Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 137

Его даже не глупая надежда привела, потому что не могло быть тут никакой надежды. Вся эта история уже закончилась, и все-таки он стоял под дверью.

Маг повернул ключ в замке. Тот тихо щелкнул. Наклз в последний раз окинул взглядом пустой полутемный коридор и вошел.

Свет в крохотной прихожей не горел. Она вообще имела абсолютно нежилой вид, только на табурете в углу стояла банка с цветами. Наклз беспомощно посмотрел на пожухшие астры, серое пятно на фоне желтоватой стены.

«Стоило принести цветы. Или вино. По большому счету, просто не стоило приходить. Будущее не меняется».

Наклза передернуло. Если бы не почерк в записке и не ключ за батареей, он бы развернулся и ушел. Собственно, он и так был близок к этому решению.

— Найджел, это ты? — голосом Абигайл спросила темнота в комнате.

«Я, определенно, никогда ее не любил. Я ей даже имени своего не сказал. Она правильно поступила, когда уехала».

Маг поежился. Из комнаты донесся шорох платья.

— Найджел? Найджел, это ты?

— Да, это я, — быстро ответил Наклз.

Абигайл показалась в дверном проеме. Она куталась в шаль и беспомощно улыбалась. Черный локон, выбившийся из прически, чуть колыхался от сквозняка.

Маг быстро закрыл за собой дверь и сообщил полу:

— Холода напустим.

Лицо Абигайл — бледное пятно в сгустившемся мраке — приблизилось.

— Тебе так легче разговаривать? В темноте.

— Наверное, да.

— Пусть так. Я, должно быть, очень постарела?

— Нет.

— Ты хочешь рассказать, как ты жил эти годы?

— Нет.

— Хочешь знать, что было со мной?

— Нет.

Абигайл молчала почти с полминуты. Наклз слушал ее тихое дыхание в темноте. Бледное пятно обрело более-менее четкие контуры и теперь причудливо плавилось под взглядом. Маг видел то Абигайл, то что-то совсем другое с черными провалами вместо глаз и кривым надрезом рта.

Наклз не боялся только потому, что очень четко осознавал: что бы ни связывало их в прошлом, прошлого больше не существует. Если отбросить все романтические атрибуты, цветы, тайные свидания и ее письма — сам он не писал — то оставалась только сообразительная провинциальная потрясательница сердец, умудрившаяся оброгатить мужа, крупно облапошить любовника и даже мелькнуть в какой-то второсортной газетенке, как предмет дуэли. Иными словами, осуществившая золотую мечту рэдской мещанки среднего достатка и ума. И еще оставался один не очень сообразительный вероятностник, почти за три года не догадавшийся хотя бы заглянуть в ее метрику. В графе «дети» его ждал бы большой сюрприз.

Чтобы сделать всю эту смехотворную историю еще более смехотворной, Абигайл оставалось только отравить любовника и отравиться самой. Авторы дамских романов такой сюжетный ход, наверное, оценили бы.

Маг прекрасно понимал, что эти довольно циничные размышления не делают ему чести, но за ними оказалось очень удобно прятаться от меняющегося в темноте лица Абигайл.

— Если ты настолько презираешь меня, зачем ты пришел?

— Что? Я же молчал, Абигайл.

— Ты всегда очень понятно молчишь, Найджел. Это, наверное, единственное, что ты умеешь делать потрясающе выразительно.

— Ты молчала гораздо успешнее, — Наклз ответил прежде, чем сообразил, как бессмысленно препираться с женщиной, которой и без того досталось от жизни. Не его дело выяснять, заслуженно или нет. Нужно было или вообще не приходить, или оставить свою правоту за порогом. — Прости меня, это не то…

— То это или не то, а я прошла унизительнейшую процедуру развода, — ломким голосом оборвала его Абигайл. — Лишилась права видеться с детьми, переехала в другую страну, снимаю квартиру в одном доме с продажными девицами. А ты стоишь и молчишь. Найджел, я все прекрасно понимаю и приму любое твое решение. Ты мне ничего не должен, но скажи хоть что-нибудь. Не бойся, я ни на что не претендую: Моэрэн — особенно весной и осенью — хорошее средство для решения подобных проблем…

— Это называется «шантаж».

— Я тебя любила все эти годы, и мне плевать, как это, по-твоему, называется!

