Страсти по Анне - Данович Дина - Страница 10

• Предыдущая
• 10/40
• Следующая

— Всего лишь замерзла. Но говорите, ради Бога, не медлите!

— Все уладилось, Анна Николаевна. Можете успокоиться! Николай остается. Хотя, сказать честно, пришлось изрядно потрудиться для этого. Полковник Валеев — настоящая сволочь. Намекает на взятку, да так, чтобы она ни на что не была похожа! Какой он полковник! Верно, ни разу и пороха не нюхал. Настоящая штабная крыса. Усики, мордочка узкая, важная. Вы не волнуйтесь, — развернулся он ко мне.

— Я должна вам быть благодарной…

— Не забывайте, что вы являетесь моей супругой, — веско ответил Александр Михайлович.

— Завтра, может быть, мы съездим к Николке?

— Непременно, — пообещал Александр Михайлович и снова погрузился в собственные мысли.

Когда уже с тортом и шампанским мы вошли домой, я слабо улыбнулась Тане, давая понять, что худшее уже позади, но внезапно остановила за рукав мужа.

— Нам надо поговорить.

— В кабинете, — понял ход моих мыслей он.

Он плотно прикрыл за собой дверь, придвинул мне кресло.

— Будьте добры, объясните мне, каким образом вы узнали о ранении Николки? — спросила я, и самой сделалось страшно.

— Я скажу вам.

Он налил себе коньяку.

— Ваш брат Николай вызвал меня на дуэль. Мальчик слышал — то ли в январе, то ли в феврале — один из наших не самых лучших разговоров, одним словом, стал свидетелем нашего семейного скандала. Ему показалось, будто я оскорбляю вас, и вот вам результат! Мною неделю назад было получено письмо от вашего брата с вызовом. Не знаю, зачем он ждал два месяца, — возможно, решался.

— Но…

— Думаете, я мог отказаться? Здесь речь шла даже не о дворянской чести, чихать я на нее хотел. Я посчитал своим долгом доказать, что Николай не единственный, кому вы небезразличны, — бросил он.

— Александр Михайлович, — прошептала я.

— Что? Что вам угодно? Или мои слова стали для вас открытием?

— Вы ведь могли… — я уже хотела было сказать «убить его», но осеклась и продолжила: — Убить друг друга.

Он сел в кресло напротив меня и взял мои руки в свои.

— Я стрелял мимо, даю вам честное слово, но сам случай вмешался сегодня утром в эту распроклятую дуэль! Николай то ли оступился, переминаясь с ноги на ногу, то ли ветка там была, то ли прошлогодняя листва… Он поскользнулся… Я не хотел бы оправдываться, но…

— Я вам верю, — тихо сказала я. — Прошу, проводите меня в комнату.

— Мы представили дуэль как упражнение в стрельбе. Тем более я — родственник Николаю.

Мы шли в мою комнату, и больше всего я боялась потерять сознание. Александр Михайлович аккуратно вел меня под руку. Он негромко говорил уже о совершенно посторонних вещах, о том, что надо бы как-нибудь выбраться в свет, съездить в театр… Или в гости — всем вместе — с Николаем!

— Хоть с барышнями пообщается, а то к ним раз в год приводят институток из Смольного! Будущие господа офицеры и танцевать толком не умеют!

Я была рада тому, что Александр Михайлович перешел на шутливый тон, не давая мне сосредоточиться. Так он и просидел со мной до позднего вечера.

— Может, сыграем в шахматы? — предложил он.

В шахматах я была слаба, но не отказалась. Я проиграла Александру Михайловичу несколько партий и со вздохом вынуждена была признать полное поражение.

— У нас еще есть торт и шампанское! — с восторгом закрутился он.

— Я не смогу, когда мой брат…

— Выпьем за его скорейшее поправление и полнейшее выздоровление!

Он уговорил меня лечь в постель, стоял, отвернувшись, когда я переодевалась в тонкую кружевную сорочку. Через десять минут мы уже сидели на моей кровати и ели воздушный и удивительно вкусный торт.

Александр Михайлович с шумом откупорил шампанское, наполнил до верха бокалы богемского стекла.

— Я хочу выпить за вашего ненормального брата, Анна. Вы и представить не сможете, сколько он пытался меня вывести из себя. Он говорил, что не изобрели еще такой казни, которую он выдумает для меня, если только узнает, что вы пролили хотя бы одну слезу из-за меня! За его любовь к вам!

