Алый король (ЛП) - Макнилл Грэм - Страница 45

Сверкнули пурпурные молнии, завыли угольно-черные фантомы волков. Рокотали выстрелы, лязгала сталь, рычали бойцы, металл скрежетал по металлу. Нагасена ринулся вверх, перепрыгивая по три ступени разом и рывком поворачивая на площадках между маршами. Лестница покрылась изморозью, и Йасу, несколько раз поскользнувшись на обледенелых участках, вынужденно замедлил бег.

Завернув на последний пролет, Нагасена выхватил волкитный пистолет с серебряной отделкой — оружие, более чем способное уложить легионера. Последний раз агент стрелял из него в Лунного Волка, который ныне вернулся на службу Императору.

Йасу отчетливо почувствовал на губах горький вкус прокисшего молока. Имперцы надеялись, что в построенных чужаками стенах Камити-Соны враги лишатся пси-способностей, но судьба распорядилась иначе.

По коридору и обломкам расколотого парапета ползли коронные разряды. Над полом висела пелена мерцающего тумана, и от каждого вдоха у Нагасены кружилась голова.

В широкой галерее повсюду валялись куски тел. Никто не сосчитал бы трупов — настолько неистовыми были убийцы. Агенту попадались на глаза обломки костей, торчащие из рваных лохмотьев плеча; разрубленные шлемы, из которых текла ярко-алая влага и размозженные мозги; груды растоптанных кишок и фрагменты брони, разорванной голыми руками.

Ни один из множества фрагментов плоти, лежащих в лужах крови с резким химическим запахом, не принадлежал космодесантникам Шестого.

Хотя битвы между легионерами всегда превосходили в жестокости даже самые беспощадные схватки между смертными, при виде подобной свирепости Йасу почувствовал себя запятнанным. Казалось, он заплатил за союз с фенрисийцами частичкой своей души.

Нагасена побежал по уровню камер туда, откуда доносились племенные боевые кличи и грохот стрельбы. Стены вокруг него, прежде гладкие, покрылись воронками от разрывов болтов и напоминали прибрежные утесы, а пол был скользким от крови и тающего льда.

Как только агент вбежал в густую дымку, зал сотрясся от чудовищных раскатистых ударов, похожих на непрерывный звон исполинского колокола. Оступившись, Йасу упал на одно колено.

В этот же миг туман как будто вздрогнул, и что-то вылетело из него. Агент бросился наземь, и треснувший баклер Виддоусина, просвистев над ним, врезался в стену. До половины войдя в камень, щит застрял и мелко завибрировал. На мгновение Йасу испытал дурноту — ему показалось, что он видит кладку сквозь металлический диск. Только по лязгу доспехов Нагасена понял, что случится в следующее мгновение.

Из мглы вывалились трое легионеров — двое в багряной броне, один в инеисто-серой. Они налетали на стены, как разъяренные быкогроксы, непрерывно молотили друг друга кулаками, впечатывали в животы локти и колени.

Осознав, что он всего лишь жучок под ногами безразличных великанов, Нагасена метнулся в ближайшую камеру.

У дальней стены лежали два обугленных скелета, сплавленные вместе яростным, нестерпимо жарким огнем. Из покрытых золой черепов на Йасу с невыносимым обвинением взглянули живые глаза. Отпрянув, он потер лицо рукой и снова посмотрел на останки, но увидел только черные провалы глазниц.

Поднявшись на ноги, агент прижался спиной к стене у входа. Снаружи донесся звериный рев, и в камеру влетел воин Тысячи Сынов. Врезавшись в скелеты, легионер раскрошил их.

Он немедленно попытался встать, однако в помещение уже ворвался Ольгир Виддоусин, заняв собой оставшееся свободное место. Фенрисиец с размаху всадил сабатон в лицо врагу, и его подошва уперлась в стену — череп колдуна разлетелся на куски в фонтане крови и костяных осколков.

Ольгир тут же развернулся, но недостаточно проворно. Другой отпрыск Магнуса вошел в камеру, выставив руку перед собой; невидимая сила отшвырнула Виддоусина к стене и намертво прижала.

Волк завыл, стараясь высвободиться из-под незримого гнета, на шее у него вздулись жилы. Легионер в багряной броне сделал еще шаг вперед, неотрывно глядя на Ольгира с такой ненавистью, что Нагасена побледнел.

