Страна Арманьяк: Бастард. Рутьер. Дракон Золотого Руна (сборник) - Башибузук Александр - Страница 39

– Оставьте, бастард. Я поступил по велению своего сердца и ни о чем не жалею. Но вы мой должник. Барона де Монфокона должен был убить именно я. И я вам этот долг еще вспомню, – рассмеялся виконт.

– Как барон оказался здесь?

– Приехал вчера, рассказал, что убил вас в честном сражении. Меня немного насторожило то, что он прибыл один, без свиты и своего отряда. Но, к сожалению, я не обратил особого внимания на это. Как раз прибыли сеньор де Кастельно де Бретену с аптекарем мэтром Гернадоном и предъявили мне приказ руа допустить их к контессе. Барон присоединился к ним, и… В общем, вы уже знаете, чем это закончилось. Я протестовал, но они уверили меня, что не нанесут ей вреда.

– Я действительно сражался с отрядом барона. Я и мой эскудеро уничтожили его полностью.

– Как? Весь? – изумился виконт.

– Да, около двадцати человек. Но не стоит удивляться. С нами был Бог, так как мы сражались за правое дело. Де Монфокон перед этим вырезал приют для паломников ордена доминиканцев и лично подвергнул пыткам их приора, отца Иакова. Так что Господь вложил меч мщения в мои руки. Но… после того как погиб весь его отряд, даже его пажи, которых он заставил сражаться, де Монфокон не принял бой, а позорно сбежал…

– Святая дароносица!.. – воскликнул виконт. – Как он мог… Эта собака недостойна носить золотые шпоры.

– Именно так, но уже не стоит об этом разговаривать. Он получил свое. Виконт, у меня есть время задать вам еще один вопрос?

– Задавайте. Я подниму тревогу именно в тот момент, когда обнаружу, что барон и аптекарь закололи друг друга. Вас же буду искать только как свидетеля, способного пролить свет на это загадочное событие, – ухмыльнулся виконт.

– Как Жанна попала сюда и какую роль вы в этом сыграли?

– Я сумел во время резни в Лектуре спасти контессу и ее свиту. Солдатню уже никто не контролировал. Вы уже знаете, что случилось с вашим батюшкой?

– Да, виконт. Не будем на этом останавливаться.

– Хорошо… Хоть он и был номинально моим врагом, я все равно преклоняюсь пред его смелостью и доблестью. Упокой Господь душу этого мудрого и храброго человека… – Виконт перекрестился. – Так вот. Его преосвященство кардинал Жоффруа приказал мне сопроводить контессу в этот замок и содержать ее тут до распоряжений Луи. Остальное вы уже знаете… Но, Жан… вам пора.

– Еще раз, виконт: вы мне теперь друг и брат, – я снял с пальца перстень, доставшийся мне от де Граммона, который я, к счастью, забыл снять перед отправкой в замок. – Примите этот перстень в дар как залог нашей дружбы.

– Воистину щедрый подарок… – Виконт рассмотрел перстень и сразу надел его на палец. – Я принимаю вашу дружбу, Жан. Не переживайте, контесса будет погребена достойно своего положения и по христианскому обычаю. А теперь – вперед. Помните, у вас всего половина часа…

Как только я пересек крепостной ров, спало наваждение, которое и руководило всеми моими поступками в замке. Я опять стал Александром Лемешевым и одновременно с этим на меня напал холодящий кровь ужас.

Твою же мать… Как? Как я умудрился совершить столько глупостей? Воистину совсем ума лишился. Такое только в страшном сне может присниться. Заколол двух человек в замке, полном солдат, и благополучно свалил… положительно у меня с мозгами не в порядке.

Бастард… Бастард! Это не я. Черт… Я даже не говорил во время этого ужаса своим языком. Одна возвышенная благородно-куртуазная хрень. Фу… Мама дорогая… Пронесло…

Вместе с постэффектами от совершенных поневоле безумств, пришла тихая грусть. Как ни крути, в этой эпохе я все-таки бастард д’Арманьяк. Живу его жизнью, ношу его имя, вынужден продолжать его дело… черт возьми, я уже и в мыслях называю себя его именем!

И… и переживаю его потери как свои. Да… Как ни крути, именно я потерял сейчас свою любимую женщину и своего еще не родившегося сына. И именно мои слезы сейчас льются от бессильной злости…

Ну, Паук… Не знаю, как случилось в исторической действительности, вряд ли благоприятно для бастарда, но в моем варианте будет совсем по-другому. Я перепишу старую шлюху-историю на новый лад. Присягаю своей жизнью.

