Меловой человек (ЛП) - Тюдор С. Дж. - Страница 26

И они ушли.

Все происшествие заняло три или четыре минуты, но казалось, что намного больше. Отец Мартин прокашлялся, но все равно слышались только рыдания отца Железного Майки.

— Мне очень жаль, что нас прервали. Сейчас мы все выйдем во двор и продолжим службу. Прошу всех встать.

Снова зазвучала музыка. Родственники Железного Майки оттащили его от гроба, и мы все вышли на улицу, на кладбище.

Не успел я переступить через порог церкви, как мне на голову упала дождевая капля. Я поднял голову. Лазурь неба затянуло густыми серыми облаками. Дождь застучал по крышке гроба и собравшимся людям.

Никто не взял с собой зонтики, и мы все сгрудились в яркую красно-голубую массу, сгорбившись под порывами нарастающего холодного ветра. Когда гроб начали медленно опускать в землю, меня пробрала легкая дрожь. Все цветы убрали. Как будто хотели подчеркнуть, что не позволят чему-то яркому и живому упасть в эту глубокую темную яму.

Я думал, что драка внутри церкви была худшей частью похорон, но ошибался. Это было худшей частью. Шорох и стук земли, падающей на крышку гроба. Вонь влажной грязи под умирающим солнцем сентября. Я смотрел на разверстую, зияющую дыру в земле и остро осознавал, что оттуда нет возврата. Не помогут никакие извинения, никакие увертки, даже записки от мамы. Смерть абсолютна и окончательна, и ничего с ней не поделаешь.

Когда все закончилось, мы медленно потянулись прочь с кладбища. В церковном холле устроили небольшой банкет — сэндвичи и напитки.

Мама сказала, что это называется «поминки».

Мы уже почти добрались до ворот, когда внезапно к маме с папой подошел их знакомый. Прямо за нами шел Толстяк Гав с родителями — они разговаривали с матерью Хоппо. Я видел в отдалении родителей Железного Майки, но сам он куда-то пропал. Думаю, он был где-то неподалеку.

Я внезапно понял, что остался один, — стоял, как потерянный, на границе кладбища.

— Привет, Эдди.

Я обернулся. Ко мне подошел мистер Хэллоран. Он надел шляпу, чтобы укрыться от дождя. В руках у него была пачка сигарет. До этого я никогда не видел его курящим, но помнил пепельницу у него дома.

— Здрасте, сэр.

— Как ты?

Я пожал плечами:

— Не знаю, честно говоря.

Была у него такая особенность, которой не обладало большинство взрослых, — ему не хотелось врать.

— Все хорошо. Ты совсем не обязан испытывать скорбь.

Я замялся. Я не был уверен, что знаю, как на это отвечать.

— Нельзя скорбеть обо всех, кто умирает, — сказал он, понизив голос. — Шон Купер был хулиганом. То, что он мертв, этого не меняет. И в то же время не делает случившееся менее трагичным.

— Просто потому, что он ребенок?

— Нет. Потому что у него не было шанса исправиться.

Я кивнул, а затем спросил:

— Это правда? То, что сказал полицейский.

— О Шоне Купере и его дочери?

Я снова коротко кивнул.

Мистер Хэллоран опустил взгляд на свои сигареты. Думаю, он очень хотел курить, но не решался на территории церкви.

— Шон Купер не был милым и добрым юношей. То, что он сделал с тобой… Многие тоже назвали бы это насилием.

Я ощутил, как кровь хлынула к моим щекам. Я не хотел об этом вспоминать. Словно почувствовав это, мистер Хэллоран продолжил:

— Но совершил ли он то, в чем обвинил его полицейский? Нет, я не думаю, что это правда.

— Почему?

— Я не думаю, что… та юная леди была в его вкусе.

— А…

Я не вполне понимал, о чем речь.

Он встряхнул головой:

— Забудь. Тебе больше незачем думать о Шоне Купере. Теперь он тебя не тронет.

Я подумал о звуке камешков, бьющих в мое стекло. О голубовато-серой коже, залитой лунным светом.

«Привет, говноед».

Я не был так уверен в этом.

Но все же сказал:

— Нет, сэр. То есть… да, сэр.

— Вот и хорошо.

Он улыбнулся и пошел прочь.

Я все еще пытался осознать все это, когда кто-то внезапно схватил меня за руку.

