Тайна белого пятна - Михеев Михаил Петрович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/47
• Следующая

Открытую дверь избушки заметила еще издалека.

Вспомнила, что прикрыла ее перед уходом. Подозревая неладное, кинулась через, полянку бегом.

Липатов, одетый в шубу, лежал на пороге и даже не пошевелился, когда Зина потрясла его за плечо. Каким-то образом он все же сумел одеться, накинул шубу и выбрался из избушки. Но вернуться не хватило сил.

В правой руке был зажат индикатор. Даже потеряв сознание, Липатов не выпустил его.

Сердясь, тревожась за своего беспокойного больного, Зина с трудом дотащила его до постели. От боли, которую она причинила, он застонал и очнулся.

– Как вам не стыдно, – не удержалась от упрека Зина. – Ну почему вы такой упрямый и совсем не слушаетесь меня.

Липатов перевел дух.

– Извините меня... – сказал он шепотом сквозь зубы, – мне хотелось проверить, сильно ли я повредился. Мне нельзя долго лежать, поймите... Оказывается, вставать и потихоньку двигаться я уже могу. Я добрался бы сам до постели, да запнулся за порог и упал...

– Невозможный вы человек. Да положите ваш индикатор на стол. Вы, кажется, готовы с ним спать.

Липатов послушно отдал индикатор.

– Нашли парашют? – спросил он.

– Нет, не нашла. А вы уверены, что его сбросили?

– Должны были сбросить... Может быть, он упал в озеро и утонул.

– Может быть, – согласилась Зина. – Надеюсь, вы сейчас будете отдыхать после пробного путешествия, и я успею приготовить обед.

Липатов согласно кивнул головой.

Зина поправила ему подушку.

– Какая жалость, что парашют потерялся, – вздохнула она.

Липатов промолчал.

– Я так рассчитывала на соль.

Притащив к очагу охапку сучьев, Зина взялась за топор.

За все время, пока она жила в провале, не проходило, вероятно, ни одного дня, чтобы она не рубила дрова.

Она уже привыкла к этому занятию, приловчилась к топору и сейчас уверенно работала им, с одного удара перерубая толстые сучки.

Собирая разлетевшиеся щепки, заметила, что Липатов через открытую дверь внимательно наблюдает за нел.

– Вы знаете, – сказал Липатов, когда она вошла в хижину за чашками. Вот, вы рубили дрова, а я смотрел и удивлялся.

– Чему же?

– Где это вы так хорошо, я бы сказал профессионально, по-мужски научились работать топором?

– Ах, вы вон о чем, – сообразила Зина. – Да здесь и научилась. Если бы вы знали, сколько кубометров мне пришлось переколоть за зиму. Привыкла,она показала Липатову ладони с твердыми подушечками мозолей. – Вот, видите. А раньше каждый день кровь из ладоней шла.

Здесь Зине показалось, что ее рассказы смахивают на хвастовство. Она смущенно умолкла. Видя, что Липатов продолжает разглядывать ее с серьезным вниманием, смутилась еще больше и бессознательным движением поправила волосы.

Пожалуй, можно не упрекать Зину в излишнем кокетстве. Девяносто девять женщин из ста, заметив чей-то взгляд, обязательно сделают этот жест.

– Извините, что я вас так рассматриваю, – сказал Липатов, заметив ее смущение. – Но вы очень оригинально выглядите.

– Плохой комплимент, – улыбнулась Зина. –У меня здесь нет зеркала, мне трудно о себе судить. Вы, наверное, находите меня страшилищем?

– Совсем нет, – поспешил возразить Липатов. – Я не в этом смысле. Я вот, например, представляю вас в вечернем платье...

– Почему именно в вечернем?

– Для контраста. У вас такая энергичная внешность – и вы в открытом платье. У вас красивые руки, женственные, и в то же время в них чувствуется сила.

Зина невольно спрятала за спину руки с изломанными и исцарапанными ногтями.

– И все же, – продолжал Липатов, – все же вам больше всего идет та одежда, в которой я вас впервые увидел. Ваша меховая курточка и...

– Послушайте! – взмолилась Зина. – Пожалуйста, не нужно...

– Я говорю совершенно серьезно. В вашем наряде вы походили...

– На неандертальца?

– Нет. На Диану. Вы знаете, есть такая скульптура...

Липатов говорил как будто шутливо, но глаза его оставались холодными, это неприятно действовало на Зину.

