Невеста Солнца (Роман) - Леру Гастон - Страница 17

— Смерть тому, кто осмелится коснуться «девы Солнца»!

После этих слов все угрожающе поднятые кулаки опустились, и взволнованная толпа мгновенно притихла.

И опять послышался голос Гуаскара:

— Пропустите чужеземцев!

Сам он шел впереди.

Они благополучно выбрались на площадь, где их приняли под свою защиту солдаты муниципальной гвардии, которые только головами качали, изумляясь, как путешественники так неосторожно заехали в этот квартал, кишащий фанатиками-индейцами, и к тому же накануне праздника Интерайми.

— Мы проводим вас до гостиницы.

И в гостиницу наши путники прибыли с почетным конвоем. Маркиз хотел поблагодарить Гуаскара, но индеец уже скрылся.

Мария-Тереза и Раймонд были бледны и молчаливы. Совершенно ошеломленный дядюшка даже спрятал свою записную книжку. В гостинице нашлась только одна свободная комната, где они и заперлись. Раймонд первым выговорил роковые слова:

— А что, если это правда?

— Да, да, — вскричала Мария-Тереза, — что, если это правда?

— В чем дело? Что правда?.. О чем вы говорите? — допытывался растерянный маркиз, отлично понимавший, о чем они говорили.

— Если правда — про «невесту Солнца»?

С минуту никто из них не мог произнести ни слова. Все были угнетены этой ужасной, чудовищной мыслью. Они только смотрели друг на друга с тревогой и страхом, как дети, когда им рассказывают страшную волшебную сказку.

Раймонд глухим голосом повторил:

— Вы слышали, как Гуаскар кричал: «Дорогу „деве Солнца“! Смерть тому, кто дотронется до „невесты Солнца“!»

— Может быть, у них такая манера выражаться, — вставил дядюшка. — Иначе…

— Что «иначе»? Что такое, черт возьми? — воскликнул маркиз, теряя голову и уже глубоко сожалея о поездке в Каямарку.

— Иначе… — робко пояснил дядюшка, — если бы Мария-Тереза и вправду была избрана ими в невесты Солнцу, они не отпустили бы ее… они оставили бы ее у себя.

— Послушайте! Что вы такое говорите? Да вы с ума сошли! — восклицал маркиз. — Неужто вы думаете, что здесь можно безнаказанно хватать наших дочерей… Да ведь мы здесь хозяева, черт возьми… Тут ведь под рукой полиция… войска… Да ведь эти презренные индейцы — наши рабы. Честное слово, все мы бредим наяву!

— Ну да, бредим наяву, — подтвердила Мария-Тереза, задумчиво качая своей хорошенькой головкой.

— Мое мнение такое, что нам надо поскорее уезжать из Каямарки, — решительно сказал Раймонд и, отойдя к окну, стал глядеть на улицу.

На дворе была уже ночь. На площади — ни души. И город весь точно вымер… Внезапно в дверь постучали. Лакей подал письмо — небольшую записку на имя Марии-Терезы, которую она прочла вслух:

«Уезжайте. Возвращайтесь в Лиму. Сегодня же ночью уезжайте из Каямарки».

Подписи не было, но молодая девушка ни минуты не сомневалась.

— Это Гуаскар предостерегает нас.

— И надо последовать его совету, — сказал Раймонд.

В дверь снова постучали. На этот раз лакей доложил о прибытии начальника местной полиции.

Его тотчас же приняли.

Он явился узнать, что произошло и действительно ли индейцы осмелились напасть на маркиза. Ему рассказали, как было дело. Начальник полиции также нашел, что с их стороны было большой неосторожностью проникнуть во дворец Атагуальпы в час молитвы, и передал, что у него только что был служащий из франко-бельгийского банка в Лиме, который уверял, что знаком с маркизом и его семьей, приехал сюда вместе с ними и нарочно зашел к нему, чтобы попросить его посоветовать маркизу и его спутникам на следующий день не показываться в городе, в особенности в кварталах, населенных индейцами.

Было очевидно, что местные власти боялись осложнений и были бы рады-радешеньки, очутись маркиз и его спутники очутились за сто миль от города. Путешественники успокоили начальника полиции, сказав, что решили уехать нынче же ночью. Начальник полиции очень одобрил это решение и вызвался помочь: предоставил им свежих мулов, надежного проводника и конвой из четырех солдат, которые должны были сопровождать путешественников до первой железнодорожной станции.

