Время. Ветер. Вода (СИ) - "Ида" - Страница 38

Но Вика так хохотала, что нам всем показалось это забавным, и утреннее напряжение каким-то невероятным образом развеялось.

Всё, что с нами произошло, стало лёгким и пустяковым. Глупая беготня по лесу и мужик больше не казались страшными, а пистолет, которым размахивал возле кафе бритый парень, настоящим. Даже то, что мы не могли выбраться за реку, стало смешным и нелепым.

Я представила нас персонажами какой-нибудь фееричной американской комедии, где герои отправляются в неожиданное путешествие и начинают попадать в курьёзные и опасные передряги, но всё это, естественно, разрешается благополучно, потому что они энергичны, глупы и слишком жизнерадостны, чтобы относиться хоть к чему-либо серьёзно.

Ещё вчера я сама говорила Максу, что всё, что с нами происходит, мы выдумываем сами. Нужно просто думать о хорошем, и тогда оно произойдет.

И пока они перекидывались шуточками, подколками и огрызками яблок, пока дурачились, подпевая радио, у меня почти получилось поверить в то, что всё будет хорошо.

Но вдруг машина остановилась. Перед нами вновь встала река, а по бокам — поля, залитые искрящейся водой. Справа, у дальнего края поля, за двумя невысокими круглыми деревцами что-то полыхало ярко-оранжевым пламенем на фоне светло-голубого неба.

— Поехали посмотрим? — предложил Артём. — Вон, дорога за полем.

— А если застрянем? — забеспокоилась Вика.

— Мы уже застряли дальше некуда, — ответил он, и мы поехали смотреть, что горит.

Дорога выдержала, и довольно быстро выяснилось, что, отражаясь на солнце, «горели» большие стеклянные теплицы. От реки их защищал высокий бетонный забор, и вид у них был запущенный, но не заброшенный.

Так что мы решили поискать хозяев и спросить у них телефон.

Двери некоторых из теплиц оказались приоткрыты, и там на чёрных грядках пестрели молоденькие кустики цветов: розовые, белые, фиолетовые петуньи и разноцветные анютины глазки. Внутри было тепло, вкусно пахло землей и царило лето.

Ни в первой, ни во второй теплице не было ни души, а в конце третьей стояли два железных стула.

Артём сел на один из них и вытянулся, блаженно подставляя лицо лучам.

— Давайте останемся здесь. Навсегда. Будем просто поливать цветы и греться на солнце. Летом можно будет купаться в реке, а зимой ходить на рыбалку.

— Да ты что? — ахнула Вика, толкая его в плечо. — Знаешь, сколько с этими цветами возни? Присесть некогда будет. И руки от земли вечно черные и сухие. Ногти слоятся, а после сидения на корточках спина не разгибается, и артрит в коленях с тридцати лет.

— Откуда такие познания? — удивился Макс.

— От верблюда. Знаю просто. Самая тупая и ненужная работа на свете. Ненавижу цветы.

— Вика, что с тобой? — засмеялась я. — Ты ненавидишь собак и цветы. Скажи, ещё и детей не любишь.

— Терпеть не могу, — фыркнула она, а потом обняла за плечи. — Только тебя люблю.

Снаружи послышалось равномерное поскрипывание. Мы выглянули.

Звук шел из-под колеса железной тачки, которую вдоль сетки-рабицы, отделяющей теплицы от жилого двора, не спеша, катил работник-азиат.

Заметив нас, он бросил тачку и, перепрыгивая через раскиданные повсюду чёрные пластиковые ящики, со всех ног помчался мимо оцинкованных бытовых вагончиков в сторону напоминавших курятники деревянных сараюшек.

Ни секунды не раздумывая, Макс рванул за ним. И тогда я в первый раз увидела, как он бегает по-настоящему. Перемахнул сетку, вскарабкался на вагончики, пробежал по ним и спрыгнул прямо перед самым носом изумленного работника. Тот дёрнулся в другую сторону, но Макс схватил его за локоть.

Кроме слова «телефон» по-русски мужчина не понимал ни слова. После нескольких бессмысленных попыток с ним объясниться, и чувствуя его страх, Артём вытащил две бумажки по сто рублей и сунул ему под нос.

Это сработало. Круглые щёки трястись перестали, глаза расширились и, кивнув в сторону домишек, он повёл нас за собой.

