Дочь короля эльфов - Дансени Эдвард - Страница 19
- Предыдущая
- 19/52
- Следующая
И все же он упорно шел вперед через каменные россыпи и завалы. Поклажа его становилась все легче по мере того, как таяла запасенная на две недели провизия. Вечером десятого дня Алверик подумал, что если он пойдет дальше, но так и не увидит гор, к которым стремится, то погибнет от голода на обратном пути. Он немного перекусил в кромешной темноте, так как его запасы топлива давно иссякли. В мрачном молчании он похоронил надежду, которая вела его все это время. А наутро, едва только рассвело и он смог определить, в какой стороне находится восток, Алверик доел то, что сумел сэкономить за ужином, и отправился в долгий и трудный обратный путь к равнинам людей. Шагать по каменистой равнине ему было трудно, потому что теперь он двигался, повернувшись спиной к Стране Эльфов. Весь этот день он старался пить и есть как можно меньше, так что к вечеру у него осталось запасов на полных четыре дня пути.
Алверик с самого начала рассчитывал, что если в последние дни путешествия ему придется повернуть назад, то, покончив с запасами еды, он сможет идти налегке, то есть — намного быстрее. Однако он не представлял себе, с какой силой монотонный пейзаж вокруг способен воздействовать на его дух своей безжизненной пустотой. Пока в сердце его теплилась надежда, Алверик почти не замечал унылого однообразия камней, и до самого позднего вечера десятого дня своего путешествия, когда бледно-голубые горы так и не появились, а провизии оказалось неожиданно мало, он почти не думал о возвращении. Теперь же гнетущую монотонность обратного пути разнообразили лишь редкие приступы страха, вызванного мыслью, что он может вовсе не дойти до границ полей, которые мы знаем.
Вокруг лежали мириады камней, и многие из них были больше и тяжелее, чем могильные плиты, хотя они, разумеется, не были так аккуратно обтесаны. Равнина больше всего напоминала Алверику кладбище, протянувшееся до самого края мира, полное безымянных памятников над забытыми могилами. Измученный жестоким холодом ночей, ведомый пылающими закатами, Алверик шагал и шагал сквозь сырые утренние туманы, сквозь пустые полдни и утомительные вечера, не оживленные голосами птиц. Уже больше недели прошло с тех пор, как он повернул назад. Вода во флягах давно закончилась, а впереди по-прежнему не было видно никаких признаков обитаемых полей, и ничего более знакомого, чем валуны и груды щебня. Алверик как будто смутно помнил их, и они непременно заставили бы его отклониться севернее или южнее или даже повернуть обратно на восток, не направляй его шагов красноватое ноябрьское солнце, а порой и какая-нибудь дружелюбная звездочка на небосводе. Наконец, когда ночная тьма в очередной раз заставила почернеть скучные камни равнины, над каменной грядой на западе появился огонек. Сперва на фоне последних отсветов заката он казался бледным, едва различимым, но с каждой минутой разгорался все более ярким оранжевым огнем. То было не что иное, как окно под крышей человеческого жилья. Завидев его, Алверик поднялся с неуютных камней и пошел на огонек, пока усталость и невидимые в темноте препятствия не одолели его. Тогда он снова забился в какую-то щель под валуном и уснул, а крошечное желтое окошко продолжало светить ему даже во сне. В сновидениях перед его мысленным взором одна за другой проносились прекрасные надежды.
Пробудившись утром, Алверик увидел вдалеке чей-то дом. Ему показалось невероятным что огонек, вспыхнувший в этом крошечном окне, сумел поддержать его надежды и спасти от одиночества, так как при свете дня дом выглядел вполне обыкновенно и даже убого. Алверик почти сразу узнал его, это была очень небольшая ферма, которая стояла неподалеку от мастерской кожевника.
Теперь он знал, куда идти, и вскоре вышел на берег пруда. Сначала он напился, а потом завернул в сад, где спозаранок работала какая-то женщина.
Когда она спросила его, откуда он взялся, Алверик ответил: «Пришел с востока», — и даже указал направление, но женщина смотрела на него непонимающим взглядом. Алверик пошел прямо к дому, откуда он вышел в путь, чтобы снова просить о еде и ночлеге у человека, чьим гостеприимством он пользовался уже дважды.
Когда усталый Алверик приблизился к домику кожевника, старик стоял на пороге. Увидев лорда, он жестом пригласил войти и для начала дал ему большую кружку молока, а потом согрел еду. Алверик сытно позавтракал, а потом весь день отдыхал. Почти до самого вечера он молчал. К вечеру его силы немного восстановились. Сидя за нормальным человеческим столом, на котором аппетитно дымился горячий ужин, при свете свечи, в тепле и уюте большой чисто прибранной комнаты, он снова ощутил потребность говорить.
