Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса - Дозуа Гарднер - Страница 30

И все они до единого были по уши в долгах перед двадцатью семействами, что обеспечили им перелет.

Ни один хабитат из сотни не сумел рассчитаться с долгами, зато наследники той двадцатки стали богаче целых стран, богаче империй.

Легендарная война между промышленной империей Нордвальдов и семейством Грюнбаум за ресурсы Солнечной системы завершилась, когда Патриция Грюнбаум продала свой контрольный пакет в семейном бизнесе. Удо Нордвальд, тиран и патриарх империи Нордвальдов – ныне Нордвальд-Грюнбаум – совершенно не собирался отказываться от с трудом завоеванного богатства и даже разделять его. Он продолжил укреплять свою власть, женив единственного сына, еще подростка, на практичной и расчетливой наследнице семейства ла Джолла. Избавившись от ближайших конкурентов, Удо вернулся из дальних пределов Солнечной системы, оставив долгую экспансию на ее окраинах другим. Он построил штаб-квартиру корпорации, жилища для работников и персональный дворец в месте, которое было центром внутренней системы и одновременно считалось невозможным для колонизации. Он создал себе репутацию, колонизировав то, что называлось адской планетой Солнечной системы.

Венеру.

Планета внизу из светящейся точки превратилась в выпуклую белую жемчужину, слишком яркую, чтобы на нее смотреть. Прибывающая межпланетная яхта, мчавшаяся по гиперболической орбите, погасила избыток скорости, пройдя сквозь атмосферу Венеры, неторопливо вынырнула из нее на высокую эллиптическую, а затем перешла на двухчасовую парковочную орбиту.

На «Сулеймане» имелся огромный иллюминатор (сплошная прозрачная панель метра в четыре диаметром), и я завис перед ним, наблюдая, как всплывает встречающий нас транспортный барк. Я считал «Сулейман» большим кораблем. но по сравнению с этим гигантом он показался миниатюрной моделью. Барк походил на сплющенный конус с округлым носом и до нелепости крошечными ракетными двигателями в основании и по форме не отличался от типичного спускаемого на планету грузового корабля, но имел более километра в длину и как минимум столько же в ширину. Подплыв к «Сулейману», он пришвартовался, что со стороны выглядело как соприкосновение тыквы с горошиной.

Но я знал, что размер обманчив. Барк представлял собой всего лишь тонкую оболочку, натянутую на каркас из вспененного в вакууме титана, окружающий гигантскую пустую камеру. Он был создан не для посадок, а для парения в атмосфере, и ему требовался огромный объем при минимальном весе. Ни одно судно еще не садилось на поверхность Венеры, ибо эпитет «адская» выбрали не зря. И барк, по сути, был не космическим кораблем, а скорее выходящим в космос дирижаблем, одинаково пригодным для полетов как в облаках, так и на орбите.

Но, даже зная, что этот колосс ненамного вещественнее вакуума, я разглядывал его приближение с некоторым страхом.

На Лею он, похоже, впечатления не произвел. Она прервала уединение, когда мы достигли Венеры, но лишь мельком глянула в иллюминатор, проплывая мимо. Бывало трудно понять, что способно привлечь ее внимание. Она могла битый час изучать камень, явно восхищаясь этим куском обычного астероидного хондрита, поворачивая его и осматривая со всех сторон. Зато такую вещь, как космический корабль размером с небольшой город, она проигнорировала, словно тот был не важнее грязи.

Крупные грузы перевозились в отсеках, на которые делилась полость барка, но, поскольку нас, направляющихся к Венере, было всего двое, нас пригласили в пилотскую кабину – прозрачный, почти невидимый блистер в передней части корабля.

Там находился еще один буддист в желтом одеянии. Интересно, это что, общая секта венерианских пилотов? Этот оказался столь же разговорчивым, насколько замкнутым был капитан «Сулеймана». Когда барк отстыковался, между ним и станцией потянулась ниточка подвесного каната. Станция опускала барк к планете. Пока нас спускали, пилот указывал на местные достопримечательности: крошечные спутники связи, ползущие по небу, наподобие муравьев с турбонаддувом, розоватые вспышки молний на ночном полушарии далеко внизу, золотые паутины микроволновых энергопередатчиков. Когда мы опустились на тридцать километров, пилот, не переставая разговаривать, отсоединил канат, и барк начал свободное падение. Над жемчужным горизонтом поднялись Земля и Луна – голубая и белая звездочки. Вдали можно было разглядеть орбитальные фабричные комплексы, заметные благодаря мигающим навигационным маякам и пришвартованным к ним транспортным баркам. Они находились так далеко, что даже огромные барки уменьшились до незначительности.

