Неожиданность (СИ) - Попов Борис - Страница 50

Въехал во двор, начал разгружаться и распрягать Вихря. Насыпал лошадям вволю отменного ячменя, налил по ведру воды в приспособленные для поения коняшек кадушки. Стал носить на кухню продукты. Притащил мешки с крупой, был похвален хозяйкой. Вынул рафинад, вызвал удивление.

— А это еще что такое?

Объяснил.

— Меду же у нас полно?

— Я его не очень люблю, да и не везде он идет.

Увидев грибы, купленные прямо с ведром, поразилась: а куда нам столько? Мы такое количество супа и не съедим! Часть пожарим, часть посолим, ответил я. Самые вкусные — это жареные. Хороши и маринованные. В этих делах я был специалист, женщины с ними возиться не любили.

— А как это?

Пришел любопытствующий ведун.

— Мариновать — это кроме соли положить немного уксуса.

— Яблочный уже пошел, — заметила задумчиво Люба. — Только кто это будет делать?

Подумалось: пристроим кого-нибудь из особо чванливых боярынь. Желательно ту, что недавно тут куражилась. Сказать не сказал: для Любаши это была изрядная психологическая травма, еле водкой отпоили. Говорить об этом незачем.

— Я умею, сделаем. А потом огурцы посолим.

— А их солят?

— Еще как! Только бочка дубовая нужна.

— Мы в ней капусту квасим.

— Еще одну прикупим.

— Да дорого…

— Я денег дам, не разоримся. Погреб же есть?

— Обязательно! Все как у всех. Да и рубли найдем. А жарить грибы долго?

— Сейчас махом приготовим.

Я хорошенько помыл дары леса, потом нарезал с лучком и пожарил на здоровенной сковороде. Ели с большим удовольствием. Видимо, в связи с изумительным вкусом, наложили добавки. Тут грибы и кончились. Эх, не хватает жаренной картошечки! Игорь укоризненно сказал жене.

— И-эх, а мы только в супе эту вкуснотищу и видим! А ведь возле леса живем…

Она потупилась. Я встал на ее защиту:

— Не все тут из Костромы приехали! Я у вас тоже многому учусь.

— И то верно, — заметил ведун.

Люба загорячилась:

— Да я их завтра еще больше сделаю, у нас их ведро!

— И посолим и замаринуем еще, — добавил я, и мы продолжили трапезу. После еды, отдохнув как обычно, я поскакал к мельнику. Данила уже принял плотину у строителей. Отсыпал денег, простился с артелью. Лесопилка была почти готова. Плотники возились с избой. Посидели, поговорили. Табель бревен рос. Оставил будущему пильщику денег на расчет с лесорубами и возчиками на три дня. Дал команду, чтобы пришел на торг завтра: будем брать на работу ему подсобников посильнее.

Заехал на двор к ведуну. Расседлал кобылку. Вернулся в город на рынок. Музыканты и Фрол торчали на условленном месте. Купец уже был на все согласен. Объяснил ему, что нужно найти двух грузчиков и начинать строить амбар. Лавка будет при нем. Плотники подойдут завтра, пусть идет ищет место. Бревна подвезут. Отсыпал денег на расходы.

Пошел с ребятами, попел. На этом день завершился. Вечером подошел к дому ведуна. Меня уже ждала боярская челядь — двое мужчин с серьезными выражениями лиц.

— Боярин тебя ждет. Жену у него прихватило.

— На десять рублей будет дороже.

— Это неважно.

Они сели в седла, а я пошел на двор, запрягать коня. Наслушался я здесь о боярских дамочках. Поди, показывает мужу отсутствие здоровья.

Ну ничего. Финансовые потери последнего времени стали для меня ощутимыми. Кроме, как от пения и лечения, других денег пока ни от чего не было. Я начал подумывать о сворачивании пока кое-каких проектов, от которых быстрых прибылей не ожидалось. Поэтому буду вежлив и ласков. Лишних шестьдесят монет делам не повредят. Попадется психопатка, испробуем гипноз. В прошлой жизни вроде получалось.

Прибыли, сдал жеребца конюху, вошел в терем. Внешний вид боярыни о многом сказал профессионалу. Она сидела бледная, согнувшись и держалась за живот. Боярин и приживалки стояли рядом. Быстро распорядился убрать лишних и начал лечить.

