Раздробленный свет (ЛП) - Спунер Меган - Страница 28

Это самый простой способ выяснить, на что надо обратить внимание. Не прочесывать терабайты данных, пока глаза не начнут косить. Просто искать исключения, элементы данных ведущих себя так, как не должны, и отслеживать их. Они будут интересными. И прямо в то время, когда Тауэрс подала в отставку, высветился идентификационный номер, предположительно принадлежащий сироте войны на следующем транспорте, покидающим Эйвон. Предполагаемая сирота, обычная гражданка Эйвона, абсолютно без средств к существованию, исчезла из транспорта, направляющегося в детский дом, и бросая вызов всем ожиданиям и вероятностям, прыгает с планеты на планету, изменяя свой идентификатор чаще, чем большинство людей меняют одежду. Это был кто-то, кто хотел сбить гончих со следа, и единственное, что на Эйвоне стоило такой секретности, было то, что Лару заселил туда.

Так что в прошлом году я был личным ищейкой Антье Тауэрс, и я никогда не давал ей отдохнуть. Она где-то на моей планете, и даже когда я сплю, мои боты и подпрограммы ищут ее. Как бы тяжело мне не было жить вне сети, я превращаю ее жизнь в сущий ад. Чем дольше она бежит, тем больше устает, и тем более неаккуратными становятся ее уклонения. В конце концов, она совершит ошибку. И я буду рядом, когда она это сделает.

С мягким перезвоном на экране вспыхивает диалоговое окно с вопросом, хочу ли я отправить свое сообщение. Я осознаю, что сижу с анонимной угрозой запугивания, которую набирал в течение полных десяти минут, пока София не подошла после ее разговора с Мэй, из-за чего мне пришлось вернуться к реальности. Обычно полиция — это последние, кому бы мы хотели позвонить, но у нас нет другого выбора. Я смотрю на Софию, которая читает сообщение. Она делает вдох и кивает, и щелчком пальцев я посылаю наше предупреждение, отправляющееся в гиперсеть, чтобы сделать свою работу.

Я выдыхаю и откидываюсь на спинку стула, чувствуя, как каждая унция напряжения и усталости догоняет меня. Мы передали эстафету, и даже если копы не знают истинной причины, по которой они отправляются расследовать ситуацию на борту «Дедала», их присутствие привлечет достаточно внимания на торжестве, что Лару не может ничего сделать, чтобы остановить их.

София выдыхает, и мне не нужно смотреть на нее, чтобы понять, что ее лицо выказывает такое же облегчение.

— Так что же нам теперь делать?

— Теперь ждем. — Я распрямляю плечи, морщась, когда движение вызывает серию прострелов вдоль верхнего отдела позвоночника. — И пойдем спать, пока у нас есть безопасное место для отдыха.

Впервые, за все время нашего существования, мы находимся в противоречии. Мы всегда были одним целым, бесконечно находясь на одной волне, разделяя каждую мысль. Но те из нас, кто существовал в маленьких пятнышках, кто касался умов и сердец этих существ, что несут в себе такую страсть… теперь мы стали различаться.

Различия, в существующей полной гармонии и завершенности, разрушают нас.

Некоторые хотят изгнать людей, навсегда закрыть для них наш мир, лишить их кораблей и их потоков данных и снова стать единым целым.

Но есть те из нас, кто не так уверен. Те из нас, кто видел, кто был хотя бы ненадолго кем-то еще…

Кем-то… единственным в своем роде.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

СОФИЯ

— ВЫ УВЕРЕНЫ, ЧТО ВАМ БОЛЬШЕ ничего не нужно? — Мэй убирает посуду в посудомоечную машину, а мы сидим за кухонным столом, едим бутерброды и пьем чай со льдом. Прошел час, и хотя Гидеон не засек вспышку переговоров правоохранительных органов относительно гала-вечера, он, кажется, уверен, что просто требуется время, чтобы информация просочилась по соответствующим каналам.

— Не-а, спасибо, Мэй, — отвечает Гидеон, жуя свой сэндвич. Он стал выглядеть более расслабленным с тех пор, как он проснулся и обнаружил людей, вламывающихся в его логово.