— За его здоровье, — тихо сказала я, чокаясь с мужем.

Ночью я проснулась как от толчка. «Боже мой, Господи, прости, прости, — шептала я беззвучно, — я знаю, я все знаю… И гадать не надо, почему состоялась распроклятая дуэль! Ревность!.. Ревность — и только! И почему я посмела поцеловать собственного брата!.. Не иначе как ядом прелюбодеяния пропитаны мои губы… Он, мой родной, мой милый, мой единственный!.. Господи, как же он должен меня любить, чтобы рискнуть ради меня жизнью — не в шутку, а по-настоящему! Господи!.. Моя вина!.. Мой грех!.. Как мне искупить его?.. Скажи, как?!»

— Таня, — позвала я. — Таня!!!

Она появилась в дверях комнаты с распущенными волосами, словно нимфа.

— Что случилось?

— Таня, мне страшно. Мне кажется, что ему очень плохо.

— Господи, да что вы говорите, Анна Николаевна! Успокойтесь, душенька!

Я встала с постели.

— Таня, научи меня молиться.

— Так вы же молитесь. В церковь каждое воскресенье ходите…

— Я неправильно молюсь. Научи меня… Как ты молишься?

— Я? По-деревенски, как любая баба.

Таня чувствовала себя растерянной. Я встала под иконы на колени.

— Не простудитесь, Анна Николаевна, — пролепетала Таня.

— Иди сюда, — позвала ее я, — научи меня. Она подошла, но на колени не встала.

— Может, я помолюсь? А вы отдыхали бы.

— Мой брат!.. Мой единственный брат!

— Не плачьте, Анна Николаевна, не плачьте, милая!

Она стояла, прямая, передо мной. С длинными волосами, словно раскаявшаяся Магдалина. Святая!.. Мне вдруг показалась, что именно Таня наша заступница перед Богом, ходатайствующая за наше спасение.

— Таня, Таня, прости нас. Молись за нас. Не оставь нас. Я тебя прошу!

— Господи, да что же происходит! — всплеснула руками Таня, поднимая меня с колен. — Легли бы вы лучше.

Я опять очутилась в кровати.

— Таня, как ты молишься? Каким образом Бог слышит тебя?

— Он всех слышит. Я говорю Богу о наших всех делах, я рассказываю, как прошел день. Я благодарю Его за то, что день прошел и мы может уйти на ночной покой. Я говорю, что надеюсь проснуться завтра здоровой и в добром расположении духа и вас увидеть тоже здоровой и доброй, и мужа вашего, и брата.

— Ты еще что-нибудь у Бога просишь?

— Нет. Зачем? На все Его Святая воля!

— Я же — прошу! Прошу и прошу! Господь уже устал меня слушать.

— Не говорите так, Анна Николаевна.

— Таня, Николка будет здоров?

— Да…

— Помолись за него, Таня. Ему это надо. Помолись, моя добрая, хорошая девочка, за него. Я тебя прошу.

Утром у Тани были черные круги под глазами. Всю ночь она не спала, разговаривая с Богом. Я верила ей. Я знала, что у Тани хватит и сил, и терпения вымолить моего брата.

Невозможно передать, какие чувства в эти дни испытывала я сама. Неожиданно я пришла к выводу, что ранение Николки, может быть, есть расплата за несовершенный грех между нами. С февраля я ни разу не нашла времени подумать о том, что едва не соблазнила собственного брата, начало весны рассеяло всяческие воспоминания о далеком вечере моих именин. Но сейчас мне стало страшно. Для чего я начала непонятную и глупую игру с Николкой, заведомо зная, что запретный плод слишком сладок, чтобы его попробовать?.. Но, как и праматерь Ева, я, будучи женщиной, первой приняла его и уже потом протянула брату.

И все-таки я не понимала, что подвигло Николку на дуэль с Александром Михайловичем, и поэтому тревожилась еще больше. Была ли только ревность причиной? Или Николка решился посоперничать с моим супругом за право обладания мною? Я не рискнула спросить у Николки напрямую, а он сам ничего мне не говорил.

Мы с Александром Михайловичем часто ездили к Николке в лазарет, стали больше бывать вместе. Казалось бы — вот человек, едва не убивший моего брата… Но с другой стороны, именно Александр Михайлович приложил все усилия для того, чтобы Николка остался в училище. Возможно, чувства благодарности и вины, переживания за Николкино здоровье сделали меня сентиментальной.

• Предыдущая
• 10/40
• Следующая