Любой каприз за вашу душу. Нью-Йорк (СИ) - Соловьева Евгения - Страница 25

Вся такая сияющая я и пришла на террасу, откуда доносились аппетитные запахи и позвякивание посуды. На пороге чуть не столкнулась с Керри, выносившей пустой кувшин из-под сока.

– Вам кофе, мисс Роуз? – экономка была невозмутима, как сфинкс.

– Гляссе, пожалуйста, – а я улыбалась и любила весь мир без исключения.

До тех пор, пока не обнаружила, что за столом сидит один лишь Кей: он поднял взгляд от газеты (милая аристократическая привычка по утрам просматривать бумажную прессу) и одобрительно кивнул моему наряду. Второе кресло пустовало, прибор был нетронут. Третьего кресла не было вовсе.

На миг замерев в недоумении, я все же села, глубоко вдохнула, медленно выдохнула, и только после этого спросила:

– А где Бонни?

Кей пожал плечами:

– У себя в гостинице, наверное, – он смотрел на меня с каким-то странным выражением лица. Изучающим, что ли.

– Вот как…

Опустив взгляд, я потянулась за бокалом для сока. Кей без комментариев взялся за кувшин, налил мне. На несколько мгновений повисло молчание: я не знала, что сказать и как реагировать, а Кей не приходил мне на помощь. Почему – я не понимала. Я вообще не понимала, что происходит. Почему Бонни ушел? Ведь вчера ночью он звал меня, и я пришла. Он просил прощения – и я простила. Он хотел меня, и я… мы… ему было хорошо! Я не могла ошибиться!

Или могла?

Кей зашуршал газетой, я машинально подняла взгляд.

Он смотрел на меня, отложив газету, склонив голову набок и слегка улыбаясь. Воплощенное спокойствие. Мне захотелось его стукнуть. Но вместо этого я попросила, очень-очень вежливо:

– Объясни мне, что происходит.

– Если бы я сам знал. Но наверняка ничего ужасного.

– После вчерашнего Бонни ушел, и это нормально?.. – кажется, у меня руки дрожат.

– Вполне. Роуз, если ты хочешь узнать, что с ним – спроси у него. Это очень просто, поверь.

– Я?.. Но… он ничего не сказал, прежде чем уйти?

– Может, и сказал, но я спал и не слышал, – все с той же легчайшей иронией. Аристократ, мать его.

– И тебе все равно…

– С ним все в порядке, Маккензи оставил записку, что повез Бонни в гостиницу. Возможно, ему просто нужно побыть одному и немного подумать. Такое случается.

Случается. Ага. Сначала он зовет меня, умоляет о прощении – а получив, что хотел, сбегает в гостиницу, чтобы подумать. Ни слова, ни записки, ничего – просто сбежал. Прелестно. Просто прелестно!

– Что ж, надеюсь, он получит от размышлений максимум удовольствия. – Я улыбнулась Кею с его любимой аристократической непринужденностью. – Что там под крышкой, лосось?

– Лосось по-норвежски, как ты любишь.

Минут пятнадцать я вдумчиво завтракала, обсуждая с Кеем облачность и ветер на заливе. Мы пришли к выводу, что выходить на яхте не имеет смысла: за окном серо, мокро и ветрено. К тому же сегодня в Метрополитен дают «Риголетто», а мы еще ни разу не были в опере вместе.

Что ж. Вечером – опера, днем – бассейн, массаж… и роман. Я две недели не писала ни строчки, пора бы и честь знать.

Когда я уже отложила салфетку, показалось, Кей хочет что-то спросить. Но он промолчал. И хорошо. Потому что я знала, что он спросит: позвонишь Бонни? И он знал, что я отвечу: нет.

 Но он не спросил, я не ответила, а через две секунды подумала: я же собиралась быть покладистой няшечкой, а не упрямой дурой. Так в чем проблема-то? Опять детский сад, штаны на лямках? Хватит уже, с меня не убудет, если я сама позвоню Бонни.

Поблагодарила Керри за прекрасный завтрак, поцеловала Кея и пошла искать телефон. На сей раз он был на месте, то есть на тумбе около кровати, и заряжен. Милая, заботливая Керри.

Хорошая, умная я. Давай, набирай номер. Ну?

Набрала. Послушала длинные гудки – десять штук. Напомнила себе, что Бонни может все еще спать, или принимать душ, или делать еще сотню дел, мешающих ответить на звонок. Наверняка увидит вызов и перезвонит. А я не буду паниковать, обижаться и дурить. Не буду, я сказала! Я уже собралась отключиться, когда услышала шаги под дверью и приближающуюся мелодию: «I see trees of green... red roses too», – голосом Луи Армстронга.

