Дикарь - Суржевская Марина - Страница 50

— Прости. — Я не мог отвести от нее взгляда. — В следующий раз получится лучше.

— Идиот, — внезапно разозлилась она.

Я криво улыбнулся. Вот уж точно…

— Я не вытащу тебя из чаши, Хенсли, — предупредила София. — Ты весишь, как дракон. И уже отдавил мне все ребра!

Я сглотнул. А потом поднял обе руки и притянул к себе эту рыжую голову. Впечатался губами в губы. Поцелуй вышел тоже странным… Отчаянным. Мокрым. Соленым. Неужели рыжая плакала? Из-за меня?

Я совершенно ничего не понимаю…

— Давай уже выбираться на сушу, мореплаватель, — вздохнула рыжая, отстраняясь. — А то как бы Линк не проснулась, пока мы тут отмокаем. Сможешь встать?

— Да.

Я был уверен, что не смогу, но ответить по-другому невозможно, когда рыжая так смотрит. Значит, надо суметь. Кряхтя и сдерживая ругательства, я вылез из чаши. София придерживала, тянула вверх, и я вставал и шел, преодолевая озноб и слабость.

— Ничего, Хенсли, дом совсем рядом. Так ведь?

Я хотел сказать, что лучше полежу тут, на камнях, но прикусил язык. Рыжая-верная-смелая осталась со мной, не бросила, держала и грела. Значит, я пойду туда, куда она хочет. Хоть всю жизнь буду идти. Лишь бы рядом с ней.

Шерх молчал, но упрямо шел, и я вздохнула с облегчением, когда мы достигли ограды Оливковой рощи. Ввалились в дверь северной половины, и я начала стягивать с Хенсли мокрую одежду.

— Почему с тобой я постоянно промокаю? — ворчливо спросила я, расстегивая мужскую рубашку.

— Потому что не стоит связываться со всяким отребьем, — сквозь зубы выдавил Шерх.

Я хмыкнула, схватила какую-то тряпку, чтобы вытереть его.

— Я сам.

Тряпку отобрал, хотя еле на ногах стоял. И похромал в свое логово из покрывал и шкур. Зарылся там, как зверь, вместе с головой.

Я потопталась на пороге.

— Не представляю, как ты там дышишь. Я проведаю Линк и вернусь, ладно?

— Не надо, — донеслось глухое из вороха покрывал.

Я качнула головой, развернулась и пошла к выходу. Дикарь неисправим. Не пройдет и дня, как он снова начнет меня выгонять!

Кажется, я уснул, а когда проснулся, под боком свернулось что-то мелкое и теплое. Я осторожно открыл глаза, поморгал.

— Ну наконец-то! — встрепенулась Линк, подпрыгивая на моей кровати. — Я думала, ты до зимы будешь спать!

— Что ты здесь делаешь? — прохрипел я, косясь на покрывала. Хвала Духам, они надежным коконом укрывали меня!

— Я тебе еду принесла! И еще к нам пришла коза! И курица! Представляешь?

Девочка перескочила с ноги на ногу, из кармана высунул нос фенек. А у моей постели тявкнул мангут! Я со стоном закрыл глаза.

— Надеюсь, курицы и козы здесь нет? — буркнул я. — И выйди, мне надо одеться. Кыш, я сказал!

Линк взвизгнула и скатилась с кровати, метнулась за дверь наперегонки с мангутом. Я, кряхтя, сполз, придерживая покрывало, подобрал свои штаны. Хорошая у меня привычка разбрасывать вещи. Полезная.

Натянул одежду, обувь не нашел. Выполз в то, что у меня числилось гостиной. Линк, конечно, уже сунула всюду свой любопытный нос и сейчас рассматривала модель корабля, что раньше был скрыт под черной тряпкой. Тряпка валялась на полу, а фрегат красовался в солнечном луче.

— Софи знает, что ты здесь?

— Не-а. Ты ей не говори. А то она тебя ругать будет.

— А тебя не будет?

— И меня будет, — согласилась Линк, не отрывая блестящих глаз от корабля. — Но я же маленькая, и она меня любит. Поэтому поругает немножко. А тебя сильно. Лучше не говори.

Я хмыкнул, оценив прелесть высказывания.

— Убедила. Не скажу.

— Это ты сделал?

В круглых детских глазах светился восторг. Я пожал плечами, не показывая, что мне это приятно.

— Да. Из щепок. Зима была длинная, знаешь ли. Ну, вот я и… сделал.

