Здравствуй, незнакомец (ЛП) - Клейпас Лиза - Страница 25

Его мучительно возбуждённый член, твёрдый словно камень, упирался в металлический край стола. Запустив другую руку под юбки, он начал играть с Гарретт, постукивая кончиками пальцев, словно изображая капли дождя. Очертив слегка припухшие створки, Итан пощекотал между ними, раз за разом задевая набухшую сердцевину. Как бы она ни старалась его поторопить, он оставался непреклонным и целеустремлённым, медленно поглаживая, усиливая удовольствие, мучая и себя, и её. Из горла Гарретт рвались всхлипы. Разомкнув её губы ртом, он слизывал эти звуки, наслаждаясь тем, как женское тело дрожало и танцевало от его прикосновений.

Она больше не могла сопротивляться тому ощущению, которое он ей дарил, Гарретт слегка протестовала, желая, чтобы всё происходило быстрее, жёстче, теснее, но Итан только сильнее замедлился, безжалостно терпеливо и непрерывно нагнетая напряжение. И тут начались мощные конвульсии, её плоть переживала интенсивную разрядку, бёдра резко вздрагивали по обе стороны от него. Заглушая пронзительный крик поцелуем, Итан поглаживал и ласкал Гарретт, а она уронила голову ему на плечо, как будто слишком ослабла, чтобы продолжать держать её ровно. Она дышала, издавая тихое воркование от облегчения и удовольствия, и это были самые восхитительные звуки, которые он когда-либо слышал.

В конце концов, Итан убрал руки и обнял Гарретт.

– Я бы любил тебя днём и ночью, если бы только мог, – прошептал он. – Для нас с тобой не существовало бы ни запретов. Ни стыда. Ты и я в кромешной тьме... это моё единственное желание. – Он осторожно просунул руку между их телами, обхватил её грудь и, поцеловав, осторожно поместил обратно под корсет. С другой Итан поступил точно также и начал застёгивать лиф.

Гарретт безмолвно сидела перед ним. Когда Итан застегнул последнюю пуговицу, она положила ладонь ему на грудь, там где билось сердце.

– Возвращайся, – прошептала она. – Отыщи способ, как увидеть меня вновь.

Прижимая к себе стройную, расслабленную фигурку Гарретт, Итан положил щёку на её волосы.

– Не могу.

– Ты бы смог, если бы захотел.

– Нет. – Было бы лучше позволить ей думать о нём худшее, особенно после всего безрассудного потворства его слабостям этим вечером. Но он не мог смириться с мыслью, что придётся её обмануть. Она была единственным человеком, которому Итан не хотел лгать. – Гарретт... Скоро я стану ходячей мишенью. Я предал одного человека, который был мне наставником. Когда он об этом узнает, моя жизнь ничего не будет стоить.

Гарретт какое-то время молчала, играя с пуговицей на его рубашке.

– Ты имеешь в виду сэра Джаспера.

– Ага.

– Это как-то связано с приёмом в Гилдхолле? И с умершим человеком? Мистером Прескоттом?

Предположение попало точно в цель, и Итан мрачно улыбнулся. Он подумал, что если дать ей шанс, она сможет выведать все его секреты, словно вскрыв банку с конфетами.

Приняв его молчание за утвердительный ответ, Гарретт беспристрастно спросила:

– Ты его убил?

– Если я отвечу, то моя жизнь окажется в твоих руках.

– Я к этому привыкла.

"Так и есть", – с удивлением подумал Итан. По всей вероятности, она имела дело с вопросами жизни и смерти чаще, чем он. Глядя ей в лицо, Итан медленно произнёс:

– Я помог инсценировать смерть и тайно вывез его из страны в обмен на информацию.

– О чём?

Итан заколебался.

– О заговоре с участием правительственных чиновников. Если мне удастся разоблачить их, бог даст, это того стоит.

– Нет, если ценой всему твоя жизнь.

– Что стоит жизнь одного человека в сравнении со многими.

– Нет. – Слова Гарретт звучали сейчас очень настойчиво, её рука сомкнулась на отвороте его рубашки. – За каждую жизнь стоит бороться.

– Верить в такие вещи - твоя работа. Моя - верить в обратное. Поверь мне, я расходный материал.

– Не говори так. Скажи, что ты планируешь...

– Гарретт, – мягко прервал он, обхватив её голову руками, – не в моих правилах прощаться. Вместо этого, я тебя поцелую.

