Герфорду было почти в два раза больше чем Фридриху. Около сорока, но точно он не помнил сколько ему лет, так как давно перестал их считать. Голова была лысая, то есть на ней отсутствовала любая растительность, включая усы или бороду. На шеи виднелось множество мелких порезов. Следующей частью тела были руки и торс. Правая рука была местами покрыта ожогами, а вся спина изрезана в огромном количестве шрамов, что покрывали иногда даже друг друга.

— Сын господа, да светится имя твое — тихо прошептал Герфорд, все еще не осмеливаясь поднять взгляд вверх и лишь всматриваясь в деревянный пыльный пол. Несколько минут он просто стоял на коленях, раздевшись по пояс и оставив босыми ноги, при этом упираясь кулаками в пол и не поднимая головы, после чего внезапно и довольно громко крикнул:

— Святой отец!

Входная дверь вновь скрипнула и внутри помещения показался священник. Он неуверенно сделал пару шагов, при этом так же стараясь не смотреть на Герфорда, чтобы не прогневать его.

— Возьмите с лавки повязку и завяжите свои глаза, святой отец — уже очень тихо продолжил дворянин. Святой отец, что представлял из себя пожилого, но все еще местами красивого мужчину, неуверенно и очень нервно схватился за указанный ему кусок ткани, после чего несколько раз обернул вокруг головы, но продолжал держать голову повернутой в другую сторону.

— Принесите плетки — продолжал Герфорд. Священник пару раз дернулся, после чего неуверенно наощупь побрел между рядами. Через несколько минут он вернулся, неся в руках самые разнообразные орудия для пыток. Подойдя он положил все это возле своего господина

— Идите — тихо приказал ему стоявший на коленях человек. Священник повиновался и медленно дойдя до двери, наконец решился снять свою повязку, после чего покинул церковь, скорее всего продолжая сторожить дверь.

Герфорд взял в руки первую плетку и обращаясь к иконе заговорил:

— За мои грехи и грехи моей семьи! Прошу, пусть наказание понесу только я. Не трогай остальных, они просто ничего не понимают.

Губы задрожали, и он замолчал, после чего резко выпрямился и сделав глубокий выдох, с размаху ударил себя по спине. Кожа начала лопаться от резкого удара плотной веревкой. Герфорд почувствовал, как по спине потекла теплая жидкость. Он немного поморщился и сжав зубы, сумел не закричать от боли.

— С каждым разом, боль становится все менее и менее чувствительной. Это неправильная сущность человека. Это ненасытность человека. Он привыкает ко всему и то что у него есть начинает казаться ему очень малым состоянием. Это порождает новые войны, конфликты и жадность.

Еще два удара. Теперь боль стала сильнее, но все еще была терпимой.

— Я обязан изгнать из себя остатки сатаны. Остатки нечистой силы, что бы ты позволил мне войти в рай. Ты умер за наши грехи, позволь умереть за грехи моей семьи!

Вновь удары. Звук рассекаемого воздуха и некий «шлепок» по коже звучали необычайно громко в полнейшей тишине пустого помещения.

— Человек которого, я собираюсь убить — не достоин жить! Он даже недостоин называться человеком… Что? Прости! Ты прав, я не наделен той властью, чтобы решать кому жить, а кому умереть. — несколько секунд длилось молчание, после чего Герфорд добавил:

— За то, что позволил себе слишком многое

Вновь удары, но на этот раз они были куда тяжелее и человек бил, стараясь изо всех сил. На этот раз организм не выдержал и из него вырвался непонятный вопль. Хлыст выпал из рук, и они автоматически потянулись к месту соприкосновения спины и плетки. Пальцы моментально почувствовали красные потоки жидкости, что это окрасили всю спину и продолжали течь вниз… От этого намокали штаны и под дворянином начинала появляться красная лужица, но пока что небольшая. Он уперся двумя руками в пол и начал тяжело дышать.

Внезапно дверь хлопнула.

— Господин — послышался крик, но Герфорд лишь завопил:

— ПРОЧЬ!

Дверь вновь хлопнула, и явно испуганная фигура покинула церковь. Крелианский распрямился и перекрестился, глядя на икону господа.

— Я знаю ты меня слышишь! Я знаю, ты есть где-то там! В светлом мире! Ты заслужил его, но лишь одно мне непонятно! Почему ты не отвечаешь мне? Что я еще должен сделать, чтобы стать достойным?

Он поднял хлыст и проведя по нему пальцем, откинул в сторону. Тот с негромким стуком, что эхом проносился по помещению, упал и немного прокатившись застыл. Герфорд упал лбом в деревянный пол и разбив себе лоб прошептал:

— Аминь

После чего вновь разогнувшись и вытерев капли, что стекали в глаза, рукой, начал вновь наматывать свои тряпки. Те впитывали в себя кровь, меняя цвет, но также останавливая кровотечение. Накинув на себя шкуры и окончательно одевшись, он вновь перекрестился, после чего так и не решившись посмотреть туда, где были нарисованы глаза, направился к двери. Натянув свои сапоги, он налег на дверь, и та отворилась. Солнечный свет ударил по глазам. Он оглянулся и увидел перепуганного до смерти священника, что зажался в угол между стеной и дверью, когда показался господин и стоявшего на коленях перед входом посыльного. Тот начал говорить первым:

— Прошу прощения, господин

Звук удара и солдат окончательно упал на землю. Герфорд потер тыльную сторону кисти. Пощечина получилась хорошая.

— Запомни! Нет ничего важнее господа бога, его деяний или его учений! Все остальное всегда может подождать!

— Прошу прощения — только и мог выдавить из себя посыльный, что не решался подняться с земли. Герфорд вновь занес руку, но на этот раз ударил уже самого себя. Потерев ушибленную челюсть, он сказал, обращаясь к лежавшему на земле:

— Встань и скажи, что случилось.

Солдат поспешно вскочил и стряхнув с себя пыль, он еще раз кивнул и торопливо, съедая окончания у слов, заговорил:

— Пришли вести. Армия Генриха четвертого собралась и начала движение в сторону Харцбурга, а потом и выше в Саксонию к месту расположения крестьянской армии.

— Хм

— Это еще не все. Пришла птица от людей, что следят за Фридрихом. К нему прибыли люди Клемсена и те запершись в центральном поместье что-то обсуждают. Пробраться внутрь пока что не удалось. Здание чересчур хорошо охраняется.

— Теперь все?

— Из срочного все — кивнул гонец. Герфорд махнул рукой, давай знак, что он свободен, после чего достал из сумки увесистый мешочек, в котором звенели монеты. Он подошел ко все еще перепуганному священнику и протянул ему этот мешочек со словами:

— На нужды церкви.

Тот неуверенно взял подношение, а дворянин развернулся и размеренным шагом зашагал в сторону своего дома. Дома, что был, по его мнению, чересчур роскошным и богатым. Дома, в котором он и не жил, а сохранял только для своей сестры, Терезы и Раэ. Он все еще надеялся, что Раэ сумеет переубедить Фридриха сменить сторону и Герфорду не придется вновь рисковать любовью Терезы для достижения праведной цели, подвергая угрозе этого мальчишку, когда тот в очередной раз встанет у него на пути.