Вовремя закипевший котелок избавил ее от затруднения подыскивать ответ.

Значительно легче было выступать в роли строгого врача. Накормив Липатова гусятиной, она сказала: – Я поеду ловить рыбу. Хочу вас накормить чудеснейшей ухой из свежих харюзов. Но прежде вы дадите обещание, что не будете предпринимать никаких путешествий в мое отсутствие.

– Но я уже могу двигаться.

– Это ничего не значит. После обеда больным полагается спать. И вы будете спать. Иначе я никуда не поеду, а буду сидеть и караулить вас.

– Хорошо, – вздохнул Липатов. – Только вы не испытывайте слишком мое терпение. Не задерживайтесь долго.

Запасная удочка с крючком имелась, наловить кузнечиков для наживки тоже не составило проблемы. Харюзы у водопада, как всегда, брались отличие. Поймав несколько штук, Зина повернула лодку к берегу. Невольно обратила внимание на свое отражение в воде и пригляделась к нему более внимательно, чем всегда.

И осталась им недовольна.

Лицо загорело до черноты. Кожа на носу и щеках огрубела и облупилась, брови выцвели – и все это, по ее собственному мнению, придавало ей немного глуповатый вид.

"Как у Иванушки-дурачка!" – подумала она.

Волосы она стягивала ремешком на затылке. Теперь Зине казалось, что ее прическа напоминает малярную щетку, бывшую в употреблении. Она попробовала распустить волосы и решила, что так еще хуже.

– Чучело!-заключила она сердито. – Хоть сейчас ставь на огород. Ужас, какое страшилище!

Зина довольно долго разглядывала себя и, вероятно, могла бы разглядывать еще дольше, но вовремя вспомнила, что больной может проснуться, и заторопилась к берегу. – Пожил бы кто-нибудь на моем месте, утешала она себя по дороге, сильно взмахивая веслом, – не то что крема от загара, мыла, простых ножниц и тех нет.

Она застала Липатова сидящим на постели. Он уже успел надеть куртку и брюки. По измученному лицу было видно, чего это ему стоило. Тут же возле кровати лежали сапоги.

– Ах, вот как, – всерьез рассердилась Зина. – Так-то вы держите ваши обещания?

– Но я же никуда не пошел, – защищался Липатов. – Дожидаюсь вас, чтоб вы разрешили мне прогуляться по лесу.

– Я могу разрешить вам только одно – лечь обратно в постель.

– Но я уже здоров.

– Это пока не особенно заметно, – возразила Зина.

– Мне полезно двигаться, – настаивал Липатов.

– Вы уже сегодня двигались и знаете, к каким результатам это привело. Ложитесь. И не спорьте, ведь вы же сами знаете, что все равно будет по-моему, – Зина говорила без тени улыбки. Липатов собирался возмутиться, но сдержался.

– Теперь я вижу, на кого вы больше всего походите.

– Именно – На женщину времен матриархата.

– Тем лучше, – согласилась Зина. – Вообразите, что это на самом деле так, вам легче будет меня слушаться.

– А если я не послушаюсь?

Зина видела, что Липатов уже согласился с ней и шуткой прикрывает свое отступление. Она помогла ему.

– Тогда я поступила бы так, как поступали в этом случае женщины из матриархата.

– Как же?

– Я бы связала вас.

И она улыбнулась.

Зина считала, что ей не придется больше зимовать в провале, и решила некоторую зимнюю одежду перешить на летнюю, учтя при этом новые, неожиданно возникшие требования к туалету.

Удобнее всего сделать это сейчас, ночью. Она зажгла свечу и занялась перекройкой одежды.

С трудом продергивая толстую нитку, Зина прислушивалась-больной спал беспокойно, часто ворочался, при каждом движении настороженно поскрипывали доски лежанки. Потом он успокаивался, и Зина опять начинала шить.

Работы хватило далеко за полночь.

Наконец она погасила свечу и моментально уснула.

Но как крепко ни спала, сразу же проснулась от какого-то непривычного звука.

Приподнявшись на постели, прислушалась В хижине стояла мертвая тишина. Зина попробовала догадаться, что это был за звук. В маленькое окошко кладовой доносились из леса ночные шорохи, крики ночных птиц. Она уже научилась в них разбираться, и они нисколько не беспокоили ее. Следовательно, звук родился здесь, в хижине.

• Предыдущая
• 32/47
• Следующая