Время. Ветер. Вода (СИ) - "Ида" - Страница 8

Разговаривал он с оживленной, подкупающей непосредственностью.

— Почему же пришла ты? Где папа?

— Они в командировку уехали. В Америку.

— Сильно там у вас протекло?

— Немного.

— Деньги нужны? Компенсация и всё такое?

— Нет, спасибо.

— Да ладно? — вытаращился на меня. — Всем деньги нужны.

— Думаю, само высохнет.

— Если вдруг понадобятся — скажи.

Эта фраза заставила невольно улыбнуться. И он, сообразив, что его выпендрёж меня развеселил, ответил широкой, обезоруживающей улыбкой.

— Я серьёзно.

Мне определенно стоило уйти, но что-то в его внешности, манере поведения и речи никак не отпускало.

С лестничной клетки отчётливо послышалась «Сome undone». Макс забежал в кроссовках, сунул Артёму в руки телефон.

— Карина звонит!

— Надо же, — поразился тот. — Работает ещё. В следующий раз в унитазе утоплю.

— Алло, — поднес трубку к уху, но голос его собеседницы раздался на всю кухню.

— Говорила я тебе, маленький говнюк, не устраивать это сборище?!

Он с удивлением посмотрел на экран и попробовал отключить громкую связь, но ничего не вышло.

— Да плевать.

— Тебе на всё плевать и на всех. На кой-понадобилось созывать пол-Москвы?

— У меня вообще-то день рождения.

— Ну и дебил! Не мог напиться, не привлекая к себе внимания? Мало у нас проблем? Я с утра до вечера занимаюсь тем, что косяки ваши улаживаю и отмазываю. А ты только развлекаешься.

— Ну, это нормально. Это же вы на меня работаете, а не я на вас.

— Иди в задницу, Тёма.

— И вам доброй ночи, Карина Эдуардовна!

Артём швырнул многострадальную трубку на стол и принялся ворошить наваленное на подоконнике барахло:

— Где эти чёртовы таблетки?

Макс по-прежнему стоял в обуви посреди кухни, между бровей пролегли две поперечные складки. Артём подозрительно покосился на него.

— Пойду прогуляюсь, — объявил Макс и направился к выходу, но Артём остановил его за локоть.

— Можно не сегодня?

Макс обернулся, и стало заметно, что губы его побелели от напряжения.

— Мне нужно.

Они уперлись взглядами друг в друга.

— А давай пойдем к Вите? — вдруг предложил Артём. — У неё дома никого нет. И одеваться не нужно. Это тебе поможет?

Макс потёр шею обеими руками:

— Возможно.

— Вот и отлично, — Артём бросил на меня быстрый взгляд, словно моё согласие было лишней формальностью. — Мы идем к тебе! Будем мешать спать.

А заметив растерянность, приятельски похлопал по плечу.

— Шучу. Выпьем кофе и уйдем.

Как только вошли в мою квартиру, я полезла на верхние кухонные полки искать кофе, а они ушли в мою комнату. Убираться было поздно.

Налила им по чашке, достала лоток с мороженым.

Макс, закинув руки за голову и безжалостно придавив к стенке кривоухого ослика Паскаля, лежал на одеяле моей разобранной кровати и разглядывал постеры на стене, а Артём сидел за письменным столом и в ярко-белом свете настольной лампы с интересом доставал из стеклянной вазочки фигурки Киндер сюрпризов.

— Я так хотел, чтобы мне вот этот попался, — он поднял руку, показывая его мне слоника с молотком и в каске. — Но собрал пять с книгой и ни одного с молотком.

— Хочешь, забирай.

— Правда? Тебе не жалко?

Неподдельная радость в голосе насмешила. Было в нем нечто очень располагающее, словно мы знакомы давным-давно.

Отодвинув фигурки, я поставила перед ним поднос.

— Конечно, нет. У тебя же день рождения.

— Уютно тут, — Макс поудобнее устроился на подушке.

— Вот, что значит нормальная домашняя обстановка, а у нас там, — он ткнул пальцем в потолок, — нерв сплошной.

— Нерв — это ты, — Артём звонко постучал ложкой о край чашки. — Мы из-за кого сейчас из дома ушли?

— Вита, можно я у тебя поживу? В тишине и покое.

Макс был милый и вызывающий доверие.

