По ту сторону жизни - Лесина Екатерина - Страница 40

— Не роду?

— Пока ваша сестра официально не включена в число действительных членов рода и не прописана в книге наследования, вам…

Обожаю его пространные уточнения.

— …и потому я бы настоятельно советовал не вмешиваться в то дело, в которое вы, судя по всему, уже вмешались.

Я наклонила голову. Увы, сдается мне, в покое меня не оставят. После того как инквизиторы всколыхнут наше болотце, вони здесь будет изрядно. А я… как ни крути, удобнее всего обвинить в смертях подобного толка злую нежить…

Аарон Маркович присел за стол и, вытащив белый лист, принялся писать.

Я не мешала. Я пыталась вспомнить.

Так уж вышло, что в последний год я много внимания уделяла делам, в результате несколько выпала из светской жизни. Я имею в виду той, которая выходит за рамки нескольких мероприятий, обязательных к посещению.

Но что-то ведь слышала…

Спешный отъезд Патрика. Парень отличался на редкость легким нравом и умением влипать в неприятности. И потому отъезд его в колонии сочли лишь способом избежать нежеланной свадьбы… или долгов?

Не помню. Что-то такое говорили, но мы с Патриком приятельствовали и только.

Смерть Гертруды, девицы мрачноватой, решительной, даже в опиумном дурмане сохранявшей на редкость мрачное выражение лица.

Кажется, у нее случилось несварение. Или приступ аппендицита, который не сумели распознать вовремя. Разлитие желчи? Версии разнились, а я…

Аарон Маркович протянул листок. Пять имен. И Патрика — первым.

— Мне казалось, он уехал…

— Его семья, — Аарон Маркович потер переносицу, — сочла, что подобная версия будет более уместна, нежели правда.

— А правда?

Молчание.

— Он ведь не сам умер…

Взгляд в сторону и осторожное:

— Его семья полагает, что сам. И смерть его была на редкость безобразна…

Настолько безобразна, что, полагаю, на некролог они не расщедрились.

Гертруда…

— У девушки остановилось сердце… — Аарон Маркович позвонил в колокольчик. — Ее родные предположили, что произошло это… скажем так, не случайно, однако в жандармерии их уверили, будто смерть эта всецело естественна.

— Вы не верите?

Судя по тому, сколько она пила, не пьянея, Гертруда была здоровее всех нас вместе взятых. Да и… высокая девица мощного телосложения. И никакой тебе бледности, никакой слабости… помнится, как-то, будучи в легком подпитии, она поспорила… с Соней? Со мной? Проклятье, не помню. Главное, что Гертруда взвалила на плечи Адама и трижды пробежалась с ним по залу. Нет, могло статься, конечно, что образ жизни несколько подорвал здоровье…

Вспомнился вдруг зеленый шар целительского амулета. Неужели не отреагировал бы на проблемы с сердцем?

Я молчу. И Аарон Маркович тоже. А его домоправительница же входит без стука. И я удостаиваюсь в высшей степени неодобрительного взгляда.

— Чего?

— Принесите, будьте любезны, кофе… с коньяком. На двоих, — уточнил Аарон Маркович. — И постарайтесь не расплескать.

Берта вышла, громко бухнув дверью.

— Почему я ее терплю?

Меня мучил тот же вопрос, но его я оставила при себе. Следующее имя. Некий Конрад Бруттельшнайдер. Не знакома… вернее, скорее всего, знакомство это носило характер случайный, а потому не запомнилось.

— Покончил с собой… — прокомментировал Аарон Маркович. — Теоретически из-за несчастной любви… правда, его сестра уверяла, что никакой любви не было и брат ее отличался, скажем так, некоторым непостоянством, но…

— Она к вам приходила?

Легкий наклон головы.

— Увы, я не берусь за расследования… а мой старинный друг, к которому я направил девушку, не так давно исчез… бесследно… и меня это несколько опечалило.

Именно поэтому, надо полагать, Аарон Маркович делится своими соображениями. Нет, он не нарушает слова, не выдает чужих тайн и не выдаст, даже ради старого друга — репутация его безупречна — но вот свои мысли…

И еще одно имя. Вновь незнакомое.

— Девушка покончила с собой. И сомнений в том нет…

— Но?

