Пирожок для спецназовца (СИ) - "Янтарна" - Страница 1

Майор Димитрос Новак просматривал доставленную дежурным сводку происшествий, выделяя маркером «праздничные» происшествия — из главного управления затребовали отдельный рождественский отчет. Плетенка из соломы, увитая золотой лентой и бусами из можжевеловых ягод, обрамляла настенные часы. Время близилось к восьми вечера. В кабинете царила тишина. Неужели не позвонит? Отступился? Или нашел другой выход?

Внутренний служебный телефон деликатно затренькал, словно звонивший дожидался, пока Димитрос уделит ему место в своих мыслях.

— Новак слушает.

— Димко, я внизу, на КПП. Можно подняться и поговорить?

— Заходи.

Положив трубку на допотопный аппарат, Димитрос позволил себе глубокий вздох. Навалилось неприятное ощущение, что Анджей собирается накинуть на него удавку. Сейчас накинет, а потом годы затянут.

«Да что я себя заранее на беды настраиваю? Камул подаст, Хлебодарный вывезет… как-нибудь обойдется».

Стрелка часов щелкнула, задевая цифру XII. Плетенка задрожала, одна из можжевеловых ягод упала и покатилась по полу, словно пыталась найти и изгнать Демона Снопа, притаившегося среди канцелярской мебели. Люди и оборотни чтили зимнее солнцестояние — каждый по-своему. Люди верили, что в этот вечер случилось рождение их Бога во плоти, и звезды, зажженные ангелами, привели пастухов и волхвов к хлеву, где Богоматерь лелеяла младенца. Оборотни праздновали изгнание Демона Снопа. По их преданиям в этот день Хлебодарный отхлестал можжевеловым веником нечисть, портившую зерно в амбаре, и тем самым спас племена от голодной смерти — суровая зима лишила леса дичи и поставила лис и волков на грань вымирания.

Чем теснее переплетались судьбы двух народов, тем больше общих черт находилось в праздниках. Люди начали добавлять можжевельник в рождественские венки, оборотни — перевивать солому золотыми лентами и приправлять имбирем зимнее печенье. Звучали псалмы в храмах, вечерами светились украшенные гирляндами ели, полыхали костры, пожиравшие соломенные подношения и окуривавшие города и села можжевеловым дымом. Завершал декаду День Подарков — а от такого чудесного праздника кто откажется?

— Тук-тук! — Анджей толкнул дверь, вошел, прикрываясь, как щитом, бутылкой дорогого коньяка. — Я с подарком. На денек раньше, чем положено, но, думаю, Камул с Хлебодарным не обидятся.

— Присаживайся, — Димитрос указал на кресло для особо важных посетителей, отодвинул бумаги, полез в сейф за стопками.

Янтарная жидкость, зажатая стеклянными гранями, всколыхнулась, когда наполненные стопки соприкоснулись в молчаливом пожелании здоровья.

— Ты знаешь, почему я пришел, — отпив, проговорил Анджей. — Возьми парня в отряд. Должен буду, отплачу, чем смогу. Я его прикрывал, сколько мог. Сегодня мне влепили выговор за злоупотребление служебным положением в личных интересах.

— Его уволили? Служебное несоответствие?

— Я уговорил начальство принять рапорт по собственному желанию.

Димитрос пригубил коньяк, залип взглядом на можжевеловых бусах, прислушиваясь к себе. Он мог отказать Анджею. Не вмешиваться в чужую судьбу, устраниться, пустить дело на самотек. Избежать неминуемых неприятностей, в конце-то концов.

— Это же он меня нашел, — глухо сказал Анджей, отставляя стопку. — Командир поискового отряда велел сворачиваться, а он полез в подвал, где воды по колено было, добрался до третьей комнаты, дверь вышиб, когда меня услышал. И врача заставил на месте реанимационные мероприятия провести. Если бы мне сразу брюхо от аконита не промыли…

— Я думал, врач сам…

— Нет. Он наорал, пригрозил, и…

— Ладно. Возьму.

Анджей просветлел, набрал воздуха в грудь, но Димитрос оборвал его резким взмахом руки:

— Прикрывать не буду. Удержится в отряде — так тому и быть. Не уживется — пойдет в супермаркете на дверях стоять.

— Твое право. Спасибо, что не отказал. Я твой должник.

— У Камула на полях сочтемся. После Дня Подарков пусть в канцелярию зайдет, подаст рапорт. Рассмотрю обычным путем.

