Камень (СИ) - Минин Станислав - Страница 49

- Ваши сиятельства! – обратился к нам с поклонном распорядитель. – Может вам экскурсию провести?

- Спасибо, любезный. – улыбнулся я. – Не стоит.

- Как угодно вашим сиятельствам! – он опять поклонился и растворился среди посетителей выставки.

Держа в руках бокалы с шампанским, мы с Алексией начали обход экспозиции, подолгу задерживаясь у каждой картины. Посмотреть было на что – картины поражали своим разнообразием, от пейзажей до портретов, от простеньких эпизодов бытовой жизни до массивных полотен, запечатлевших отдельные события общественной жизни. Но всех их объединяло, по моим ощущениям, одно – некая внутренняя динамика, жизнь, движение. Казалось, что стоит отвести взгляд от очередной картины, как она изменится, поменяет своих героев и место действия. После того, как девушка категорически не захотела отходить от маленького пейзажа, изображающего опушку леса, я поделился этими своими впечатлениями с Лесей.

- Вы абсолютно правы в своих суждениях, молодой человек. – услышали мы голос из-за спины. – Мне мало запечатлеть определённый момент времени со всеми только ему присущими эмоциями, я хочу, чтобы был некий намёк на дальнейшее развитие.

Мы повернулись и увидели перед собой невысокого лысоватого толстячка лет сорока в костюме.

- Я давно за вами наблюдаю, молодые люди. – он смотрел на нас абсолютно серьёзно, а потом буквально впился взглядом в Лесю. – Девушка, если вы снимите свои очки, я подарю вам эту картину.

Она перевела на меня испуганный взгляд.

- Позвольте, любезный! – усмехнулся я. – Вы ничего не путаете?

- Не сочтите за грубость, ваше сиятельство! – ответил он, продолжая смотреть только на Лесю. – У меня фотографическая память, и я понимаю, что передо мной Алексия, портрет которой я мечтал написать последние три года!

- У меня уже есть портрет! – заявила ему Леся и попыталась спрятаться за моей спиной.

- Охотно верю! – хмыкнул он. – А могу я взглянуть на работу этого ремесленника?

Это он кого ремесленником назвал? Сашку Петрова?..

Сдерживаясь из последних сил, я заставил себя подумать о чем-нибудь хорошем. Первой, видимо прошла ассоциация с Сашкой Петровым, была Смоленская усадьба и как просто там было жить, вторым – наш лес, который я знал до последнего пенька…

Однако, окончательно в себя я пришёл от того, что мою руку пыталась сжать испуганная бледная Леся, а стоящий напротив художник, лицо которого приобрело землянистый оттенок, хватался за сердце. Посетители выставки спешно покидали наш закуток.

- Всё нормально. – кивнул я девушке, и она отпустила мою руку.

- Теперь я точно знаю, как выглядит сиятельный гнев! – пробормотал художник. – Простите меня, ваше сиятельство, если обидел своими словами! – он поклонился.

- Вы не представились. – кинул я ему.

- Святослав Хмельницкий к вашим услугам. – ответил он и снова поклонился.

- Святослав, вы действительно хотите увидеть портрет Алексии в исполнении ремесленника?

- Если вам не трудно, ваше сиятельство!

- Хорошо, я попытаюсь это устроить. Дайте мне пару минут на телефонный звонок.

- Как будет угодно вашему сиятельству! – он продолжал кланяться.

Не обращая больше на него внимания, я отошёл немного в сторону и набрал Сашку.

- Привет! – начал я разговор. – Я сейчас на той выставке, которую ты рекомендовал.

- Нравится? – весело спросил он.

- Очень! – хмыкнул я. – Господин Святослав Хмельницкий желает увидеть твой портрет Алексии.

- Да? – в голосе Сашки появились панические нотки.

- Хочешь, я ему трубку дам? – уже спокойно спросил я.

- Нет. – Петров сделал паузу. – Куда надо портрет привезти?

- Прямо на выставку, Сашка. – ответил я. – Через сколько будешь?

- Максимум час! – всё равно в голосе моего друга чувствовалось сомнение.

- Не подведи меня! – как можно убедительнее сказал я ему и положил трубку.

В этот момент появился Прохор в сопровождении распорядителя, на которого жалко было смотреть.

