Любой каприз за вашу душу. Нью-Йорк (СИ) - Соловьева Евгения - Страница 44

– Не выброшу, – хотя звучит уже стремно, уж не золотой ли унитаз мне собираются подарить? – А что с ним вообще делать-то?

– А все, что захочешь. На что фантазии хватит, то и делай, – Кей подмигнул мне и вернулся к театрально-пафосному тону. – Итак, моя леди, позвольте вам преподнести этого изумительного, породистого, исключительных достоинств барана.

– Барана?.. – моя реальность грозила рассыпаться к чертям собачьим.

– Барана. Натурального барана, моя леди, – очень серьезно кивнул Кей и распахнул дверь.

За порогом стоял Бонни Джеральд. Все тот же черный пиджак, в котором он был на презентации, забранные в хвост влажные волосы, крохотная сережка-булавка в правом ухе. Холодная ярость в глазах. И желтая ленточка с колокольчиком в руках.

– Ваш подарок, миледи, – таким тоном обычно говорят «чтоб вы подавились». Удивительно, как он не швырнул ленточкой с колокольчиком мне в лицо.

Жаль, что не швырнул – тогда у меня появилось бы моральное право захлопнуть перед ним дверь и не портить и так непростой вечер.

Кей тяжко вздохнул, притянул мою руку к губам, поцеловал. Смотрел он при этом на Бонни, а тот – на него, с непередаваемо оскорбленным и разгневанным видом.

– Натуральный баран, я ж говорил. Такой же упрямый и злобный.

– Лучше бы ты подарил мне велосипед, – я тоже смотрела на Бонни и очень хотела, чтобы он провалился.

– Традиции, радость моя. Древние английские традиции.

Теперь была моя очередь тяжело вздыхать. Вот что мне с этим бараном делать? Я слишком устала для мексиканских страстей, так что даже бить о его голову посуду уже не хочется. И высказывать, какой он баран – тоже. Пожалуй, мне даже немного его жаль. Кей сейчас совершенно не щадит его самолюбия. Я не ожидала, что он может быть к Бонни так жесток.

Впрочем, я слишком мало знаю об их отношениях, чтобы судить.

– Спасибо за подарок, конечно… но… – я подняла взгляд на Кея, видеть ненависть в глазах Бонни не было совершенно никаких сил.

– Ты обещала его не выбрасывать, – за иронией в тоне Кея слышалась просьба. И усталость.

– Ладно, раз обещала… – да, я помню, что Никель Бессердечный тоже умеет мечтать. И как все мы, чаще всего о несбыточном.

– До утра. – Кей снова поцеловал мои пальцы и отпустил мою руку, отступил на полшага. – Я буду неподалеку.

Я сглотнула невесть откуда взявшийся в горле горький комок. Снова повернулась к Бонни. Он так и стоял на пороге, прожигая Кея взглядом. И зачем только Кей это затеял? Хотя может быть он просто не знает об обстоятельствах нашей с Бонни последней встречи. Наверное. Иначе бы…

Думать, что иначе, я не стала. Толку-то. Надо что-то делать с тем, что есть. А есть у нас – один злющий ядовитый баран, которому хочется меня убить. Прелестный подарок для леди. Просто зашибись.

– Значит, я могу делать с тобой все, что захочу? – уточнила я без особой надежды на нематерный ответ.

– Да, миледи. Все, что захотите, – осипший голос его выдавал, в отличие от ледяной морды. – До рассвета.

– Ты будешь слушаться, – мне стало отчаянно любопытно, как Кею удалось его заставить, и где пролегает граница – уж не знаю, чему, то ли их дружбе и доверию, то ли долгу чести. Не удивлюсь, если Бонни сейчас отдает карточный долг.

– Да, миледи, – он старательно не смотрел на Кея, стоящего в шаге от меня, но я прекрасно чувствовала его желание, нет, острую потребность дать другу в глаз. И не один раз.

– Хорошо. Будешь ужинать?

Он моргнул от неожиданности. Явно ожидал от меня чего-то другого. Интересно, чего? Что я начну его трахать прямо на пороге? Или немедленно лупить? Уж не знаю, что бы на моем месте сделала Сирена – но я определенно не она.

– Благодарю, миледи, я не голоден.

Пожав плечами, я протянула руку за дурацкой желтой ленточкой. Бонни недоуменно нахмурился.

– Колокольчик отдай. Если, конечно, он не дорог тебе как память.