Малышка благоговейно прикоснулась кончиками пальцев к парусам, и порыв ветра натянул их, словно готовясь пустить фрегат по океанским волнам. Мне даже почудилось на миг, что завертелся маленький штурвал и натянулись корабельные тросы…

Тряхнул головой. Надо поесть. Кажется, от приступа мне мерещится не пойми что!

— Так где еда? — грубо спросил я.

Но Линк, похоже, не обиделась, лишь показала на корзину.

Я присел на кушетку, сбросив на пол какие-то вещи, поставил плетенку на колени. Внутри обнаружился мягкий сыр, мясное рагу в глубокой тарелке, густо посыпанное зеленью, поджаренный белый хлеб с оливковым маслом и отдельно, в салфетке — кусочек шоколада. Я сунул в рот все сразу, пытаясь не стонать от удовольствия.

— А когда ты его отпустишь?

Линк все еще смотрела на фрегат.

— В смысле? — не понял я.

— Отпустишь? Его надо отпустить, видишь? Он поплывет на запад.

— Ты что, Линк. — Я прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом мяса. Нежное, тающее, с густой подливкой и свежими травами. О, Духи… — Этот фрегат не создан для воды. Он не настоящий. Понимаешь?

— Это ты не понимаешь! — Линк уперла руки в бока, совсем как София. — Он хочет на волю!

— Линк, это просто игрушка. Не слишком удачная… Грубая, потому что сделана руками, — вздохнул я, заглатывая большие куски хлеба.

Девочка нахмурилась. Подхватила своего фенека, что норовил вывалиться из кармана.

— Ты глупый, — обиженно сказала она. — Я тебе говорю, но ты ничего не слышишь. Южный Ветер уходит.

— Постой. — Не знаю, что побудило меня отставить корзину, сделать несколько шагов и присесть перед малышкой. — Если ты так хочешь, мы спустим фрегат на воду. Хочешь?

— Да! — Она вдруг обвила мою шею руками и поцеловала куда-то в висок. И тут же отпрыгнула, заскакала по ступенькам. — А когда?

— Наверное, когда станет совсем тепло, — растерянно пробормотал я.

Внутри было как-то странно. И дать определение этому чувству никак не получалось.

Линк кивнула и побежала через двор. Из двери выглянула рыжая, посмотрела на меня, склонив голову. Что-то тихо сказала девочке. Линк унеслась за дом играть, а Софи все стояла. И я стоял, держа в ладони хлеб. Смотрел на рыжую. И мне казалось, что внутри натягивается невидимая струна, закручивается в пружину. Все туже и туже. Есть перехотелось. У меня вообще отвалились все чувства, кроме одного-единственного.

— Иди ко мне, — сказал тихо. И показалось, что ветер подхватил слова, бережно отнес рыжей, сдул с ладони в нежное ушко.

Софи наклонила голову, словно прислушиваясь.

Я мог бы сделать эти несколько шагов и сам. Мог бы сжать ей плечи и толкнуться языком в рот. Мог бы прижать к этой облезлой стене и наконец почувствовать… Но почему-то было жизненно важно, чтобы она сделала ко мне шаг.

— Ты совсем обнаглел, Хенсли, — принес мне ветер ответ.

И я не выдержал. Десять шагов или сколько их там, в этом дворе. Между нами. Прошел, прижал, толкнулся. В ее нежные губы, сладкие от шоколада. Заглушил языком протест, не позволил вырваться. Или она и не пыталась? Не знаю… Я лишь понимал, что со мной что-то происходит, мучительное и прекрасное, дикое и сладкое… Что вот эта вот рыжая-наглая-ранимая забралась мне под кожу и трогает тонкими пальчиками то, что осталось от души… И, кажется, еще немного — и я уже не смогу без этих прикосновений…

— Не надо, — она шепнула это мне в губы. — Нет…

Почему нельзя? Я не понимал…

— Шерх, перестань! Шерх! Здесь Линк…

— Она играет, — выдохнул я. — За домом. С этим облезлым щенком и глухой курицей. Или кто там притащился? А мы… быстро.

— Ты точно учился на факультете самовлюбленных болванов, — буркнула Софи.

От слов стало щекотно губам. И тяжело в паху.

— Нет, — возразил я. — Я был боевым магом. Лучшим в академии.

Ее губы сводили меня с ума. И мысли о том, где я хочу их почувствовать. Тяжело втянул воздух, пытаясь думать. Да к жротам мысли… Снова прижал рыжую к стене, погладил ее шею, тронул сквозь ткань грудь. Я ненавижу ее одежду…