След менестреля (СИ) - Астахов Андрей Львович - Страница 35

— Я бы сказал — сумма большая, но я стою больше, — спесиво ответил брегендец. — Я готов предложить вашей светлости восемь тысяч риэлей.

— Что скажешь, Кириэль? — спросил меня герцог.

— Большие деньги. А сколько он добавит за своих людей?

— Моих людей? — Виконт Сарилло развел руками. — Я плачу за себя, а не за них. Мне безразлично, что с ними будет. Их судьбу предоставляю решить вам, милорд.

— Да, заманчиво, — сказал Джарли. — На восемь тысяч риэлей можно снарядить целый батальон.

— Милорд герцог, стало быть, согласен с моим предложением? — В черных глазах Сарилло вспыхнули радостные огоньки.

— Я хочу выслушать горожан, — герцог повернулся к толпе ополченцев. — Кто будет говорить от имени города?

Поднялся крик, горожане кричали разом и громко, пытаясь друг друга перекричать, и в этом шуме было невозможно разобрать ни единого слова. А потом все вдруг замолкли, и внезапно наступившая тишина показалась мне зловещей.

— Дайте мне! — раздался в этой тишине надорванный мужской бас. — Я скажу!

Из толпы, расталкивая людей, к нам пробился здоровенный мужчина с окладистой бородой и светлыми опаленными волосами. На руках этот великан держал завернутую в окровавленную кроличью шубу мертвую девочку лет тринадцати. Приблизившись, он положил тело в снег и сам опустился перед герцогом на колени.

— Вот! — сказал он, глядя на Джарли. — Мое имя Коллен, я кузнец, твоя милость герцог. А это моя дочь Альфрида. Единственная дочка, твоя милость. Все прочие дети умерли у меня. И жена умерла, когда мор был. Дочка только осталась. Она козу доила, когда эти вот пришли. Козу доила, твоя милость, — Лицо кузнеца задергалось, в широко распахнутых серых глазах заблестели слезы. — За что, твоя милость? За что?

— Милорд, вы же понимаете, что смерть какой-то мужчики не может считаться доказательством моей вины, — подал голос Сарилло, смотревший на кузнеца с презрительной гримасой на лице. — На войне люди гибнут сплошь и рядом.

— Ваша правда, виконт, — сказал Джарли, подозвал одного из латников и что-то шепнул ему на ухо. Латник поклонился, спешился и, подойдя к пленным, отвел козлобородого в сторону. Я еще успел заметить, как вторично в глазах Сарилло вспыхнула радость. Но он неправильно истолковал волю герцога: латник вытащил кинжал и, схватив виконта за волосы, перерезал ему горло.

Глаза козлобородого вылезли из орбит, булькая и давясь кровью, он повалился лицом вниз в снег. Я смотрел, как он умирает, и на душе почему-то стало легче.

— Остальных повесить, — велел Джарли, и ответом ему был восторженный рев и рукоплескания горожан.

Мы почти выехали с площади, когда герцог вспомнил о том, что я еду за ним.

— Никогда не видел восемь тысяч риэлей сразу, — сказал он, обернувшись. — Это должна быть отличная на вид куча золота. Может, еще увижу? Когда стану герцогом?

— Непременно, ваша светлость, — ответил я, и мы поехали дальше по затянутой слоистым дымом улице.

Я ожидал, что это будет просто пирушка. Веселая гулянка по поводу нашей победы в Кальте — с песнями, похвальбой и неумеренным питьем. Но Джарли удивил меня. Бочонок с отличным трехлетним аффи еще не был допит до конца, когда герцог внезапно заявил командирам, что ему хочется отдохнуть, а им следует вернуться к солдатам.

— А ты останься, — заявил он, когда я тоже собрался уйти вслед за офицерами. И тем удивил меня вторично.

Я остановился. Герцог, чертыхаясь, вытащил чоп из бочонка, наполняя свой кубок. Он был сильно пьян, я видел это.

— Выпей со мной, — велел Джарли.

— Это приказ? — улыбнулся я. Честно говоря, пить мне больше не хотелось.

— Приказывать самому Ллэйрдганатху? В этом есть нечто божественное, ты не находишь?

— Нет. — Я все же подошел к столу, взял кубок и подставил под струю из бочонка. — Я простой человек, Джарли.

— Скромность похвальна. Но ты обманываешь себя. Ты перестал быть простым крейонским знахарем Кириэлем Сергиусом в тот день, когда в тронном зале Роэн-Блайн поддержал моего отца. Или нет, еще раньше — когда Орден объявил за твою голову фантастическую награду.