— Прислуга упоминала, что перед смертью Марта вела себя крайне… необычно. Она боялась. Запирала комнату. Отказывалась выходить из нее. Говорила что-то о скорой смерти… и просила отвезти ее в отделение Инквизиции. К сожалению, это было сочтено за нервическое расстройство…

Что ж, инквизиция у меня имеется.

Берта вплыла с подносом в руках, который был столь стар, что оставалось удивляться лишь тому, как он вовсе не развалился в руках Берты. На подносе стоял щербатый кофейник, темный, с пятнышками грязи сливочник и пара чашек, причем обе со сколами.

Тарелка мне досталась треснутая. А сливки явно были прокисшими.

— Невозможная женщина…

Последнее имя. Адлар.

Смуглокожий блондин, чья внешность была в достаточной мере экзотической, чтобы заподозрить примесь чужой крови. Он отличался на редкость уравновешенным нравом, и я, пожалуй, даже рассматривала его кандидатуру на роль супруга. Нет, речь не шла о любви, но…

Взаимная симпатия имелась. Да и в целом мы с ним легко находили язык. Вот только когда он исчез, я этого не заметила. И теперь… пожалуй, теперь я ощущала что-то, что можно было назвать угрызениями совести.

— Неосторожное обращение с неизвестным артефактом, — Аарон Маркович достал из ящика стола флягу. Коньяку он плеснул щедро, наверное, надеясь перебить мерзковатый вкус пережаренного кофе. — Тело было сильно изуродовано… и есть подозрение, что смерть наступила далеко не сразу, но… его нашли на третий день, когда прислуга забеспокоилась, что молодой человек так и не покидал лаборатории.

Неосторожное? Более осторожного человека я не помню. Он и пил-то мало, скорее просто чтобы не выделяться из компании. А вот опиум не употреблял вовсе и мне не советовал. Несколько раз мы оказывались в одной постели, но и там он проявлял редкостное для мужчины благоразумие. На меня оно навевало тоску, но… Посторонние артефакты? Он бы в силу характера и не прикоснулся бы к подобному…

…Аарон Маркович поднял флягу.

— В последние несколько лет ко мне обращались с… предложениями сомнительного свойства, и всякий раз все более настойчиво.

— Кто?

Он развел руками.

— Знаю лишь, что они могут позволить себе амулеты хорошего качества… незадолго до происшествия с вами мне было сказано, что мое упрямство… может иметь некоторые весьма печальные последствия. И если я надеюсь на защиту, которую дает мне кровная клятва, то весьма скоро это препятствие… исчезнет.

Надо же.

И даже так… и не стоит ли мне вписать еще одно имя? Хотя видит Кхари, я не имею отношения к безумству того дома.

— Вам стоит уехать.

Аарон Маркович отмахнулся.

— Мне за мою жизнь угрожали столько раз, что я уж со счету сбился… и нет, я понимаю, что угроза угрозе рознь, однако же моя совесть — мой судья. Да и дело затевается прелюбопытнейшее… если позволите, я дам вам совет: не связывайтесь с местечковой жандармерией. Там умных людей нет, а вот глупые и при честности своей многое испортить способны…

Любезнейший мейстер Виннерхорф, в отличие от Аарона Марковича, несмотря на показную бодрость свою, преисполненный самых мрачных предчувствий, лучился энтузиазмом.

— Дорогая, с твоей стороны было бы весьма любезно предоставить мне некоторые образцы, — он дернул меня за кудряшку, которая захрустела — все же патентованный воск имел ряд существенных недостатков. — Во имя науки.

— Обойдется.

Уговаривать меня не стали, но пару вырванных волосков мейстер Виннерхорф убрал в карман широкого халата. Надеюсь, воск не помешает науке продвинуться вперед в изучении разумной нежити.

— Как мои…

Я запнулась. Кто? Гости? Или слуги? Или кого я там подобрала? Источники свежей и горячей крови, от одной мысли о которой рот мой наполнился слюной? Слюну я торопливо сглотнула.

— Прекрасно… просто прекрасно. — Мейстер Виннерхорф взял меня за руку и, поднеся к лицу, обнюхал. — Знаете, от вас совсем не пахнет разложением… мертвая плоть, как правило, имеет весьма специфический запах…