Время. Ветер. Вода (СИ) - "Ида" - Страница 30

Полгода они там жили, пока Костров не решил, что нужно её сдавать.

Звоню им, что пора сваливать, а они, мол, нам некуда, девушка беременна, и ты вообще нам не указ. Два раза приезжал, просил съехать по-хорошему, но был послан. Потом, естественно, опекун узнал, навставлял мне, а их со скандалом выпер. Тогда я тоже услышал про себя много чего «хорошего».

Да всякое было: дурацкое, глупое и стыдное… Кидали, грабили, разводили до тех пор, пока Макс не вернулся и не объяснил правила игры.

— Что за правила?

— Скрытность, непредсказуемость и цинизм — вот, чего люди боятся и уважают, кем бы ты ни был.

— Это плохие качества.

— Это отличные качества для выживания. Хочешь решить свои проблемы со школой — слушай меня.

— Не правда. Вы с Максом не такие.

— Ты не знаешь, какие мы, — он посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом. — Играла в «Мафию»? Там есть красные карты — это мирные, честные жители, и чёрные — мафия. Одни должны победить других путем психологических убеждений. И если ты мирный житель — ты не должен верить никому. Мирные жители — самое слабое звено. Ты, Витя, — мирный житель.

— А ты?

— А я, если бы был дьяволом, мог бы покупать души.

— Значит, ты учишь меня плохому?

— Я советую тебе вернуться в школу, а это вряд ли можно назвать плохим советом.

Резко подавшись вперед, он фамильярно обнял меня за шею.

— Хочешь сегодня быть моей девушкой?

От такого прямолинейного и неожиданного заявления бросило в жар.

— Нет. Не знаю. Я не думала об этом.

— Думала. Ты в меня сразу влюбилась. Ещё тогда, в ванной. Я же знаю.

— Чтобы влюбиться, нужно время, — произнес кто-то моим голосом.

— Но ты же хочешь меня? — склонился так близко, что дыхание перехватило.

— В смысле?

— Ну что за детский сад? Я не могу. «В смысле?», — передразнил он смеясь и отпустил. — Короче, тогда заканчивай мне голову морочить.

— Я? Морочить? Я ничего не делала…

— Смотреть так хватит.

— Но я не смотрю.

— Смотришь-смотришь.

— Но как?

— Как кот на сметану.

— Не правда! — выкрикнула я, пожалуй, слишком громко, потому что Вика открыла глаза и развернулась в нашу сторону, но заметив проходящего мимо неё неуверенной, пьяной походкой Макса в чьей-то чужой рубахе и обвисших спортивных штанах, не переставая двигаться, преградила ему дорогу.

Артём расхохотался.

— Ты покраснела. Тебя правда это смущает?

— Да. Очень.

— Вот, чудо-то, — с силой притянул к себе и чмокнул в макушку. — Ладно, живи. Дети — это святое. И всё же… Не смотри так больше.

Вика продолжала кокетливо и призывно танцевать перед Максом. Она явно забавлялась, а он, пожирая её глазами и чуть пошатываясь, напряженно застыл. Волнение, охватившее его, ощущалось на расстоянии. Макс протянул руку, но едва успел коснуться её щеки, как ноги у него вдруг подкосились и он, как стоял, так и рухнул мешком на землю.

========== Глава 11 ==========

Макса уложили в доме у Стёпиных соседей. Нам же ночлег никто не предлагал, поэтому мы втроем сидели на террасе в окружении шести-семи полупьяных человек и слушали заунывные песни барда-пенсионера. Вика привалилась к Артёму, а я на её плечо. Свою вину в том, что произошло с Максом, она не без гордости признала и весь оставшийся вечер изображала истинную скромность.

— Господи, за что мне это?! — Артём уткнулся лицом в ладони. — Нужно ввести смертную казнь для этих извращенцев.

— Ты о чём? — испугалась Вика.

— Что гитарист фальшивит, — пояснила я ей.

Артём задыхался от возмущения.

— Он не просто фальшивит. Он со злобной радостью насилует и душит её, он упивается её мучениями и получает удовольствие, заставляя её страдать. Разве можно такое с музыкой делать?

— Ну у тебя и фантазия, — поморщилась Вика. — А по мне довольно миленько.

— «Колокольчик в твоих волосах звучит соль диезом…», — подпела она, раскачиваясь из стороны в сторону, и сунула пальцы ему в руку. — «Давай разожжем костер и согреем хоть одну звезду…».