Я сопротивляюсь желанию засунуть руку под свитер, который дала мне Мэй, и почесать повязку на плече. Гидеон позаимствовал у Мэй аптечку, и с помощью небольшого анестезирующего спрея, одного быстрого пореза и второго спрея «Ньюскин», он избавился от поврежденного трекера «КЛ». Раны на моем плече, оставшейся после извлечения трекера, кажется, уже нет. «Лучше перестраховаться, чем сожалеть», — сказал он, и был прав.

Я обнаруживаю, что я никак не могу успокоиться. Эта комната, эта женщина — все это так непохоже на то, к чему я привыкла, что трудно понять, как сюда вписаться. Будь то дома, в нищете или в богатстве, будь то трущобы Коринфа или болота Эйвона, или пентхаус в самом богатом районе сектора — я изучила эти миры. Я знаю, как ориентироваться в них. Но здесь… это просто чья-то мама, к тому же незнакомая мне, в комнате, которая может спокойно быть комнатой одного из тех ситкомов типа «Заурядного Джо».

Я кусаю сэндвич и позволяю глазам рассмотреть комнату, пока Мэй с Гидеоном болтают, хотя мой разум автоматически анализирует все, о чем они говорят. Если создастся такое впечатление, что я сосредоточена на чем-то другом, у них не будет чувства, что я их подслушиваю, и я смогу узнать больше о них. Они явно знают друг друга уже много лет, и длина этой связи вызывает у меня слабую, ноющую нотку зависти. Я не думаю, что они часто видят друг друга воочию, судя по комментарию Мэй о росте Гидеона и его восклицаниям, когда она принесла фотографию своих детей — двойняшек Мэтти и Лив. Но, несмотря на все эти свидетельства долгой разлуки, они легко заводят разговор, будто общаются каждый день.

Может, так оно и есть. Вспоминается десятки экранов Гидеона, которые он постоянно отслеживает, многие из которых были заняты чатами с именами пользователей, которых я не знаю.

— Упс, это из школы детей, — восклицает Мэй, выпрямляясь и поднимая руку к наушнику, который она носит. — Я пойду поговорю, пока вы ребята заканчиваете есть.

Комментарий больше для меня, чем для Гидеона, чей сэндвич исчез несколько минут назад. Когда Мэй уходит в гостиную, Гидеон поджимает ноги под перекладину стула и крутится туда-сюда, искоса глядя на меня.

— Ты в порядке?

Я быстро откусываю сэндвич и киваю, указывая на то, что я просто выполняю приказ Мэй. Однако Гидеон ждет, и, в конце концов, мне приходится проглотить, чтобы ответить.

— Просто позволяю вам, ребята, наверстать упущенное. Кажется, она очень милая.

— Так и есть, — отвечает Гидеон с усмешкой. — Я знаю ее с двенадцати лет, хотя тогда она не знала мой возраст. Большинство людей в сети до сих пор его не знают. Никто не воспринимает подростка всерьез.

— Правда, — отвечаю я, откусывая еще один кусок, а затем пододвигаю к нему оставшуюся четверть бутерброда. — Но это только облегчает мою работу. Никто не подозревает, что это я натворила.

Гидеон принимает мое предложение без лишних вопросов, и то удовольствие, с которым он приканчивает мой сэндвич, напоминает мне, что все, что у него было в его берлоге — это были энергетики и протеиновые гели.

— Мэй — специалист по прогнозным данным для одной из крупных фармацевтических компаний, поэтому она может работать дома. Что дает ей возможность и время, необходимое для побочных проектов. И для ее детей.

Я выглядываю через арку в гостиную, где Мэй все еще разговаривает по телефону, спиной к нам.

— Она кажется счастливой.

— Говоришь будто удивлена.

Я моргаю, фокусируясь на Гидеоне.

— Нет, просто… — колеблюсь я, играя соломинкой в холодном чае. — Полагаю, я склонна считать, что каждый, кто занят тем, что делаем мы, должен отказаться от такой жизни. Мы преступники. Большинство преступников не могут быть счастливы.

Гидеон отвергает эту идею щелчком пальцев.

— Это то, что мы делаем, а не то, кто мы есть. Ты останешься собой, если завтра перестанешь обманывать людей.

— И ты будешь тем же без своих мониторов и банков данных? — Я поднимаю бровь.

Гидеон колеблется, но его спасает от ответа Мэй, когда возвращается в комнату, сверкая каждому из нас яркой улыбкой.