– Но...

Итан накрыл её рот своим. Ему казалось, будто он пробежал сквозь тысячи мрачных ночей, сталкиваясь только с насилием, и в прохладное весеннее утро наткнулся на какое-то безмятежное место. С Гарретт он приблизился к ощущению счастья, как никогда за всю свою жизнь. Но, как и все моменты исключительной радости, он был омрачён печальным осознанием своей быстротечности.

– Забудь меня, – прошептал он, когда их губы разомкнулись.

И быстро ушёл, не оглянувшись.

На следующее утро, Гарретт очнулась от беспокойного сна, и начала день как обычно: разбудила отца, дала ему лекарство и, читая газету, позавтракала хлебом с маслом и чаем. Прибыв в клинику на Корк-стрит, она проверила пациентов, поступивших ночью, сделала записи в их картах, дала инструкции медсёстрам и начала принимать пациентов по записи.

На первый взгляд, всё было как всегда. Но в глубине души она чувствовала себя одновременно несчастной, витающей в облаках и пристыженной. Попытки привести себя в порядок отнимали много сил.

Увидит ли она когда-нибудь Итана Рэнсома снова? Как, во имя господа, можно забыть его после всех тех вещей, которые он с ней вытворял? Каждый раз, когда Гарретт задумывалась об этих умелых мужских руках, медленных поцелуях и тихом шёпоте, ей хотелось растечься лужицей на полу. "Ты и я в кромешной тьме... это моё единственное желание”.

Мысли об этом мужчине могут свести с ума, если только им позволить.

Всё шло наперекосяк. Ей действовало на нервы то, как медсёстры щебетали “Доброе утро”. В шкафчиках и кладовых медицинские препараты были разложены неправильно. Персонал в коридорах и общих комнатах разговаривал слишком громко. Когда Гарретт обедала в служебной столовой, весёлая суета, которая обычно доставляла удовольствие, сегодня безумно раздражала. Не обращая внимания на разговоры вокруг, она угрюмо ковырялась в искусно сервированных блюдах: нарезанной холодной курице, салате с огурцом, и розетке с вишнёвой тапиокой.

Во второй половине дня она приняла ещё нескольких пациентов, разобрала корреспонденцию и оплатила счета, а затем пришло время возвращаться домой. Угрюмая и утомлённая Гарретт вышла из двуколки, подошла к входной двери... и остановилась, посмотрев на неё, озадачено нахмурившись.

Знакомая табличка с её именем всё ещё висела на месте, но старый замок заменяла мощная бронзовая врезная модель. Появилась новая литая бронзовая ручка и дверной молоток в виде львиной головы, чьи челюсти сжимали тяжёлое кольцо. В отличие от привычного дизайна, рычащего зверя с прищуром, это животное выглядело довольно дружелюбно и приветливо. Корпус двери отремонтировали и укрепили. Старые петли заменили на прочные новые. К нижнему краю двери прикрепили нащельную рейку-утеплитель.

Она нерешительно потянулся к дверному молотку. Кольцо ударилось о красивую резную бронзовую панель с убедительным стуком. Прежде чем Гарретт успела постучать вновь, дверь плавно распахнулась, и сияющая Элиза забрала у неё сумку и трость.

– Вечер добрый, доктор Гибсон. Поглядите на дверь! Бьюсь об заклад, лучшая в Кингс-Кросс.

– Кто это сделал? – умудрилась проговорить Гарретт, заходя в дом вслед за служанкой.

Элиза выглядела озадаченной.

– Разве вы не нанимали слесаря?

– Я, совершенно точно, нет. – Гарретт сняла перчатки и шляпку и отдала их служанке. – Как он сказал его зовут? Когда приходил?

– Сегодня утром, после вашего ухода. Я отправилась на моцион с вашим отцом по парку. Нас не было больше часа, но когда мы вернулись, здесь находился этот человек, и занимался дверью. Я не спрашивала, как его зовут. Он и мистер Гибсон обменялись парой любезностей, пока слесарь заканчивал работу, потом он вручил нам комплект стальных ключей и ушёл.

– Это был мужчина, приходивший вчера? Мой пациент?

– Нет, этот был пожилой. Седой и сутулый.

– Незнакомец проник в дом, сменил замок, и ни ты, ни мой отец не спросили его имени? – задала Гарретт вопрос с сердитым видом, не веря своим ушам. – Боже правый, Элиза, он мог нас запросто обчистить.