— Абигайл, не кричи. В доходных домах отличная слышимость.

— О, меня никто не услышит, можешь быть уверен, — туманно посулила Абигайл. — Меня даже ты не слышишь.

Вместо ответа Наклз пошарил рукой по шершавым обоям и нащупал вентиль, повернул его, нашарил шнур от светильника. Дернул. Прихожую залил тусклый бледно-желтый цвет. Мрак и тайна исчезли, осталась недовольная женщина лет тридцати пяти, мерившая его взглядом. Наклз с некоторым удивлением осознал, что Абигайл действительно не постарела. А он, как ему казалось, постарел порядочно. И немножко поумнел с тех пор, как они разошлись.

— Я тебя отлично слышу, — спокойно сообщил он. — Не могу сказать, что понимаю, но слышать — слышу. Чего ты хочешь?

— Какой простой вопрос! А ты чего хочешь?

Наклз пожал плечами. Он точно знал, чего не хотел, а не хотел он препираться или вспоминать «старые добрые времена», которые были не такими уж старыми и совсем не были добрыми. Маг снял пальто, повесил его на крючок, проделал те же манипуляции с шарфом, стряхнул с волос морось. Женщина снова беспомощно улыбнулась.

Наклз знал цену этой улыбке испуганного кролика, случайно заблудившегося в мире лисиц, и нисколько ей не верил. Абигайл могла быть какой угодно — рассудительной, ласковой, лживой — но вот беспомощной она не была никогда. Урок этот маг выучил поздно, однако запомнил накрепко.

— Я хочу, чтобы ты перестала кричать, Аби, и не начинала плакать, — тихо сказал он, проходя в комнату.

Внутри стояла вязкая темнота. Наклз включил свет и обвел глазами место, где они когда-то предельно близко подошли к понятию «счастье». Отстраненно подумал, что ей стоило снять другую квартиру. Годы не пошли на пользу ни любовному гнездышку, ни его залетным обитателям. Обои во многих местах отслоились, паркет рассохся, обивка мебели истерлась. Вообще, комната мало напоминала жилую. Только на столе лежал разложенный наполовину пасьянс, какое-то вязание и кипа исписанных листов.

— Я поняла. А из выполнимого?

Маг обошел кресло, выглянул в окно — там, как и три года назад, светились окна дома напротив, так близко, что, казалось, до них не больше пяти шагов. Тускло поблескивал скат крыши. Остальное заливала серая хмарь. Пахло дождем и застоявшейся водой. Снизу, в крохотном дворе, копошились какие-то люди. Наклз задернул шторы и попытался представить, что трех лет не прошло. Увы, это оказалось не то упражнение, которое мог выполнить человек, начисто лишенный воображения.

— Так что ты хочешь из выполнимого, Найджел?

— Проснуться.

— Что?

— Ничего, Аби. Ничего я не хочу.

Рейнгольду никогда бы не пришло в голову, что пуля в бедре может оказать какое-либо облагораживающее действие на характер человека, но факт оставался фактом: после ночной перестрелки Дэмонра круто пересмотрела свою линию поведения. Нордэна перестала пить, наняла охрану, пригласила дворецкого с дочерью-модисткой и внезапно сделалась такой внимательной и чуткой, какой не была даже на первых порах знакомства. Будь Зиглинд чуть наивнее, он бы нарадоваться не мог, глядя, как его вечная невеста в светлом платье и шляпе с огромными полями попивает холодный лимонад на террасе. Но Рейнгольд истратил весь отпущенный ему запас наивности еще в школьные годы, а потому знал, что ничего хорошего из этого гарантированно выйти не может. Светские дамы в кисейных платьях читали журналы мод — Дэмонра, нахмурив брови, просматривала политические новости и биржевые сводки.

— Рэй, зачем выкупать убыточные сталелитейные заводы? Речь ведь идет об огромных инвестициях, правильно?

Вопрос этот был задан из-под широкой соломенной шляпы с лентами. Рейнгольд с трудом удержался от улыбки и опустился в плетеное кресло напротив Дэмонры. Утреннее солнце грело уже почти по-летнему. В пяти минутах ходьбы вниз по склону шумело море. Прямо у террасы шелестела листва каштанов. Косые лучи мягко золотили белый мрамор пола и белое платье нордэны. Все это выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой.