Кровь и почва - Старицкий Дмитрий - Страница 43

— Паровозы тоже сам стал делать? — удивился инженер.

— Нет. Только переделываем угольные котлы в нефтеналивные. Для той дороги, что ты уже построил к нефтяным полям западных предгорий. А в Калуге, на сортировочной станции, меняем в составе нефтеналивной паровоз на угольный, который и тащит состав дальше в империю. Герцог поставил задачу на максимальное самообеспечение Реции. Вот и стараемся. Тем более, когда заработает в Калуге нефтеперерабатывающий комбинат, то обратно к нефтяникам паровозы пойдут не на сырой нефти, а на отходах керосино-бензинового производства.

— Тебе удалось сделать двигатель внутреннего сгорания? — удивился Плотто.

— Если бы… Скопировали тот, что украли люди Моласа в Республике, — сознался я. — Но паровой движок пока еще мощнее для самолета. Двигаем бензин как универсальное чистящее средство. Его и еще белый керосин.[22]

— И как продажи? — подкалывает меня уже Плотто как военный как бы шпака.

— Пока слабо. Но наши ремесленники распробовали. Особенно белый керосин — тот не оставляет следов после чистки. Да и как растворитель хорош. Краска высыхает быстрее, чем на олифе. Да и легче красочный слой выходит в итоге.

Смотрю, намотал командор на ус про легкую краску. Мне же лучше — продажи вырастут.

На горизонте показалось море.

— Да, прав император насчет пассажирских перевозок, — задумчиво произнес Плотто, отрывая от глаз бинокль. — Но не для всех будет такая услуга по карману. Дорого. Хотя погреться у теплого моря хватит желающего народу. Мои летуны будут первыми после зимнего сезона. А для остальных Вахрумка железную дорогу построит.

— Можно и дальше летать. В Винетию, — предложил я. — Там моря ещё теплее. И почти круглый год сезон.

— Незачем чужакам деньги отдавать, — многозначительно высказал Шибз, оторвавшись от камеры, в которой менял кассету с плёнкой. — Этак и в Мидетерранию летать можно, там ещё теплее. Да и дешевле там жизнь.

— Летать в Риест, — предложил я. — А от Риеста уже комфортабельным пароходом в круиз по южным морям. И отдохновительно и познавательно. А ввиду того, что покойный император установил для всех в стране обязательный отпуск раз в году, то… было бы предложено, а желающие найдутся. Особенно после того, как железную дорогу построим, то станет многим и по деньгам. Я вот своих лучших рабочих просто премировал бы такими поездками.

— Ты ещё скажи, что восьмичасовой рабочий день устроишь. Как того требует Лига социальной справедливости, — скривил улыбку Плотто.

— Десятичасовой уже устроил, — ответил я. — Травматизма на производстве стало меньше. И намного. А в горячих цехах с непрерывным циклом у меня изначально восьмичасовой рабочий день. В три смены. А на Теванкульском угольном разрезе еще и горячее питание за счет фирмы в обед. Народ там под открытым небом вкалывает.

— То-то они у тебя поют про шестнадцать тонн, — усмехнулся за нашими спинами Шибз.

— Данко, ты отстал от жизни, — вернул я ему усмешку. — Шестнадцать тонн — это норма в угольной шахте вручную кайлом наколупать за смену. А у меня с бульдозером и пневматическим отбойным молотком двадцать восемь тонн в смену на одного работающего. И это не предел.

— Эксплуататор, — улыбнулся Плотто.

— Нет, — ответил я серьезно. — Механизатор. Производительность труда у меня растет за счет механизации рабочего процесса. Одно дело загрузить баржу углем вручную в мешках, по-матросски, другое с помощью парового транспортера с непрерывной лентой.

— Твои звеньевые укладчики я уже оценил, — согласился со мной Вахрумка. — Резко возрастает скорость укладки пути. И рабочих требуется намного меньше.

— То, что рабочих требуется меньше не всегда хорошо, — возразил Плотто. — Может резко вырасти безработица в стране.

