Тень и кость - Бардуго Ли - Страница 7

Он перебил:

– Кто ты?

Я недоуменно заморгала.

– Я… я картограф, сэр.

Раевский нахмурился. Отозвал в сторонку одного из солдат и что-то пробормотал ему, после чего тот поспешил обратно к докам.

– Пошли, – сухо продолжил офицер, обращаясь ко мне.

Я почувствовала толчок винтовки в спину и двинулась вперед. У меня было очень плохое предчувствие насчет того, куда меня вели.

«Не может быть, – думала я в отчаянии. – Это какая-то бессмыслица».

Но когда перед нами появилась огромная черная палатка, не осталось никаких сомнений. Вход в шатер гришей охранялся сердцебитами и опричниками, облаченными в форму цвета древесного угля – элитные солдаты из личной охраны Дарклинга. Опричники не были гришами, но пугали не меньше.

Корпориалка со скифа посовещалась с охраной у палатки, а затем исчезла внутри вместе с полковником Раевским. Я ждала, сердце бешено колотилось, вокруг перешептывались и глазели, и мое беспокойство росло. Высоко надо мной трепетали на ветру флаги: синий, красный, фиолетовый, а над всеми ними – черный.

Еще прошлой ночью Мал и его друзья смеялись над предположениями, как можно пробраться в эту палатку, и гадали, что они найдут внутри. Похоже, мне предстоит это узнать.

«Где же Мал?»

Этот вопрос преследовал меня – единственная ясная мысль, которую удалось сформулировать.

Казалось, прошла вечность, прежде чем корпориалка вернулась и кивнула капитану, который провел меня в палатку гришей. На секунду все мои страхи исчезли, их затмила окружившая меня красота. Изнутри стены палатки были украшены каскадами бронзового шелка, ловившего сияние от свечей в люстре. Полы были покрыты богатыми коврами и мехами. Блестящие шелковые перегородки делили пространство вдоль стен на отсеки, в которых собрались гриши в своих ярких кафтанах.

Некоторые стояли и разговаривали, другие устроились на подушках и пили чай. Двое склонились над партией в шахматы. Откуда-то послышался звук рвущейся струны балалайки. Поместье князя было красивым, но то была меланхоличная красота пыльных комнат и облупившейся краски; слабое эхо былой роскоши. Шатер гришей не походил ни на одно из мест, что мне доводилось видеть – сам воздух был пропитан могуществом и богатством. Солдаты провели меня по длинной ковровой дорожке, в конце которой виднелся черный павильон на возвышении.

По палатке понеслась волна любопытства. Мужчины и женщины замолкали на полуслове, чтобы посмотреть на меня; некоторые даже привстали и вытянули шеи. К тому моменту, как мы дошли до возвышения, комната погрузилась в тишину, и я была уверена, что все слышали стук моего сердца.

Перед черным павильоном несколько министров в богатом облачении с королевским гербом – двуглавым орлом – и группка корпориалов собрались вокруг длинного стола с развернутыми картами. Во главе стола стоял стул с высокой спинкой из чернейшего дерева и искусной резьбой. На нем развалившись сидел парень в черном кафтане. Его подбородок покоился на бледной ладони. Лишь один гриш носил черное… лишь одному позволялось носить черное. Полковник Раевский встал рядом с ним и начал что-то тихо говорить. Я смотрела на фигуру в черном, разрываясь между страхом и благоговением.

«Он слишком молод».

Этот Дарклинг командовал гришами еще до моего рождения, но человек, сидевший на помосте, выглядел ненамного старше меня. У него были тонкие черты лица, густые черные волосы и ясные серые глаза, мерцающие, словно кварц. Я знала: чем гриш сильнее, тем дольше он живет. Дарклинги были самыми сильными из всех, но я чувствовала в этом неправильность и помнила слова Евы: «Он неестественный. Как и все предыдущие».

Высокий, звенящий смех зазвучал в толпе, образовавшейся около меня у подножья. Я узнала красавицу в синем кафтане, ту самую из экипажа эфиреалов, которая так увлеклась Малом. Она прошептала что-то своей подруге с каштановыми волосами, и обе захохотали снова.