Анджей кивнул, потянулся за бутылкой, чтобы освежить стопки. Несколько можжевеловых ягод сорвались с плетенки и заплясали на линолеуме, скрепляя договор.

Дом — крепкий двухэтажный особняк — достался Ахиму при разводе. Адвокаты раскопали имущество мужа, купленное в браке, заставили делить. Ахим забрал особняк, отказавшись от половины квартиры и загородного дома. Жить с Витольдом под одной крышей он больше не собирался, продавать доли не хотел — неизвестно, насколько это затянется. По иронии судьбы особняк Витольд купил своему любовнику-омеге, юному белоснежному волку, твердо намеревающемуся перейти в статус законного супруга. Первый этаж занимала элитная кофейня, безнадежно прогоревшая — любовник пробовал свои силы в бизнесе и крепко промахнулся с выбором места. По диагонали от кофейни, через перекресток, высилось здание городского отдела полиции, раскинувшее щупальца-пристройки на весь кубик. Напротив — пожарная часть, занимавшая часть площади Двух Алтарей, а сбоку — казармы и штаб мобильного отряда специального назначения. Люди и оборотни в форме курсировали из здания в здание, иногда заходили на площадь — зеленый тенистый сквер с часовнями Хлебодарного и Камула — а элитное заведение с дорогущими сортами кофе и авторскими кексами оббегали по кривой дуге. Невысокий уровень культуры, прожорливость и умеренные зарплаты заставляли полицейских, спецназовцев и пожарных толкаться в очередях за пирожками в киоске, приютившемся в углу сквера, носить термосы из ближайшей пельменной и покупать кофе и какао в автоматах, кидая пару монет, а не расставаясь с крупной купюрой.

Бизнес адвокаты отжали вместе с особняком. Ахим оценил ситуацию, порадовался тому, что кофейня была оформлена, как заведение общепита, принадлежащее омеге — со всеми вытекающими из этого льготами и ограничениями — и начал переводить блажь на рельсы обогащения. Первым делом он уволил флориста, отказавшись от ежедневных букетов на столах, вторым — баристу и официанта, третьим — выставил на продажу запасы элитного кофе и чая. Помещение не требовало ремонта, но над начинкой пришлось поработать. Ахим сменил мебель, избавившись от кожаных диванов, заполнил зал длинными столами, лавками и табуретами, добавил десяток высоких столиков для быстрого перекуса и чаепития. Открытую веранду с пепельницами для курения переоборудовать не стал: занавеси из искусственных цветов и лиан никому не мешали, наоборот, могли помочь воякам прятаться от начальства. Нанятые рабочие монтировали холодильники и кухонное оборудование, поверенный Ахима заключал контракты с поставщиками дешевых и сытных полуфабрикатов. Жизнь била ключом. Оставалось привести в должный вид и выставить на рынок аренды квартиры на втором этаже, и нанять персонал для обжорки.

Пару раз Ахим докладывал о ходе дел своим родителям — они тревожились за его моральное состояние, никак не могли поверить в измену Витольда и развод. Старшее поколение, чтящее клятвы у алтаря, не желало принять факт, что Ахим вляпался в пословицу: «Седина в бороду — бес в ребро». Витольд был старше на десять лет, и — как выяснили адвокаты — начал погуливать, справив сорокалетие. Подцепил любовника на корпоративе, через месяц после юбилея.

Наверное, любовника тоже можно было понять: глава крупной строительной фирмы, видный волк с благородной сединой внезапно вспыхивает страстью, осыпает дорогими подарками, желает зачать ребенка. А что супругом обременен… супруг — не стенка, подвинется. Тем более — бездетный. Не родил за восемь лет брака.

Так в итоге и вышло — Ахим подвинулся. Вот только понимать ни мужа, ни любовника не желал: зачем было сначала клясться у алтаря Камула, а потом юлить и прятаться в норах?

Ахим был висом, серединкой на половинку. Отец-альфа — суровый, уже заматеревший волк, отслужил два года в армии по обязательному призыву, и ушел на производство, в сталелитейный цех. Поднялся от мастера до начальника цеха, работал с людьми, волками и даже медведями, дома никогда голоса не повышал, отца-омегу на руках носил и на годовщины дарил роскошные букеты. Отец-омега, песочный лис с бурым ремнем по хребту, был государственным инспектором по охране труда и технике безопасности. Познакомились родители во время проверки на заводе, повстречались около года и пошли к алтарю. Не к Камулу, как принято у волков, а к Хлебодарному. Может, потому и связала клятва крепче, откуда знать?