— Ты же не хочешь, чтобы я стал важничать?

— Упаси боги! — с усмешкой ответил Джарли. — Твое здоровье, Кириэль.

— Твое здоровье, милорд герцог.

— Отличное вино. Еще по одной?

— Пожалуй, мне хватит, — я поставил кубок на стол между потрескивающими и распространяющими запах горелого сала свечами.

— Нет! — Джарли замахал рукой. — Не пойдет. Мы выпьем этот бочонок до дна.

— Смею заметить, завтра будет трудный день, ваша светлость. Нас ждут эльфы Холавида.

— Без разницы. Завтра будет завтра. — Тут Джарли смерил меня пьяным расфокусированным взглядом. — Для меня важнее эта превосходная свинина, эти каплуны и это вино. Надо спросить трактирщика, где он взял такой отличный аффи.

— Я сыт и пьян, Джарли. Съесть и выпить больше означает убить удовольствие. И еще, у нас был трудный день.

— Еще какой трудный! Отказаться от восьми тысяч риэлей — это очень, скажу тебе, трудно!

— Жалеешь, что не взял с этого ублюдка выкуп?

— Жалею, — признался герцог. — Это огромные деньги, Кириэль. Слишком большой соблазн.

— Но мужичье все испортило, не так ли?

— О-о! — Джарли погрозил мне пальцем. — Невместные речи ведешь, Повелитель Кошек.

— Казнишь меня?

— Нет, заставлю выпить еще.

Я был в сильном подпитии, но заметил промелькнувшую в глазах Джарли злобу. Он понял скрытый в моих словах намек. Язык мой — враг мой. Я попал в яблочко. Брегендский мародер Сарилло умер лишь потому, что предложил выкуп на глазах целой деревни. Поспешил. Сделай он такое предложение Джарли без свидетелей, остался бы жив, и герцог Роэн-Блайн стал бы богаче на восемь тысяч золотых. А крестьяне, у которых бандиты сожгли дома, кузнец с мертвой дочкой — да черт бы с ними со всеми!

— Этот сукин сын вообразил, что может купить меня! — выпалил Джарли, мотнув головой. — Меня, потомка Ленартов! Но восемь тысяч золотых — это… Ты понимаешь меня?

Понимаю, подумал я. Еще как понимаю. Можешь говорить, что угодно, но Сарилло купил тебя. Причем с потрохами. Ты едва не принял его предложение. Я видел алчный блеск в твоих глазах, Джарли. Целых восемь тысяч золотых, ты никогда не видел столько денег сразу, и они могли бы стать твоими. А ты сделал широкий жест, о котором теперь прегорько жалеешь…

— Ты поступил верно, Джарли, — ответил я. — Собаке собачья смерть.

— Ты и впрямь так бескорыстен, мой друг? — внезапно спросил герцог. — Что-то ты очень уж благороден для простого лекаря.

— Я всего лишь хочу поступать по совести. Иногда это нелегко.

— Я пытаюсь понять твои мотивы, — сказал Джарли, уперевшись руками в край стола. — Ты для меня загадка, Кириэль. Я видел, как ты старался помочь раненным в лазарете Роэн-Блайн. Ты необычен и непостижим. Всегда один, лишь эта кошкобаба твоя спутница, ха! Ты, как самый распоследний самоубийца, пошел в Вальфенхейм. Отправился прямо в глотку зверю, под орденские мечи, истинным чудом унес оттуда свою задницу — тебе повезло, демоны меня порви, сказочно повезло. Но твоя доверчивость — это что-то! — Герцог посмотрел на меня чуть ли не с ужасом. — Ты или святой, или кретин. Неужели ты впрямь был уверен, что вальгардцы отдадут тебе пленников и не прикончат тебя самого? Что за гребаная наивность!

— Иногда следует поступать вопреки логике, мой друг. Только так можно победить.

— Не верю. Ни одному слову твоему не верю. Нельзя поступать безрассудно, а ты делаешь это сплошь и рядом. Ты или великий пророк, знающий наперед свою судьбу и судьбы этого мира, или опасный безумец. И я связался с тобой, Кириэль. Это… это… — Джарли замялся в поисках подходящего слова. — Это непонятно.

— Хочешь знать мои мотивы? Хорошо. Задай сам себе вопрос, Джарли — пошел бы ты на неминуемую смерть, чтобы спасти своего отца?

— Спасти моего… отца?

— Именно так, Джарли. Просто спасти.