Он рассказал кожевнику историю своего путешествия через пустынные каменистые пространства, где не было места ни для чего человеческого и куда не осмеливались проникать ни птицы, ни маленькие зверушки, ни даже цветы или травы. Его рассказ был хроникой запустения и одиночества. Старик выслушал его пространное описание, но ничего не сказал и позволил себе сделать какие-то незначительные замечания только тогда, когда Алверик заговорил о полях, которые мы хорошо знаем. Хозяин слушал гостя не просто вежливо, но и как будто даже с некоторой долей заинтересованного внимания, однако ни слова не сказал о земле, с которой отступила Страна Эльфов. Он вел себя так, словно на востоке не существовало никаких равнин, а были лишь морок и бред, а Алверик либо только что избавился от наваждения, либо очнулся от странного сна и теперь его пересказывает. Что до сновидений, то о них и говорить-то не стоило. И уж, конечно, старик ни слова не проронил о существовании Страны Эльфов или чего-то другого, что находилось бы дальше восьмидесяти ярдов от восточной стены его дома.
В конце концов Алверик отправился спать, а кожевник сидел один до тех пор, пока огонь в очаге не начал гаснуть. Он думал о том, что услышал, и изредка качал головой.
Весь следующий день Алверик отдыхал и прогуливался в осеннем саду, изредка пытаясь вызвать хозяина на разговор о своем великом походе в пустынный край, но безуспешно. Кожевник продолжал уклоняться от темы с такой изобретательностью и упорством, словно заговорить о каменистой равнине означало приблизить ее. Тогда Алверик принялся гадать о причинах, которые могли определить подобное поведение. Может быть, в юности кожевник побывал в Стране Эльфов и столкнулся там с чем-то, что сильно испугало его? Может быть, он едва избежал смерти или любви длиной в век? Не была ли тайна Страны Эльфов слишком величественной, чтобы язык человека мог безнаказанно касаться ее? Или же, напротив, люди, живущие здесь, на краю наших полей, были настолько хорошо знакомы с неземной красотой удивительной страны, что не хотели говорить о ней из опасения, что любое неосторожное слово может стать приманкой, способной выманить ее волшебство за пределы зачарованного мира, в то время как упорное молчание, пусть и слабо, но сдерживает его? Действительно ли слово, сказанное вслух, способно пробудить, приблизить магический мир или сообщить неземную эльфийскую красоту полям, которые мы хорошо знаем? На эти вопросы у Алверика не было ответов.
Он задержался у кожевника еще на один день, чтобы набраться сил перед возвращением в Эрл. В путь он вышел ранним утром, и хозяин проводил его за порог, сердечно с ним прощаясь и разглагольствуя без своей обычной сдержанности о дороге и о делах Эрла, служивших пищей для слухов и сплетен на многих отдаленных фермах. Контраст между одобрением, которое старик выказывал полям, которые мы знаем и которые его гостю предстояло пересечь, и его упорным неприятием всего, что относилось к тем, другим землям, к коим все еще тянулись надежды Алверика, был огромным.
Пришла пора расставаться, и, оборвав слова прощания, кожевник повернулся, чтобы идти в дом. На ходу старик довольно потирал руки, так как был очень рад видеть, что человек, который так рвался побывать в волшебной стране, повернул назад и теперь спокойно идет через поля, которые мы хорошо знаем.
В полях уже во всю хозяйничали заморозки. Алверик шагал по хрустящей бурой траве и вдыхал свежий и чистый воздух; при этом он почти не вспоминал ни о своем доме, ни о сыне, а думал только о том, как ему отыскать дорогу в Страну Эльфов. Вскоре ему стало казаться, что дальше на севере должен быть обходной путь, ведущий к тыльным склонам бледно-голубых гор. Зачарованный край отступил слишком далеко, чтобы он мог добраться до него с востока. Это было до отчаяния очевидно, однако Алверик отказывался верить, что то же самое произошло по всей протяженности сумеречной границы, где, как говорил поэт, Страна Эльфов соприкасается с Землей. Стоит зайти подальше на север, и он отыщет этот рубеж, сонно дремлющий в полумраке своих собственных сумерек, отыщет на том же самом месте, где он был всегда, и тогда он найдет способ добраться до подножий бледно-голубых гор и снова увидеть свою жену. Думая об этом, Алверик шагал и шагал по туманным плодородным полям.
- Предыдущая
- 19/52
- Следующая