Открыл одну из дверей, и до нас донесся громкий младенческий плач, а в узкую щёлку удалось увидеть подбежавшего ребенка лет шести. Работник шикнул на него и сам исчез в доме.

Вскоре к нам вышла молодая женщина в пёстром, намотанном чалмой на голове платке.

— Что вы хотели? — с сильным среднеазиатским акцентом проговорила она.

— У вас есть телефон? — спросил Артём. — Нам очень позвонить нужно. Мы в вашем районе немного заблудились.

— Здесь не работает. Связь не работает.

— А такой, обычный, на проводе, — сказала я. — Как раньше были.

— В поселке есть.

Секунду спустя в приоткрытую дверь просунулась рука с кусочком картонки от упаковки печенья. На нем были странные кружочки, палочки и крестик.

— От нас прямо, — пояснила женщина. — Увидите надпись «Шиномонтаж, автосервис» и направо. По той дороге мимо Лучезарного ехать до самого конца. После налево и сразу в поселок попадете.

— Что такое Лучезарный? — Артём с усилием всматривался в рисунок.

— Санаторий это. К нему не езжайте.

— Санаторий? Значит, там цивилизация? Может, нам туда?

— Он заброшен. После него поворот на поселок будет.

Мы проехали и серебристый ангар «Шиномонтаж», и длинный забор санатория, где вдалеке между деревьями проглядывали кирпичные здания, и уже свернули на дорогу, ведущую к поселку, как Артём вдруг резко развернул машину и помчался в обратном направлении. Долетел до покосившихся букв «Лучезарный» и съехал к решетчатым воротам.

— Там те, которые возле кафе за нами гонялись. Прямо на дороге стоят. Пандору точно узнают. Придется переждать или как-то пешком до поселка идти, — пояснил он нам с Викой, когда уже остановился.

Макс выскочил и распахнул створку ворот, но далеко проехать на территорию санатория не получилось, повсюду валялись ветви, кирпичи и железяки.

В просвете между берез, возвышался мрачный, полуразрушенный кирпичный корпус.

— Круто, — с горящими глазами Макс сунулся в окно. — Глянем?

— Разумеется, — Артём обернулся к нам. — Пойдете?

— Я — нет, — поёжившись, Вика обхватила себя руками. — В дрожь от этого места бросает. Здесь обожду.

От некоторых корпусов санатория остались лишь кирпичные стены, другие неплохо сохранились. Огромные пустые окна зияли зловещими черными прямоугольниками. Кое-где лежал задержавшийся снег и веяло замогильным холодом. Однако на склизкой земле жёлтые листья были вдавлены в грязь, а на дорожках аллей виднелись подсохшие следы подошв.

Мы миновали два полуразрушенных корпуса, в окнах которых просвечивалось небо, и остановились возле третьего. Крыша у него тоже зияла дырами, но этажи уцелели, и парни с мальчишечьим азартом бросились туда. Достали телефоны и снимали всё подряд: куски торчащей арматуры, осколки кафельной плитки, выцветшие, облупившиеся стены и друг друга на их фоне.

Наверх подниматься я не стала. Атмосфера давила, а прочность перекрытий доверия не вызывала, особенно, когда парни принялись там бегать, и с потолка посыпалась цементная крошка. Я им сказала об этом, но они с прежним воодушевлением понеслись на третий этаж.

Стоять и с волнением ждать, что полы в любой момент могут провалиться, я не смогла. Прошла по прогулочной аллее чуть дальше и увидела длинное одноэтажное светло-серое здание. Оно стояло на небольшой открытой площадке и выглядело отлично сохранившимся.

Обошла его по кругу. Окна обнаружились лишь с одной стороны. Узкие и длинные, почти до самого пола. Заглянула внутрь — огромное, пустое, светлое помещение с высоченными потолками, остатками бледно-голубой плитки и прямоугольной, всё ещё напоминающей бассейн ямой посередине.

Неожиданно откуда-то справа послышался короткий невнятный стон. Я подождала, надеясь, что мне показалось, а когда он повторился, похолодела. Доносился звук из крайнего, самого дальнего от дорожки окна, и я, вместо того, чтобы броситься бежать или звать на помощь, пошла на него. Прижалась животом к стене и осторожно заглянула внутрь.