Мы начали касаться атмосферы, и ощущение веса вернулось и стало нарастать. Внезапно нас придавила сила тяжести примерно вполовину земной. Даже не прервав болтовни, пилот-монах умело перевернул барк, и Венера оказалась над нашими головами, превратившись в невыразительный белый потолок Вселенной.

– Отличный вид, согласитесь, – заметил пилот. – В такой позиции начинаешь по-настоящему чувствовать планету. Но я поступаю так не ради зрелища, каким бы прекрасным оно ни было, а лишь заставляю старый добрый сверхзвуковой лифт работать на нас, поддерживая его в целости. Эти барки хрупковаты, их нельзя опускать слишком быстро, вот и приходится играть на атмосфере, как на большой басовой скрипке. Вы ведь не хотите, чтобы мы срикошетили?

Вклиниться в поток слов с ответом не удалось, и я подумал, что он вполне мог продолжать свою иллюстрированную лекцию, даже если бы нас не было.

Сила тяжести увеличилась до стандартной, потом стабилизировалась.

Огромный перевернутый зверь пронзал атмосферу, за ним тянулось ионизированное облако. Пилот сбавил скорость до дозвуковой, после чего опять перевернул барк, немного подбросив его в экзосферу, чтобы охладить раскалившуюся оболочку, а затем продолжил снижение. По мере спуска в разреженную мутную дымку воздух начал густеть. А потом мы пробили слой дымки, вырвавшись к прозрачному свету, и воспарили над бесконечным морем облаков.

Облака.

Сто пятьдесят миллионов квадратных километров облаков, миллиард кубических километров облаков. В этом облачном океане летающие города Венеры не ограничены, как земные, лишь двумя измерениями, но могут подниматься или опускаться по прихоти своих хозяев: выше – к яркому и холодному солнечному свету, и ниже – к границе мрачных раскаленных глубин.

Облака. Барк летел над облачными соборами и облачными горами, чьи края расплывались фракталами, подобными цветной капусте. Мы двигались над берлогами облачных монстров километровой длины, и они вытягивали изогнутые облачные шеи и грозили нам облачными зубами, напрягая мускулистые облачные тела и вспыхивая когтями-молниями.

Барк дрейфовал вниз на дозвуковой скорости, выпуская облако инверсионного следа, которое закручивалось позади, наподобие свитка, исписанного неразборчивым почерком. Даже пилот, хотя и не замолчал окончательно, стал болтать меньше, позволяя нам проникнуться величием этой картины.

– Впечатляет? – спросил он. – Царство облаков. От его необъятности некоторые даже с катушек слетают – во всяком случае, так поговаривают. Уходят в облачное счастье, как у нас выражаются. Мне это вид никогда не надоедает. Ничто не сравнится со зрелищем моря облаков из кабины барка.

И чтобы доказать это, он совершил медленный поворот, обогнув облачный столб, который рос из дымчатой глубины и возвышался на тысячи метров над нашими головами.

– Потрясающий вид!

– Потрясающий, – согласился я.

Пилот выровнял барк и показал вперед и чуть вправо:

– Вон там. Видите его?

– Где? – переспросил я, не понимая, что должен увидеть.

– Там.

Теперь и я заметил поблескивающую в отдалении точку.

– Что это?

– Гипатия. Сокровище облаков.

По мере нашего приближения город вырастал. Выглядел он как-то странно. Купол, точнее, дюжина блистающих куполов, состыкованных вразнобой; каждый состоит из миллионов стеклянных панелей, словно фасетчатый глаз насекомого. Они были громадные, наименьший – почти с километр в диаметре, и, когда барк скользил по небу, «фасетки» ловили солнечный свет и искрились отражениями. Ниже я увидел нечто вроде тонкого черного карандаша, что тянулся к облакам внизу, наподобие мягкой ириски, и заканчивался до нелепости крошечным каменным шаром, – он казался слишком маленьким, чтобы уравновешивать купола.