Время. Ветер. Вода (СИ) - "Ида" - Страница 65

— Могу предложить прощальный кофе.

— Давай, — крикнула я и трясущимися пальцами принялась стаскивать с себя одежду.

Он достал две чашки, поставил на стол, взял из миски зеленое яблоко, откусил, обернулся и застыл, вытаращив глаза.

— Ты что? Совсем с головой поссорилась? — едва прожевал кусок.

— Я тебя люблю.

— И тебе не стыдно? Мне п-показалось, что ты п-поняла!

— Я поняла. Поняла, что не так. Что со мной не так. Но я изменюсь, честное слово. Ты же тогда на лодке говорил, что…

— Всё, п-поезд ушел, — резко оборвал он. — Д-давай, пока. Кофе не будет.

Упершись руками в поверхность стола, он склонил голову и замолчал. Я и подавно не знала, что сказать. Руки и грудь покрылись гусиной кожей, плечи сами собой тряслись.

— Лучше оденься. На твои мурашки б-больно смотреть.

Он отвернулся, и я почувствовала, как лечу в пропасть своего позора. Всё ниже и глубже, туда, откуда, наверное, уже никогда не возвращаются. Но с места не сдвинулась.

— Уйди, ради б-бога!

Мне показалось, он вот-вот готов оттаять. Сделала пару шагов вперед, но, резко развернувшись, Артём решительно ухватил меня за локоть и потащил в комнату.

— Од-девайся! И чтобы б-больше я тебя здесь не видел! П-поняла?

От его грубости я оторопела. Тогда он, схватив за горло длинными сильными пальцами, прошипел мне прямо в лицо:

— Если ты сейчас же не в-выметешься отсюда, я тебя уб-бью. Честно. Я уже с-стольких людей убил, что мне не привыкать, — гладкая тёплая кожа его груди соприкоснулась с моей холодной и пупырчатой, и он отпрянул. — Поверь, это будет медленно и очень б-болезненно.

Я зажмурилась.

— Я согласна.

А когда открыла глаза, в комнате никого не было, с балкона задувал лёгкий свежий ветерок. Я оделась и вышла в коридор, в ванной комнате шумно лилась вода.

Приезд родителей я проспала. Всю ночь прорыдав в подушку и напившись успокоительных, вырубилась часов в шесть и встретить их не смогла.

Зато, когда проснулась, сразу почувствовала мамин запах и поняла, что они дома. Увидела тонкие солнечные лучи на одеяле и решила, что всё теперь уляжется, затихнет и вернется на свои места.

========== Глава 22 ==========

— Вот, собственно, и вся история, — я откинулась на подушку. Последние страницы дались нелегко. — Только на свои места ничего не вернулось.

— Ну, а потом? Что было потом? — Ольга Леонидовна налила стакан воды и одним залпом выпила. — Ты рассказала об этом родителям? Всё рассказала? Со всеми подробностями?

— Почти всё. Кроме Дубенко.

— И что они сказали?

— Они стали спрашивать, как называется тот посёлок, и где он находится. Я им показала в Интернете. И приют, и реку тоже. Даже про разлив нашла, вот только про Макса ни слова нигде не было. Хотите, я вам покажу? Если включить спутниковые карты, всё очень хорошо видно: и санаторий, и теплицы, и дом Варвары.

— Не нужно. Может, потом как-нибудь. И как же отнеслась мама к твоим приключениям?

— Сначала очень переживала, поверить не могла, что я ввязалась в такое.

— Почему?

— Потому что привыкла, что я дальше района никуда не хожу и ни с кем не общаюсь. Для неё моя история прозвучала примерно, как рассказ о полете на Луну. Я бы показала ей фотографии, но после реки телефон умер.

— Скажи, пожалуйста, ты понимаешь, что её беспокоит, и почему она позвала меня поговорить с тобой?

— Она считает, что я слишком много думаю о том, что случилось, и виню себя. А ещё, что у меня депрессия на фоне неразделенной любви. Она даже сама несколько раз поднималась на второй этаж, но там никого нет.

— А ты встречалась с кем-нибудь из этих ребят после случившегося?

— Нет. Много раз хотела узнать про Макса, но Артём не открыл, хотя я слышала музыку. Ну, во всяком случае мне казалось, что слышу. А Вика вообще телефон отключила.