— Это вообще не миленько. Это отвратительно. Глухой трубадур, блин. Дефективный Орфей, — не скрывая возмущения, выдал Артём в полный голос, и несколько человек укоризненно обернулись. — Колхозный Садко.

— Некрасиво так говорить, — сказала я. — Человек старается, и другие слушают.

— Одного старания, дорогая моя, не достаточно, — нравоучительным тоном заявил он. — Думаешь, я к нотам придираюсь? Или что он не те аккорды берет, и пальцы у него деревянные? Да бог с ней, с техникой! Он же совершенно не слышит, что играет. Не чувствует. В нем нет души, и в его музыке нет души, она мечется и корчится в предсмертных муках. Даже голос мёртвый. Разве ты сама не слышишь?

— Мы вообще-то в гостях и должны быть благодарны, что нам разрешили здесь посидеть.

— И накормили ещё, — добавила Вика.

— Вот ведь, — Артём раздосадовано выпустил её пальцы. — Я им про музыку, а они опять про жратву и комфорт. Искусственные люди. Умирающая музыка. Фальшивые чувства и поддельная любовь. Да здравствуют жратва и к-комфорт!

— Эй, ты чего так разозлился? — расстроено захлопала глазами Вика.

— А то, что пустые вы. Жалкие и примитивные.

— Сыграй сам и покажи, как надо. Ноты ты точно знаешь.

Уж что-что, а примитивной меня ещё никто не называл. Пусть странной, чудной, лохушкой, но примитивной…

— Я знаю. И, прикинь, даже знаю, как с гитарой обращаться, — со злостью огрызнулся он. — После виолончели — это детский лепет.

— Тогда вперед…

— Говорил тебе, что не играю.

— Всё ясно. Как обычно. У нас в школе тоже постоянно так: «Кто может, тот делает. Кто не может, тот критикует».

— Я могу. Я всё могу! Если с-сам захочу! — почти закричав, Артём вскочил, и Вика чуть не свалилась. — И вообще перед вами я оправдываться не обязан.

А как только он ушел к мангалу, она гневно накинулась на меня:

— Зачем ты всё это наговорила? Хорошо же сидели.

— Я извинюсь, — пообещала я. — Чуть попозже.

Вика одобрительно кивнула.

— Если честно, не понимаю, в чём его проблема. Мы уже три недели знакомы, а толку — ноль. Он же видит, что я не против его внимания. Чего тогда тянет? — пожаловалась она.

— Может, дело в той его девушке, с которой он всё время ругается? Полине. Иначе зачем бы он с ней встречался?

— Ты серьёзно думаешь, что она лучше меня? — Вика осуждающе посмотрела, потом, немного подумав, добавила: — Впрочем, то, что он осторожный — это хорошо. Осторожным можно доверять.

Ночь наступила глухая, беспросветная, ветер стих, но сильно похолодало. Вика отправилась сидеть к Артёму. Бард исчерпал свой репертуар, и гитара пошла гулять по рукам пьяных гостей.

Я сидела, слушала их завывания и никак не могла определить, плохо мне или хорошо. Столько новых впечатлений и чувств. Так всё непонятно и запутанно.

Была ли я собой в тот момент? Была ли я действительно там, или я хотела быть там? Странная, необъяснимая отстраненность. В тот день больше, чем когда-либо.

А потом мимо проходил какой-то парень и, заметив, что мёрзну, посоветовал погреться в бане.

Баня находилась в самом конце двора. Маленький, приземистый домик, сложенный из круглых брёвен. Топить её уже перестали, но из парной по-прежнему шел жар, и можно было снять джинсовку, свитер и обувь. После целого дня дороги это показалось блаженством.

В довольно просторном предбаннике стоял стол с двумя широкими лавками по обе стороны, а возле двери в парную — вешалка.

Мы с Викой, подложив вещи под голову, устроились на широких лавках, а Артём лег в парной.

Едва опустившись на жёсткую поверхность, я тут же разомлела. День выдался насыщенным и мучительно долгим. Вика выключила свет и реальность окончательно отступила. Многообещающее жизнерадостное утро и «Summer Wine», собачий приют, хорошенькие пушистики и побег Макса. Дождь, дачи, телескоп, свадьба, река — волчица, тонущий мальчик, будоражащий танец Вики, «Хочешь быть моей девушкой?», обморок Макса и «Колокольчик в твоих волосах».