Нажала отбой, обернулась.

На пороге стояла Керри со смартфоном в руке.

– Сожалею, мисс Роуз, но мистер Джеральд забыл свой телефон здесь. Если позволите, я отправлю его в гостиницу.

Надо было согласиться и передать с ней же записку, но мне отчаянно хотелось увидеть – как я выгляжу в его телефоне. Музыкальные ассоциации я уже оценила, а вот визуальные? Любопытство – злейший враг кошек!

– Не надо, я… я сама ему отдам, – я говорила на ходу, протягивая руку за чужим телефоном. Неприлично быть такой любопытной? А плевать!

Керри ни взглядом, ни вздохом не показала, что тут что-то не так, просто отдала мне телефон. Мисс дурить изволят? Да на здоровье. После вчерашнего вечера – сущие цветочки.

– Мистер Джеральд остановился в Мандарин Ориенталь, – назвав один из самых дорогих отелей Нью-Йорка, расположенный около Центрального парка, Керри удалилась.

А я с трудом подавила порыв прямо сейчас влезть в джинсы и помчаться к Бонни. Не надо. Кей сказал – ему, наверное, надо подумать в одиночестве. И, может быть, он сам вернется? Он же знает, что я его жду. И Кей его ждет.

Ладно. Сегодня не будем пороть горячку. Для начала заглянем в телефон: как выглядит для него Rosetta? Подобрать графический пароль оказалось крайне просто – буква L, пароль для ленивых раздолбаев. У меня самой такой же. А отпечатком пальца для доступа к телефону он не пользуется. Вот она, разница. Чтобы взломать телефон Кея, наверняка нужен как минимум выдающийся хакер, и то не факт, что он не расплавится у хакера в руках, напоследок показав кукиш.

Чувствуя себя лисой, пробравшейся в курятник, я нашла себя – и целую минуту любовалась на собственную фотку. Одна из первых, сделанных Кеем: я в коротких джинсовых шортах, лифчике от купальника и огромной соломенной шляпе с лохматыми краями, одной рукой придерживаю шляпу (на заливе ветер), другой держусь за леер и смотрю прямо в камеру… То есть на Кея. Улыбаюсь и мысленно обещаю милорду вот прямо сейчас его поймать и изнасиловать. В особо циничной форме, прямо на палубе яхты. А нечего рассекать в одних плавках и дразнить милую, скромную девушку!

Интересно, что чувствовал Бонни, глядя на эту фотку? Ревновал ли к Кею? Все же я не могу до конца понять их отношений, слишком много всего намешано. Вот смогла бы я на месте Кея после вчерашней сессии так спокойно сказать: наверное, Бонни нужно побыть одному? Он не волнуется от слова совсем. Но это не равнодушие, ни в коем случае. Я точно знаю, если Бонни что-то по-настоящему нужно, Кей наизнанку вывернется – и нужное ему даст. Просто так, не требуя ничего взамен. И наоборот тоже. Но я же помню тот огненный дух соперничества между ними на бал-маскараде! Не хуже, чем между двумя матерыми волками ввиду течной волчицы. А их постоянные пари, я и сама слышала как-то раз, и Кей рассказывал. На этой фотке я – трофей Кея. Я выбрала его, уехала с ним. Смотреть на наше счастье… стала бы я так травить душу?

Не знаю.

Бонни стал. Бонни надеялся, что я прощу его, и мы будем вместе.

Черт. Как все было просто всего лишь вчера! Может быть, мне не стоило вмешиваться?

«Умная девочка вчера подошла бы к нему на репетиции и не мучилась бы сегодня», – я почти услышала ироничный, теплый голос Кея.

Черт. Вот почему он такой умный, а я такая дура? Самый важный вопрос мироздания, однако.

Ладно. Хватит страдать фигней. Сегодня пусть Бонни думает в одиночестве и лечит синяки, а потом – посмотрим. Или он придет сам, завтра, или я приду к нему на репетицию в понедельник. На всякий случай, конечно, спрошу у Люси, не репетируют ли они сегодня.

– Где? На пляже мы! И не напоминай о работе! Ненавижу их всех, – тяжело вздохнула Люси. – В понедельник начинаем со светом и костюмами, грядет апокалипсис.

Рядом с ней кто-то прочувствованно выругался по-немецки, а я хихикнула: мы – это значит Люси с Гюнтером. Вот же! Она в два раза его старше и в два раза толще, но он влюблен как шекспировский Ромео. Люси – Джульетта, м-да…