Я резко обернулся. Прямо передо мной стоял Хоппо. Его волосы уже растрепались, а рубашка была наполовину расстегнута. В руках он держал ошейник и поводок Мерфи. Но самого Мерфи рядом не было.

— Что случилось?

Он смотрел на меня дикими глазами:

— Мерфи. Он исчез.

— Выбрался из ошейника?

— Я не знаю. Такого никогда раньше не было. Он не такой уж вольнолюбивый…

— Думаешь, он домой побежал? — спросил я.

Хоппо потряс головой:

— Я не знаю, он же старый… Зрение и нюх у него уже так себе.

Он изо всех сил старался не поддаваться панике.

— А еще он не такой быстрый, как раньше, — добавил я. — И вряд ли ушел далеко.

Я огляделся. Взрослые все еще разговаривали. Толстяк Гав стоял неблизко, и я не мог привлечь его внимание. Железного Майки все еще не было поблизости…

И тут я увидел кое-что еще.

Рисунок на надгробии прямо возле церковных ворот. Он уже начал выцветать и слегка размылся под дождем, но все равно бросился мне в глаза. Он явно был здесь лишним и в то же время казался ужасно знакомым. Я подошел ближе. Мои конечности тут же покрыла гусиная кожа, а волосы почему-то стали сильно давить на голову.

Белый меловой человечек. Его ручки были раскинуты в стороны. На лице виднелась буковка «О», как будто он кричал. А еще он был не один. Рядом с ним кто-то грубо намалевал белую меловую собачку. Меня внезапно охватило дурное предчувствие. Очень дурное предчувствие.

Берегись Мелового Человека.

— Что это? — спросил Хоппо.

— Ничего! — тут же ответил я и вскочил. — Пойдем поищем Мерфи. Пошли!

— Дэвид, Эдди, в чем дело? — К нам подошли родители.

— Мерфи, — сказал я. — Он… сбежал.

— О нет! — Мать Хоппо прикрыла рот рукой.

Хоппо еще крепче сжал поводок.

— Мам, мы пойдем поищем его, — сказал я.

— Эдди… — начала было мама.

— Пожалуйста! — настойчиво добавил я.

Я видел, как она размышляет. Вид у нее был нерадостный, лицо — бледное и напряженное. Но, наверное, все дело было в похоронах.

Папа положил руку ей на плечо и коротко кивнул.

— Ладно, — сдалась мама. — Идите и поищите Мерфи. Когда найдете — возвращайтесь в церковь, мы будем в общем зале. Увидимся там.

— Спасибо!

— Давайте. Недолго!

Мы бежали по дороге и звали Мерфи по имени, но, наверное, зря, ведь он был глух как пень.

— Может, на всякий случай посмотрим сначала у тебя дома? — предложил я.

Хоппо кивнул:

— Да, давай.

Хоппо жил на другом конце города, на узкой улочке, где теснились дома с террасами.

Это была одна из тех улиц, где мужчины сидят на этих самых террасах, потягивая светлое пиво из банок, где по обочинам бегают малыши в подгузниках и вечно раздается собачий лай. Тогда я об этом не думал, но, наверное, потому, что мы никогда не зависали дома у Хоппо. Мы все жили в нормальных домах. Да, мой был немного потрепанным и старомодным, но все же он стоял на улице с хорошей дорогой, по краям которой росли деревья, и все такое.

Хотелось бы мне сказать, что дом Хоппо казался одним из лучших на этой улице, но это было не так. Окна закрывали пожелтевшие занавески, краска на входной двери облупилась, а крошечный дворик был весь завален битыми горшками, садовыми гномами и старыми шезлонгами.

Внутри царил ничуть не меньший хаос. Я помню, как подумал, что для уборщицы мать Хоппо не очень-то старательно наводит порядок в собственном доме. Всюду валялись кучи хлама — иногда в самых неожиданных местах: пустые коробки из-под кукурузных хлопьев громоздились на телевизоре в гостиной, в прихожей возвышалась гора рулонов туалетной бумаги, на кухонном столе валялись бутыли с отбеливателем и отравой для улиток. А еще жутко воняло псиной.

Мне нравился Мерфи, но запах явно не входил в число его достоинств.

Хоппо обежал дом и осмотрел задний двор, а затем примчался обратно и потряс головой.

— Ладно, — сказал я. — Поищем в парке. Он мог пойти туда.

Он кивнул, но я видел, что он изо всех сил старается не разрыдаться.