Лукоеды - Данливи Джеймс Патрик - Страница 40

• Предыдущая
• 40/65
• Следующая

— Но Джеффри говорит, что вы страшно богаты.

— У меня всего лишь четыре фунта и немного шиллингов.

— Как же вы умудряетесь держать такое огромное хозяйство с таким большим штатом и бесконечным потоком гостей?

— Все в долг.

— А как насчет зарплат?

— Они сказали, не беспокойтесь. Им нравится здесь.

— Боже праведный. Ну, ладно. Очень рискованно. Так, что будьте осторожны, у вас могут пропадать вещи, серебро и все остальное. Когда все кончат улыбаться, они могут оказаться чрезвычайно скучными людьми. Прошу меня извинить. Но я никак не могу добраться до вашего хозяйства. Боже, сколько пар нижнего белья на вас.

— Четыре.

— Зачем?

— Я мерзну.

— Ну, наконец, добралась. Это они?

— Да.

— Какие они теплые! Как чудесно! После двух, знаете ли, три гораздо интереснее.

Элмер скрежещет зубами. Где-то позади чего-то. У леди Гейл Аллоиз очень острые локти. И длинные ногти. Взвешивает скрытое богатство. Шесть с половиной унций. В любой момент, пока она занята взвешиванием, сюда со своими кольтами сорок пятого калибра может ворваться Гвоздь. Разве в том мире за океаном все так было плохо? Может только крошечная квартирка с единственным угловым окном, выходящим на озеро. В фойе пускает пузыри моя тропическая рыбка. По пятницам вечером приходит, чтобы приготовить поесть, моя подруга. В субботу утром оба лежим с чашечкой кофе в постели. У каждого своя собачка. Выгуливаем их вместе. Сидим и слушаем музыку. Уютная и мирная жизнь. В трубах шумит горячая воды. Плещется тепло. Вместо этих холодных ссак.

— Чудесный экземпляр для фотоальбома Вероники. Вы бы заняли почетное место. У нее там гениталии страница за страницей. Становится интересно, кому они принадлежат. Хорошо бы разузнать. У крутого мужчины может оказаться маленький член. Джеффри она сфотографировала в цвете. Я была ошеломлена. Его рыжие волосы узнает каждый. Господи, совсем не хочется, чтобы другие знали, что ты имеешь от мужа. Мне нравится держаться за них вот так. Мужчины любят комфорт. И Джеффри тоже. За это я ему прощаю все. При нашей первой встрече он довольно громко, так что услышали мои тетушки, которые занимаются медом в деревне, сказал, ну и жопа, как у старой коровы. И дальше только пощипывал меня время от времени. Его интересовали только мои деньги, которые он обнаружил еще до того, как я об этом узнала. Он страшно напуган бедностью. Прямо в истерику впадает от этого, круша все подряд в доме. Однажды, уволили всех слуг и егерей. Когда я нанимала их обратно, он стоял в зале, полностью одетый в экипировку альпиниста с рюкзаком на спине. Я сказала, Джеффри, что ты делаешь. Он погрозил кулаком и сказал, если надо, мы будем жить как бродяги. И все из-за того, что одна из моих тетушек оставила мне в наследство всего лишь двести шестьдесят тысяч фунтов стерлингов вместо трехсот десяти тысяч, на которые бедный старина Джеффри и рассчитывал. Он такой душка. Ох, я наверно слишком много болтаю, да? Но, вы знаете, меня воспитали в том духе, что, если рядом кто-то есть, с ним обязательно надо поговорить, а то будет невежливо.

По всему замку разносится крик. Громкие голоса. Суматоха. Голос Эрконвальда. Зовет. Уважаемый. Уважаемый. Горе. Горе.

— Леди Макфаггер, вы слышите то, что я слышу?

— Да, пожалуй.

— Кто-то выкрикивает «горе».

— Да. Что бы это могло быть?

— Возможностей — сплошная энциклопедия.

— Боже, не уходите. Не оставляйте меня в раздетом виде.

— Я должен. Кто-то очевидно упал в колодец.

— Ну, по крайней мере, имейте вежливость, обнять меня на прощанье.

— Конечно.

— О, Боже. Я — падшая женщина. Подержите меня, пожалуйста. Вы просто должны меня соблазнить. Давайте, сделаем это по быстрому. Джеффри говорит, что я холодная. Мне действительно не интересно, что там произошло у вас с Вероникой. Знаю только, что она застала вас с другим джентльменом, который, как у нас в школе говорили по латыни девчонки, был ин пурис натуралибус (in puris naturalibus).