Лицо воина, коричневато-красное, как у нордафрикейцев, покрывали кровоточащие ссадины. Волосы на голове он подбривал, оставляя треугольный выступ, и носил туго заплетенную «озирисову» бороду.

Сын Магнуса повел другой рукой вбок. С фенрисийца слетел нагрудник, за которым быстро последовали наплечники и оплечья.

— Я вырежу тебе сердца, — пообещал чернокнижник. Подступив еще ближе, он снял с пояса изогнутый нож-хопеш. — И ты увидишь каждый кровавый разрез моими глазами.

Йасу затаил дыхание и стиснул пальцы на обтянутой кожей рукояти Сёдзики. Пристально глядя на врага, он представил, как должен пройти клинок.

Нагасена позволил колдуну еще на шаг подойти к Ольгиру.

Затем развернулся на четверть оборота, занес меч и опустил его идеальным взмахом саю-мен[78].

Клинок отсек легионеру кусок черепа от макушки до нижней челюсти. Йасу одновременно расслабил обе руки, выполнив движение сибори, и меч выскользнул из раны. Противник повернулся к нему; изумленно глядя на агента уцелевшим глазом, он шевелил губами, пытаясь произнести какие-то последние слова.

Но прощальная речь не удалась: Виддоусин схватил чернокнижника за подбородок и свернул ему шею.

— Не давай им говорить, — сказал Волк. — Даже мертвецам.

Пурга улеглась, осколки камня и льда осыпались на пол искрящимся дождем. Горстка уцелевших Клинков Анкхару наконец справилась с бешеными атаками рунного жреца — воины Мемунима оградили товарищей кин-заслоном. Санахт и Люций наблюдали за расплывчатыми фигурами, что расхаживали с другой стороны барьера. Оба мечника поводили плечами, готовясь продолжать бой.

Ариман чувствовал, как феноменальная мощь псайкера VI легиона вгрызается в щит, словно дикий зверь. Фенрисиец черпал силу в своих товарищах, что никогда не удавалось адептам братств.

— Подумать только, чему бы вы смогли научиться друг у друга при иных обстоятельствах, — заметил Афоргомон. — Представь, как ярость и могущество Фенриса сплелись бы с выучкой и мастерством Просперо.

— Такому никогда не бывать, — отрезал корвид.

Ёкай с символами на корпусе покачал головой:

— Азек, ты вроде не настолько глуп, чтобы бросаться категоричными заявлениями.

— Однажды я пробовал создать такой союз, — с неохотой признал Ариман. — Но порой нечто разбитое уже не собрать воедино.

— Извини за выбор слова, но я молюсь, чтобы ты ошибался. — Менкаура кивком указал на перепуганных узников, державшихся за Азеком и автоматоном. Демон поддерживал вокруг них низкоуровневый кин-щит, но чары рассеивались так же стремительно, как Афоргомон наводил их. Причин происходящего Ариман не понимал.

— Прости, брат, — отозвался Азек. Летевший в него сплошной заряд обратился в струйку пара, которая зашипела на металле наплечника, и воин пригнулся. — Новая битва с Волками изменила пропорцию моих соков, пробудив меланхолию[79].

— Странно.

— Почему?

— В наших братьях преобладает холерический настрой, но в тебе я вижу обратное.

— Волны Великого Океана по-разному разбиваются о берега каждой из душ, — ответил Ариман. — Сейчас эфирный прилив обрушивается на эту тюрьму с такой силой, будто жаждет уничтожить то, что столь долго сдерживало его.

— Ты приписываешь злой умысел измерению, не обладающему разумом, — указал Менкаура.

— Так, поэтическая вольность.

— Как же вы оба наивны, — вмешался Афоргомон. Ёкай постучал себя пальцем по груди, где под резными спиралями оберегов светилась чернотой сущность демона. — С того дня, как один человек впервые проломил череп другого камнем, люди засеивали варп семенами и злого умысла, и разума.

Азек подавил желание схватить автоматона и выбросить за край галереи. Тварь почуяла ненависть воина и рассмеялась, словно провоцируя его.

Тонкие, как карандаш, лучи волкитной энергии вонзились в кладку над ними. Ариман отошел в сторону, подальше от летящих сверху капель расплавленного камня. Он мельком взглянул на осыпающиеся перила, возле которых Солнечные Скарабеи и Оперенные бились с закованными в железо врагами. Легионерам противостояли отряды насекомообразных роботов с конечностями-крюками и выпуклыми глазами, а также летающие кибернетические воины-трэллы.