— Смотря где, — ответил я. — Вот заберут у меня в Калуге пленных. — И будет у меня крайняя нехватка рабочих, особенно квалифицированных. Чего всегда на рынке избыток, так это чернорабочих сезонников, и то только в зимнее время. В летнее-то они пашут-сеют-косят у себя дома. Кстати, где ваши геологи? Я их так и не дождался.

— Ждут, пока им предложат повышенное жалование, — ответил Плотто. — А так им и дома хорошо. Либо в столицу намылились, с тех пор как наш принц стал императором. И не только геологи.

— Отогузы тебе подойдут, — предложил Вахрумка. — Могу рекомендовать, когда железную дорогу закончим.

— Подойдут, — согласился я, хотя был настроен на огемцев. — А что они не сотрудничают с нашим Минералогическим музеем? Не пополняют его коллекции?

— А им предлагали? — переспросил меня Вахрумка. — Что ты вообще хочешь от геологов?

— Для начала полную геологическую карту Реции, — ответил я.

— Губа не дура, — заметил Плотто. — Такого ни у кого нет.

— А зря, — сказал я. — Была бы геологическая карта этих гор, то железную дорогу можно было бы уложить через будущие рудники полезных ископаемых.

— То-то ты закрыл у себя на горе Бадон рудник горючего камня, — подколол меня Вахрумка.

— А нечего бездарно жечь в паровозной топке ценнейшее сырье для производства специальных сталей и сплавов.

— Главный хребет прошли, спускаемся, — предупредил нас Плотто.

Главное в вечернем Риесте, если уж захотелось променаду, это отбиться от уличных проституток. Мало им военно-морской базы, растеклись по всему городу. Такое ощущение, что город живет только женским трудом и немного еще рыбачит.

— Что вы хотите, ваше сиятельство, — оправдывался передо мной мэр города из местных. — Безработица.

Мэр меня явно боится. Все же я воспитатель его суверена — графа Риестфорта. С широчайшими полномочиями, как от воспитанника, так и от герцога. Захочу — прихлопну мэра как муху. Но я не хочу пока. Другой на его месте будет такой же. Дело не в начальнике. Дело в социальной обстановке в городе.

— А под властью Винетии чем город занимался? — рыкнул я.

— Да тем же самым, только моряки носили другую форму, — развел он руками. — Ваши моряки даже несколько щедрей, нежели винетские были.

— У меня швей не хватает на производстве матрасов. Сбор водорослей не растет. А говорите, что работы нет.

— Передком они больше зарабатывают. Да и веселей им так, — не стал вставать в благородную позу мэр, — вино, мужчины, танцы… Вечный праздник.

— Вино у вас дешевое, — заметил я. — А куда деваются у вас те женщины, которые вышли в тираж по возрасту из профессионального блуда?

— Кто поумнее и накопил на старость, те содержат таверны и дома свиданий. Часть спивается и нищенствует. Про остальных не знаю. Но пока тут будет военно-морская база, конкуренцию проституции честная работа не составит. Вы не сможете столько платить. Да и при равной оплате веселая жизнь бабам нравиться больше скучной.

С такой засадой я столкнулся в вопросе о невозможности расширения матрасной фабрики. Тупо: нет желающих подаваться в швеи. Всё есть: и здание, и механические швейные машинки из Винетии и потребный текстиль оттуда же. Неплохая по меркам империи зарплата. И местные мальчишки нанесут столько водорослей, сколько скажешь, просто за копейки. Сжигаем на йод пока только отходы от матрацного производства в целях сохранения секретности.

Да и в швейном цеху красивых девочек я не видел. Все красавицы около порта гуляют — телом торгуют.

А матрацы эти распробовали не только в Реции. В империю вывозят их из Калуги самоходом. С руками отрывают. Не получилось у нас готовые матрацы сжигать в Калуге на йод, как предполагалось с заменой водоросли на шерсть. Народ комфорт распробовал и ему понравилось.

— А чем занимаются ваши мужчины?

— Живут за счет женщин, — мэр опять развел руками.

— То есть на строительстве железной дороги они работать не будут? Я правильно вас понял?

— Если только за очень дополнительные деньги. И то… — мэр махнул рукой.

— И женщинам направится такое положение дел?

— А кто их спрашивает. Так издавна повелось. Мужчины сами вовлекают в этот промысел своих дочерей лет с 13–14.