— Прошу прощения, не совсем.

— Честно говоря, мне все равно. Джеффри всегда говорил, что содомия с красивым мужчиной возбуждает.

— Минутку, подождите.

— Прошу, не надо лишних слов. Возьми меня.

— Боже, еще один крик. Кто-то в смертельной опасности.

— Ничего продержится. Люди всегда выбирались из колодцев. Я вся готова.

— А я нет.

— Секунду назад он был твердый.

— Гейл, могу я тебя звать Гейл?

— Конечно, дорогой.

— Гейл, я нервничаю. Так что быстро не получится. Можно, я посмотрю, что случилось и вернусь назад?

— И оставишь меня здесь, в темноте. Обоссанную. Замерзшую.

— О, Боже. Христа ради, я больше не выдержу этой херни и всей этой оравы. Будь они прокляты. Это место сводит меня с ума.

— Что ты делаешь?

— Ломаю эту чертову штуку, что у меня на пути.

— Только ради Бога, не затронь меня.

— С меня достаточно.

— Да ты ничего и не попробовал. Если можно так сказать. Да и кто-нибудь может услышать тебя.

— Это мой замок, черт побери.

— Ну и ну. Хорош. Ведешь себя точно, как Джеффри. Вот это и ранит. Когда женщина предлагает тебе свое тело, как я.

— Могла бы предложить и побыстрее.

— Ну, тогда было бы не совсем хорошо. Так что, прошу, заткнись, пожалуйста, и ложись рядом.

— Крики становятся все громче. Они должны быть уже в северо-западной башне.

— Где мы?

— Посредине между северо-западной и юго-западной башнями. Но не рассчитывай на это.

— Я вся дрожу. Было бы гораздо лучше, если бы я отвергала твои приставания.

— Вот это уж точно, согласен. Но ты не имеешь представление, что там происходит. Это кошмар. Я хочу, чтобы мой замок был нормальным.

— Ты не должен поддаваться влиянию обстоятельств. Отвернись и посмотри в другую сторону.

— Именно это я и делаю и оттуда всегда появляется новое несчастье.

— Тебе хорошо, когда я легко провожу пальчиком под ними?

— Конечно, Гейл. Хорошо, но мне надо идти. Я по крикам слышу, что произошло что-то страшно серьезное. Эрконвальд никогда не повышает голоса.

— Но он твердеет.

— Прошу, Гейл. Я вернусь.

— О, Господи, г-н Клементин или Клейтон или Кло, я больше на такое не отважусь.

— Отважишься.

— Нет, никогда. Я вела полностью замкнутую жизнь. Ты знаешь, что это такое, быть воспитанной нянькой, у которой в подчинении еще три няньки.

— Нет. Меня воспитывала одна нянька.

— Ну, тогда могу сказать тебе прямо, что пока я не пошла в женскую школу, у меня было мало возможностей узнать мужчин.

— Я мог бы вернуться через минуту, если там ничего серьезного нет, и мы продолжили бы разговор.

— Знаешь, у меня довольно хорошие груди.

— Знаю.

— Как ты можешь знать, если не щупал? Дай мне твою руку. Смотри.

— Гейл, я не обманываю. Я говорю вполне серьезно, что я вернусь и пощупаю их. Но это может оказаться тем, за что на меня подадут в суд. А я и так веду жалкое существование и не в лучшей форме. Ты же этого не хочешь, не так ли?

— Да. И я могла бы кое-что сделать. Нет, не смогла бы. И не буду. Я рада, что не сказала этого.

— Не сказала чего? Что ты хотела сказать?

— Нет не скажу. Это было бы слишком унизительно.

— Ради Бога, давай. Скажи. Они могут быть уже совсем близко.

— Ну, я могла бы дать тебе денег.

— Могла бы?

— Да.

— Сколько?

— Довольно существенную сумму. Если ты действительно в таком затруднительном положении, как ты говоришь. Я хотела бы тебе помочь. Дорогой, ты опять опускаешься.

— Не могу ничего поделать. Мысль о деньгах придает мне абсолютно новые перспективы. Это должно уйти до того, как снова появится.

— Это Джеффри. Это его голос.

— О, Боже.

— Нас могут найти.

Клементина охватывает оторопь. От корней волос. И по спине вниз. Эхо голосов. Слышны во внутреннем дворике. Затем поднимаются на бастионы. Тревожно звучат далеко в ночи. Нарушая ночное одиночество горы. Уносятся дальше по побережью.

• Предыдущая
• 40/65
• Следующая