А теперь надо как можно быстрее добраться до Тука…

Погонял несчастного мула так, что он пал без сил примерно за пару сотен метров до того места, где меня ждал шотландец с лошадьми.

Оставшееся расстояние преодолел бегом, по пути крикнув смазливой пастушке, гнавшей коз, что дарю ей мула, лежащего на дороге впереди нее.

Влетел в лесок и стал быстро срывать с себя монашеское одеяние.

– Ну как, монсьор? – Тук подскочил и стал помогать мне.

– Всё сделал. Гореть в аду портному, придумавшему эти дурацкие шоссы… – Споткнулся в спешке и рухнул в кусты.

– Как – всё? – восхищенно ахнул шотландец и помог мне встать.

– Так… Неси кольчугу… де Монфокон уже в аду…

– Господи, чудесны произволения твои! – воскликнул Тук. – Надеюсь, что эта скотина познала муки перед смертью.

– Не знаю… Плевать… Но он сдох… Доспех давай, орясина, через пять минут за нами вышлют погоню…

– Плевать, монсьор! – Тук затянул ремни на кирасе. – Мне уже ничего не страшно. С вами Бог, ваша милость, иначе нельзя сказать. Только по его воле можно совершить такой подвиг. Куда мы сейчас?

– В Арагон! Я подниму весь мир против ублюдка Паука…

– Поднимете, никуда от вас мир не денется, а вот верного эскудеро, при благородном кабальеро, орясиной обзывать негоже. – Тук строптиво фыркнул и поправил наплечник. – Я тут, можно сказать, весь измаялся, вас поджидая, уже штурмом замок брать собрался, а вы – орясина…

– Тук… Ты мне больше, чем эскудеро. Понял? – Хлопнул оруженосца по плечу. – Понимаю, что негоже тебя хаять, но это я любя.

– Это как? – отшатнулся шотландец.

– Да не бойся ты. Братской любовью… – Застегнул пряжку на поясе и попрыгал. – Ну вроде все. По коням, мой брат, мой друг, верный эскудеро и вечная орясина. Да не кривись, не кривись, не буду больше…

– Контессе нездоровится, и она не может вас принять. – Камеристка Магда склонилась предо мной в глубоком реверансе.

– Что с ней, Магда? Возможно, стоит вызвать мэтра Пелегрини и он ее осмотрит?

– Не извольте беспокоиться, ваша милость…

– Я передумала, Магда; вы можете войти, Жан. – Дверь покоев Жанны де Фуа приоткрылась, она нетерпеливо поманила меня пальчиком и приказала камеристке: – А вам, Магда, следует остаться здесь и проследить, чтобы нас никто не побеспокоил.

Я прошел в будуар. Основное место в нем занимала громадная кровать с шелковым балдахином, ноги утопали по щиколотку в ковре, привезенном из Леванта. Стены покрывали драпировки из парчи и бархата, оттеняя гобелены с искусно вышитыми шелком идиллическими картинками. Но более всего привлекали к себе внимание усыпанные жемчугом четыре трехсвечных шандала из чистого золота. А в них стояли большие восковые свечи полуметровой высоты…

Я припомнил, как скуповатый по жизни отец потратил на эти покои целое состояние по первому требованию Жанны.

Ранее в них проживала моя матушка Изабелла, но, после того как она ушла в монастырь и отец женился, молодая жена ни секунды не захотела мириться со старой обстановкой.

– Жан, нам надо поговорить, – немного нервно заявила девушка и прогнала с кровати левретку.

– Я всегда к твоим услугам, Жанна, и не далее как вчера сам просил тебя об этом, но ты сослалась на головную боль. А позавчера ты заявила, что плохо спала и у тебя нет настроения. А еще раньше…

– Не надо продолжать. – Жанна со злостью зашвырнула в угол большую венецианскую куклу. – Я тебе все объясню.

– Тебе недолго придется объяснять… Я примерно уже все понял. Ты больше меня не любишь. Так ведь?

– Это жестоко, Жан: видит бог, все совсем наоборот… – Жанна встала, собираясь подойти ко мне, но потом сдержалась и опять села на кровать. – Ты ничего не можешь понимать… Я… я… я, слава Присно деве Марии, понесла!

– Как это?