Мои щеки загорелись, когда я представила, какой у меня вид в порванном старом пальто, особенно после путешествия в Тенистый Каньон и битвы со стаей голодных волькр. Но все равно задрала подбородок и посмотрела красавице прямо в глаза.

«Смейся сколько влезет, – мрачно подумала я. – О чем бы вы ни болтали, я и похуже слышала».

Она на секунду задержала на мне взгляд, а затем отвернулась. Я наслаждалась коротким приливом удовлетворения, прежде чем голос полковника Раевского вернул меня к реальности.

– Приведите их, – сказал он.

Я повернулась, чтобы увидеть очередных солдат, ведущих побитых и озадаченных людей по проходу в палатку. Среди них я заметила солдата, стоявшего рядом со мной, когда напала волькра, и старшего картографа – его обычно чистое пальто было рваным и грязным, а лицо – напуганным.

Мое беспокойство только возросло, когда я поняла, что все они – выжившие с моего скифа, и что их привели к Дарклингу в качестве свидетелей. Что же случилось в Каньоне? Что, по их мнению, я натворила?

У меня перехватило дыхание, когда я опознала своих друзей в группе следопытов. Первым заметила Михаила, чья рыжеволосая башка покачивалась над толпой на толстой шее, а на него опирался очень бледный и изможденный Мал. В прорехах его окровавленной рубашки видны были бинты.

Я почувствовала, что у меня подкашиваются ноги, и я прижала ладонь ко рту, чтобы подавить всхлип. Мал жив! Я хотела протолкнуться сквозь толпу и обнять его, но мне оставалось лишь смотреть. Меня накрыла волна облегчения. Что бы там ни случилось, мы будем в порядке. Мы пережили Каньон и переживем это безумие.

Я обернулась к помосту, и вся радость испарилась. Дарклинг смотрел прямо на меня. Он все еще слушал полковника Раевского, его поза была такой же расслабленной, как раньше, но напряженный взгляд был сосредоточен на мне. Когда он снова повернулся к полковнику, я поняла, что задержала дыхание.

Потрепанная группка выживших дошла до подножья помоста, и полковник Раевский приказал:

– Капитан, докладывайте.

Тот встал и ответил безразличным тоном:

– Примерно на тридцатой минуте переплава на нас напала большая стая волькр. Они окружили нас, и мы несли тяжелые потери. Я боролся на правом борту скифа. В этот момент я увидел… – мужчина замешкался, а затем продолжил уже менее уверенным голосом. – Не знаю, что именно я видел. Вспышку света. Ясную, как день, даже ярче. Будто я смотрел на солнце.

Толпа зашепталась. Выжившие со скифа кивали, и я обнаружила, что киваю вместе со всеми. Солдат рявкнул, чтобы все замолчали, и продолжил:

– Волькры скрылись, и свет исчез. Я немедленно приказал вернуться к докам.

– А девчонка? – спросил Дарклинг.

С холодным уколом страха я поняла, что он говорит обо мне.

– Я не видел девчонку, мой суверенный.

Дарклинг приподнял бровь, поворачиваясь к остальным выжившим.

– Кто на самом деле видел, что произошло? – его голос был безразличным, далеким, почти незаинтересованным.

Те погрузились в тихую дискуссию друг с другом. Затем медленно и робко вперед вышел старший картограф. Я почувствовала резкий приступ жалости. Никогда не видела его таким потрепанным. Его редкие темные волосы торчали во все стороны, пальцы нервно теребили край порванного пальто.

– Расскажи нам, что ты видел, – приказал Раевский.

Картограф облизал губы.

– Нас… нас атаковали, – робко начал он. – Каждый отбивался, как мог. Много шума. Много крови… Один из парней, Алексей, был убит. Это ужасно, ужасно, – его руки дрожали, как две трепещущие пташки. Я нахмурилась. Если картограф видел, как на Алексея напали, почему не попытался помочь? Старик прочистил горло: – Они были повсюду. Я видел, как одна тварь направилась к ней…

– К кому? – спросил Раевский.

– К Алине… Алине Старковой, одной из моих помощниц.

Красавица в синем усмехнулась и наклонилась к подружке, чтобы прошептать той что-то на ухо. Я сжала челюсть. Как приятно знать, что гриши оставались снобами даже в разгар повествования о нападении волькр!