— Значит, за эти две недели так никто из твоих друзей и не появился?

— Нет.

— И в школу ты с тех пор не ходила?

— У меня была простуда.

— То есть, ты не была в школе уже больше месяца?

— Да, но были майские праздники, и мама пообещала Ирине Анатольевне, что я всё нагоню.

— Значит, про рваные джинсы ты ничего не сказала?

— Нет. Потому что мама сразу пойдет разбираться с этим. А я не хочу даже вспоминать.

— Можно, я ей расскажу?

— Только попросите, пожалуйста, не устраивать скандал, иначе они мне потом мстить будут.

— Мы подумаем, как это решить. Лучше объясни, что там у тебя с любовью. Почему маму это так беспокоит?

— Она начиталась всяких ужасов про то, как подростки кончают с собой, и теперь боится, что мне может прийти в голову нечто подобное.

— А это не так?

— Нет, конечно, — я сняла с коленок ноутбук и отложила подальше. — Но я бы хотела покончить с той частью меня, которая часами сидит на лестнице второго этажа и не может перестать вспоминать о том, что было. Вот её я ненавижу, а в остальном всё в порядке. Когда у меня получается отвлечься и не думать о нём, я чувствую невероятное облегчение. Как глоток свежего воздуха… Я просто устала. Это ужасно выматывает.

— Ты всё ещё тонешь?

— Уже утонула.

— Почему же ты решила это записать?

— Потому что мне тяжело держать всё в голове. Хотела разобраться в ситуации и избавиться от мыслей, воспоминаний и чувства вины.

— И ты уверена, что не начала писать эту историю раньше?

Она снова бросила беглый взгляд в свой блокнот, в котором за весь наш разговор появилось только семь слов: голубь, вода, бегство, компенсация, время, лодка и отражение.

— Что вы имеете в виду?

— Тот случай с разорванными джинсами, ты ведь после него перестала ходить в школу? Значит, он очень сильно тебя расстроил? Так сильно, что ты уже больше не могла терпеть все эти унижения? Ты чувствовала себя совершенно беззащитной и одинокой. Разорванные джинсы — стали последней каплей в чаше твоего терпения. Ты уверена, что твои мысли не опережали происходящие в дальнейшем события?

— Если бы не джинсы, мне бы и в голову не пришло прогуливать.

— Ты даже с подругой своей школьной не встречалась. И учительнице дверь открывать не стала.

— Я не хотела никого видеть и разговаривать ни с кем тоже.

— Кроме своих новых друзей? — она сочувственно покивала. — Потому что они одни тебя понимали и приняли в свою компанию? Яркая, уверенная в себе девочка; богатый, красивый, талантливый мальчик; смелый, спасший ребенка паренек. Все эти ребята необычные, со странным прошлым и загадками, очень сильно отличались от твоих прежних знакомых, правда?

— Да. Очень.

— А ты не задумывалась, почему вдруг такие яркие и интересные люди внезапно прониклись к тебе вниманием и заботой? Я не хочу сказать, что ты неинтересная, но ты личность интровертная, своеобразная, не очень коммуникабельная. Почему такой прекрасный юноша заинтересовался именно тобой?

— Думала. Наверное, потому что это была непривычная для него игра. Непредсказуемая.

— Я заметила, что во всей твоей истории постоянно присутствует тема секса. Как ты это можешь объяснить?

— Вовсе нет. Возможно, я как-то не так рассказывала.

Медленно выбравшись из кресла, Ольга Леонидовна потянула спину, легонько похлопала меня по плечу и отошла вглубь комнаты, так что в наступивших сумерках выражения её лица уже было не различить.

— Ты всё так рассказывала. В твоём возрасте думать об этом нормально, особенно если мало общаешься с противоположным полом. А ты ведь очень мало общаешься с мальчиками? И некоторые из них тебя обижают. Тебе сложно найти с ними общий язык и получить отклик на свои чувства в реальной жизни, ведь так?

— Раньше не знала, как это бывает, и не искала никакой отклик. При чём тут вообще это?

Она как будто совершенно не слушала меня.

— Только, пожалуйста, не нужно так волноваться. Мы с тобой просто разговариваем, и я уже говорила, что ты можешь не отвечать на вопросы, которые тебе не понравятся.