- Алексей Александрович, ваше сиятельство! – он сделал вид, что запыхался. – Что случилось? Кто посмел? Почему люди выставку покидают?

- Творческие люди неуважение проявили, Прохор… - сказал я через губу. – Пришлось восполнять пробелы в воспитании… - и обратился к дрожащему распорядителю. – Милейший, вы будьте поаккуратней с этой творческой интеллигенцией. Жизнь так коротка…

Теперь за сердце хватался уже распорядитель. Прохор его пихнул локтём в бок, чем привёл в чувство, и сказал:

- Чтоб я тебя и охрану не видел! – того долго уговаривать не пришлось, и он быстренько испарился.

После этого настала моя очередь:

- Ты что творишь, Лёшка, на выставке умудрился влететь! – начал меня воспитывать шёпотом Прохор.

Я не стал ему ничего отвечать, а просто подозвал Лесю:

- Расскажи ему, как всё было.

Они уединились на пару минут, после чего Прохор демонстративно кровожадно оглядел художника и многозначительно хмыкнул, отчего тот поёжился, но присутствие духа всё же сохранил.

В ожидании Сашки мы спустились в пустой зал на первом этаже и по второму разу начали обходить полотна, слушая красочные комментарии Хмельницкого. Он даже, казалось, окончательно отошёл от произошедшего, был крайне экспрессивен и красноречив, определив нас с Лесей и Прохором в заинтересованных слушателей, понимающих в живописи и близких ему в восприятии мира. Художник даже не заметил, как к нам присоединился ещё один поклонник его таланта – Сашка Петров, который с горящими глазами внимал каждому слову Мастера. Остановились мы только на втором этаже, напротив того самого пейзажа, который так понравился Алексии. Будто что-то вспомнив, Хмельницкий вдруг остановился, оглядел нас, задержав взгляд на девушке, порывисто снял картину со стены и протянул Лесе.

- Это вам! От всего сердца! – глаза его горели.

Она посмотрела на меня, как бы спрашивая разрешения, и я кивнул. Леся повернулась к Хмельницкому и взяла картину.

- Спасибо, Святослав! – поблагодарила она и сняла очки.

Художник впился глазами в её лицо, не обращая внимания на окружающее. Леся больше не боялась его фанатизма и даже робко улыбнулась. Мы все не спешили вмешиваться, а Сашка так и вовсе наблюдал за разворачивающимся действом с трепетным уважением к художнику. Всё волшебство момента нарушил Прохор:

- Кто-то, по-моему, хотел портрет посмотреть?

Хмельницкий нехотя оторвался от созерцания Алексии и обратил внимание на нас, грешных:

- На первом этаже, там освещение лучше.

Мы спустились за ним на первый этаж, Сашка достал портрет и установил на специальную подставку. Очень хотелось ахнуть – Алексия на портрете была как живая. Петров действительно сумел передать её характер, эмоции, чувства! Даже я, ничего не понимавший в живописи, видел, что Сашка сумел поймать момент, и выразить его в картине. Судя по всему, всех остальных обуревали такие же чувства, за исключением Хмельницкого – он, прищурив глаза, подходил к портрету то ближе, то опять возвращался на старое место. На Сашку было больно смотреть – он напряжённо наблюдал за художником, нервно сжимая ладони. Наконец, Хмельницкий, не обращая ни на кого внимания, встал напротив портрета и застыл.

- Ваше сиятельство! – повернулся он наконец ко мне. – Примите мои самые глубочайшие извинения! – Хмельницкий поклонился. – Лучше Александра написать я не сумею!

- Это вы не мне, а вашему коллеге скажите! – усмехнулся я и, указал на школьного друга.

Сашка же, ещё ничего не понимая, переводил взгляд с меня на Святослава и обратно. Когда до него дошла суть сказанного, он покраснел и засмущался, в отличие от того же самого Хмельницкого, который в одночасье завладел вниманием Петрова. Пока они обсуждали какие-то свои художественные тонкости, мы втроём сумели перевести дух, и уже спокойно насладиться портретом.

- Лёш, так как на счёт обложки альбома? – спросила меня Леся.

- Точно подходит! – кивнул я. – А на следующий альбом у тебя Хмельницкий есть, что-нибудь придумает.