В животе что-то лопнуло: или киста, или флегмонозный аппендицит. Жизни оставалось на несколько часов. В моей прежней жизни хирурги и анестезиолог уже бы мыли руки. Да и мне придется попотеть. В хорошем исходе я уже не был уверен — гной из брюшной полости маханиями рук не убрать. Скорее даже была уверенность в плохом исходе. Я начал водить руками, пытаясь хоть что-то облегчить. У хорошего хирурга с антибиотиками шансы сохранить больную были бы пятьдесят процентов, при разлитом перитоните, с которым я похоже имею дело — десять. Линия, охватывающая живот, уже начинала чернеть. То есть мои шансы на благополучный исход стремились к нулю.

И действительно — первые полчаса никаких эффектов не было. Ощущение моей бесполезности крепло. Потом вдруг ей как-то полегчало, и она смогла лечь. И о чудо — чернота исчезла! Не знаю, только надолго ли…

Я тоже решил отдохнуть и присел на лавку. Чувствовал себя, как после тренировки со старым ушкуйником. Руками пока не работал, отдыхал. Боярин подскочил ко мне, бросив молиться.

— Ну что, жить будет? На нем ярко пылал оранжевый факел. Молодость, любовь…

— Бог даст, поживет еще. Но надо еще много работать.

— Так работай, не сиди!

Да, щенка пора привести в чувство.

— Ты хочешь, чтобы она недолгий остаток жизни пролежала колодой, без чувств и речи, и не могла двинуть ни рукой, ни ногой?

На него будто вылили ушат холодной воды и такой сценарий его абсолютно не устраивал. Хозяин залепетал:

— Да я хотел побыстрее и получше…

На него было жалко глядеть.

— А хорошо быстро не бывает, — назидательно заметил я.

Не тебе торопить опытных людей…

Вдобавок, сильно неуверенных в успехе. Так длилось всю ночь — дела все были плохи. Уйти было нельзя, слишком велик был риск потери. К утру буркнул:

— Мне тюфяк какой-нибудь, и чем укрыться… Ей бабу покрепче, чтобы не пускала от кровати, лучше пусть лежит.

— А в туалет как же?

— Прямо в кровать и сходит. Выкинешь потом тряпки. Для нее стоять и ходить — смерть. Сам спать иди, мешать только будешь.

Он убежал, привел могучую женщину средних лет. Вскоре принесли ей табуретку, а мне матрас с простынкой и одеялом. Объяснил прислуге задачу.

— На девичьи приказы, просьбы, мольбы внимания не обращать — держать в постели. Увижу, что упустила, проспала или еще что, сдам боярину — пощады не будет, извинения и оправдания приниматься не будут. А хозяин живой не выпустит.

Молодой уже стоял рядом и кивал. Бабенка зевать сразу перестала, подобралась. Боярину велел:

— И поставь кого-нибудь из ратников караулить, лучше двоих, чтобы кроме меня никто не ходил. Боярыню держать хоть силой, укладывать в кровать! И покажи мне туалет.

Дружинника взяли от ворот. Второго подогнали чуть позже. Баба сидела, как влитая. Я упал и уснул, проспал до обеда. Отпустил женщину, велел позвать хозяина. Сильно хотелось жрать. Хозяйка, глядя на меня с кровати, ныла:

— Мне надо пойти, мне нужно увидеть маму…

Запугал ее теми же речами, что и мужа, стала лежать тихо. Прибежал боярин. Сказал ему, что уйти пока не могу, попросил подавать еду сюда и много не тащить. Колбаса и сало должны присутствовать обязательно. Суп не надо, по туалетам бегать некогда. На ночь опять поставить ратников и сиделку. Велел чуть позже переодеть больную и сменить постель.

Все было сделано под моим неусыпным надзором и руководством. Боярыню даже не сажали. Еды быстро наволокли. Оставил следить за порядком хозяина, и унесся в толчок. Когда вернулся, девушка уже усаживалась с явным намерением куда-то сходить. Рявкнул на них. Эффект был достигнут необходимый: боярыня зарылась в свои перины, муж унесся рулить по хозяйству. Дело было ясное: он жену ужасно любит, она беззастенчиво этим пользуется. О женщины! Вам имя вероломство! Спокойно поел, передохнул. Стал опять лечить. Положение дел практически не менялось: линия не изменялась, бледность не исчезала. Неужели была и потеря крови? Я буду сильно горевать, если она уйдет… За тридцать лет, так и не смог привыкнуть к смерти больных при мне. Без меня — ну умер, так умер, чего тут больно-то горевать.