— Покой тут относительный, — я села на кровать к нему в ноги. — Сегодня мои одноклассники полчаса в окно долбили, пришлось под столом от них прятаться.

— Чего хотели? — заинтересовался Артём.

— Придурки просто.

— Вспомнил! Жирная! Это ведь ты, да? — он обрадованно подался вперед. — И в этом подъезде не живешь. Ну-ка встань.

— Зачем?

— Давай-давай, на середину комнаты выйди. Проверить хочу.

— Чего проверить?

— Да хватит уже. Что ты как маленькая?

Упрек подействовал. Я осторожно встала на ковер, и он, развернув настольную лампу в мою сторону, весело скомандовал:

— Руки подними и покрутись.

Мне стало немного смешно и, поскольку лица его я видеть не могла, то выполнила это без особой неловкости.

— А кофту можешь снять?

— Шутишь? — я запахнула полы. — Я же в пижаме.

— Тогда как мне понять, что ты не жирная?

— Но ты и так видишь. Я пятьдесят три килограмма вешу. А рост у меня метр шестьдесят шесть.

— Я вижу только ноги. С ними вроде бы всё в порядке.

— Я сейчас даже худее Эли. Подружки моей. А она всегда очень стройная была.

— Ну как хочешь, — он вернул лампу в прежнее положение.

— Нет, правда. Они специально так называют, чтобы обидеть.

— Да мне-то что? — он снова взялся за слоников. — Даже если у тебя под кофтой тонна жира. Мы сейчас посидим немного и уйдем.

Подобное предположение прозвучало нелепо.

— Ну какая тонна? Мама говорит, рёбра торчат.

— Да ты не переживай. Может, кофта тебя просто полнит. Лучше завари ещё кофе и покрепче, а то этот помоечный. Терпеть не могу всё пресное и разбавленное.

— Полнит?

Я подошла к зеркалу. Даже в темноте зеркального отражения кофта действительно казалась объемной, и майка с Тедди под ней, несмотря на глубокий вырез, наверняка выглядела лучше.

Я всё-таки сняла дурацкую кофту.

— Сколько тебе лет? — неожиданно спросил он.

— Шестнадцать, а что?

— Готов спорить, ты ещё с игрушками спишь, — он кивнул на изображенного на майке Тедди.

— Только с Паскалем, — призналась я. — Осликом, которого Макс вот-вот раздавит. Он у меня с трёх лет. Дедушка, папин папа подарил. Это он его так назвал. Мы даже когда отдыхать ездим, я его с собой беру. Потому что он без меня скучает. Все остальные нормально, а он грустит.

— Остальные?

Я показала на стеллаж с игрушками возле окна.

— Друзья мои.

Он вполне серьёзно оглядел игрушки.

— Правильно. Друзей не убирают в коробки не засовывают на антресоли.

Его одобрение прибавило уверенности:

— Я знаешь, что думаю? Что тот, кто с лёгкостью избавляется от старых вещей, также запросто поступает и с людьми.

— Какая глубокая мысль, — он изобразил удивление. — Так ты маленькая или взрослая?

— Хотела бы я сама знать.

— Извини, что так нагрянули. Страшно ломало тащиться куда-то на ночь глядя. Просто Макс собирался драпануть, а если ему взбрело это в голову, то я бы его не удержал.

— Куда драпануть?

— У него бзик. Чуть что не так — сразу бежать. Говорит, успокаивается. Но вообще, когда это происходит, он ничего не соображает.

— Ничего себе. Это болезнь такая?

— Это заскок такой. Три года уже. С тех пор, как он из детдома смотался.

Я посмотрела на Макса. Он лежал с закрытыми глазами на спине и ровно дышал. Я накрыла его пледом.

— Он не похож на детдомовца. Даже ты больше похож.

Артём добродушно рассмеялся:

— С чего вдруг?

— Раньше я считала, что они тихие и грустные, но, когда приехали со школьным спектаклем в детский дом, оказалось, что непосредственные и довольно веселые, только наглые немного и злые. Их воспитательница объяснила, что им приходится быть такими, чтобы выживать в агрессивной среде. Потому что у них, в отличие от нас, нет никого, кто бы их любил просто так. Вот они и соревнуются, пытаясь урвать кусочек внимания к собственной персоне и показать, что достойны этой любви.

— Тогда ты права. Макс действительно тихий и грустный.

— Почему же он сбежал? Его обижали? Издевались? Травили?