Наши путники двинулись в обратный путь около одиннадцати часов вечера, но теперь употребили на него вдвое меньше времени, чем в первый раз. Раймонд, обыкновенно спокойный и хладнокровный, торопил всех и выказывал себя наиболее неуравновешенным. Только на другой день вечером, уже сидя в вагоне железной дороги, маленькая компания почувствовала, что она со своими страхами немного смешна. «Мы еще большие дети, чем старая Ирена и тетушка Агнесса», — смеясь, говорил маркиз.

И все думали то же.

По возвращении к привычной цивилизованной жизни они уже не понимали, отчего так переполошились из-за самой обыкновенной вещи — недовольства туземцев тем, что они вторглись непрошеными гостями в священное место во время исполнения религиозных обрядов. Наверное, индейцы давно позабыли об этом. Самое лучшее и им поскорее забыть о случившемся. Путешествие закончилось очень весело, так как при посадке на пароход дядюшка снова ухитрился промокнуть до нитки.

В Лиме они почувствовали себя в полной безопасности. Не прошло и двух суток, как изгладился последний след их «ребячества». Вдобавок, за время отсутствия Марии-Терезы в конторе накопилось много дел, и молодая девушка с головой ушла в работу и вычисления. Ей-то уж вовсе некогда было думать о фатальном браслете. В Кальяо она отрывалась от своих толстых конторских книг, только когда являлся Раймонд и стучал в окно, напоминая ей, что пора возвращаться в Лиму.

Однажды вечером (спустя около недели после происшествия в Каямарке) обычный стук раздался несколько раньше обыкновенного. Мария-Тереза встала, чтобы поздороваться со своим женихом, и отворила окно. Но, едва успев отворить его, глухо вскрикнула и отшатнулась. Перед ней стоял не Раймонд, а… Нет, нет, не может быть!.. Уже смеркалось и трудно было что-нибудь разглядеть. Она протерла глаза, отгоняя галлюцинацию… А затем храбро — да, она повела себя храбро! — высунулась из окна и поглядела на улицу… Ей мерещилось в темноте что-то зыбкое, шаткое… нечто вроде колыхавшегося во мраке конусообразного черепа, напоминавшего формой сахарную голову. Дрожа всем телом, она обернулась… В двух темных углах конторы точно так же колыхались и придвигались к ней размеренными движениями маятника два других черепа — блином и чемоданчиком… Ей казалось, что она сходит с ума, что это опять галлюцинация, навеянная всеми этими старыми сказками о браслете Золотого Солнца. Она напрягала всю свою волю, отгоняя это безумие… Ведь этого не может быть!.. Черепа мумий не разгуливают по городу на плечах живых людей… А между тем, они приближались, колыхаясь, покачиваясь в темноте. У нее рвался из груди отчаянный крик, зов на помощь — «Раймонд!» — но этот крик замер у нее в горле. Все три оживших мумии накинулись на нее — конусообразный череп тоже запрыгнул в окно, — придавили ее, зажали ей рот и вытащили в черное отверстие окна. Под окном ждал автомобиль. Бой с какой-то странной улыбкой сидел за рулем. Миг — и автомобиль укатил, унося с собой трех чудовищ, трех гробовых призраков, зажимавших рот «невесте Солнца» своими отвратительными маленькими кулачками оживших мумий.

Тем временем в Кальяо Раймонд, в ожидании, пока можно будет зайти за Марией-Терезой, печально шагал по бульвару. Он только что приехал из Дарсены и обдумывал неприятные известия, которые услышал там от портовых инженеров. Они в один голос утверждали, что ввиду политического положения в стране ему нелегко будет возобновить работы на заброшенных рудниках Куско. Вот уже два дня, как на окраине Перу идет бой, — настоящий или только для видимости; но как бы то ни было, пальба не прекращается.

Гарсия, претендент на престол, вовсе не пировал и благодушествовал в Арекипе, как о нем рассказывали; вместо этого он с частью своих войск внезапно напал с тыла на республиканцев между Сикуани и Куско. Ходили слухи, что и сам Куско уже в его руках.