Колокольчиком в меня не швырнули, и я еще раз восхитилась выдержке. Про себя, разумеется. Забрала ленточку, отвернулась – и пошла к столу, словно забыв о Бонни. Ни черта не забыв, конечно, я лопатками ощущала его взгляд. Очень похоже на щекотку от красного пятнышка, как показывают в кино лазерный прицел. Но настоящие леди не передергиваются и не показывают, что им страшно и они растеряны. Настоящие леди кладут ленточку на стол, берут мисочку с ягодами, мило улыбаются будущему супругу и спрашивают:

– Дорогой, ты не против, если я займу сегодня комнаты рядом с террасой?

– Разумеется, не против, – Кей едва заметно улыбается, с надеждой и благодарностью.

Он верит, что у меня получится. И мне очень хочется, чтоб он оказался прав. Почти так же, как швырнуть эту мисочку ягод Бонни в лицо и заорать, чтобы он убирался к чертям собачьим и больше никогда не попадался мне на глаза.

Что ж. Ягод мне жаль, я их люблю. А ночь длинная – я успею сказать Бонни все, что хочу. И нет, я не буду милой няшечкой. Не сегодня.

Я прохожу мимо него, бросаю:

– Следуй за мной.

Он повинуется. Молча. Останавливается в шаге от меня – в комнате Синей Бороды. Не оглядывается, делает вид, что абсолютно спокоен. А я делаю вид, что ему верю.

– Закрой дверь, Бонни, – велю я, садясь в кожаное кресло посреди комнаты, и указываю на пол у своих ног. – И иди сюда.

Он идет, опускается на колени. Руки за спиной, смотрит куда-то мимо, не опуская головы. У него изумительная пластика: захочешь не понять, а все равно поймешь, как он тебя презирает, и что он здесь ни в коем случае не ради тебя – а ради единственного друга. Или карточного долга. Гений, мать его. Электрический скат. Одно прикосновение – и тебя убьет разрядом ненависти.

Интересно, почему так? Что изменилось, отчего великая любовь превратилась вот в это?

Взяв несколько ягод, кладу в рот. Они кисловато-сладкие, сочные. А у меня горло пересохло. Наверное, у Бонни тоже. Так интенсивно ненавидеть – тяжело и утомительно.

Следующую горсть ягод предлагаю на ладони ему. Сразу, во избежание лишних сцен, велю:

– Ешь.

Он склоняет голову, как пленный король. Осторожно берет ягоды губами, стараясь не касаться моей кожи. Руки по-прежнему за спиной. А мне хочется смеяться, или плакать – не знаю. Но такой контраст! Сложно поверить, что чуть больше месяца назад этот мужчина касался меня с сумасшедшей нежностью. Сложно поверить, что это никогда больше не повторится.

И сложно поверить, что я все еще хочу его касаться. Да, я всего лишь глупая женщина, не готовая расстаться с мечтой, даже когда эта мечта хочет меня убить. Поэтому я, прикусив губу – не стоит мне пока смеяться, и плакать тоже не стоит, – глажу его по голове, тянул резинку с его волос и запускаю пальцы в рассыпавшиеся пряди.

Он не вздрагивает. Держится. Так же смотрит куда-то в сторону. Да плевать. Я слишком долго мечтала о том, как дотронусь до него, поцелую. И сейчас у меня последняя возможность это сделать. Больше он не позволит. Да и Кей не станет опять нас сводить, я по его глазам видела – этот последний. Наш последний шанс, который уже на самом деле никому, кроме Кея, не нужен. Я слишком устала, Бонни меня ненавидит, а Кей… мне безумно жаль, что ему будет больно. Поэтому я все же попытаюсь. Не вернуть любовь, это невозможно, а хотя бы поговорить. Заключить пакт о ненападении.

Если не сорвусь.

Даже если сорвусь. Почему бы мне не позволить себе сделать то, что хочется?

Я скармливаю ему еще ягоды, горсть за горстью. Вместо паузы. В моей голове пусто, в сердце – тоже. Я словно сижу за роялем на сцене, жму на клавиши, но вместо звука получается жалкий скрип, а публика недоуменно морщится, начинает перешептываться, подниматься – и, сколько бы я ни разбивала пальцы в кровь о проклятые клавиши, уходит. Один за другим. Навсегда.

– Знаешь, Бонни, – тихо говорю я, когда он берет с моей ладони последние ягоды, – я очень на тебя зла. Сейчас мне больше всего на свете хочется тебя убить, а потом поплакать над трупом. Как думаешь, когда меня посадят в Синг-Синг, дадут ли мне с собой ноут? Я тогда напишу еще один роман о тебе. Он будет называться «Призрак мюзикла». По нему снимут фильм, и ты станешь еще более знаменитым. Ты хочешь еще больше славы, Бонни?