Ставка на выбывание (СИ) - Сергеева Оксана Михайловна - Страница 40

Виталя напряженно рассмеялся:

— Про сербскую деревню разговора не было.

— Это я утрирую.

— Да, ты любишь утрировать, — мягко сказал, светлея лицом. — Машенька, сейчас другая ситуация. Если ты скажешь, что тебе лучше уехать и так будет лучше… если ты всерьез этого хочешь, я сделаю как ты хочешь. Что я сам думаю, уже не важно. Важнее твое спокойствие. А время у меня сейчас напряженное, ты же знаешь.

— Знаю. И поэтому, я никуда не поеду. Именно потому, что сейчас уже другая ситуация.

Внутри Машка кипела: как он мог такое придумать! Но попыталась совладать с эмоциями. Ссориться незачем, тем более решение, которое обоих устраивало, уже есть.

Доверчиво положив руку на его ладонь, она сделала бездонный вдох и подумала: как же трудно даются самые простые слова. Но именно их простота вызывает прилив горячей крови к сердцу, именно их легкость приводит душу в восхищение.

— Ты мне нужен. Очень. Я сама с тобой осталась, сама на все согласилась. Я твоей женой быть согласилась. Мне очень нужно, чтобы ты сейчас был рядом со мной. Не представляю, как я сейчас уеду.

— Я знаю.

— Для нас это будет плохо. И так для меня все было очень трудно. Для тебя, наверное, тоже. Я не хочу потом заново к тебе привыкать. — Мысленно Маша уже себя представила в каком-то выдуманном безопасном месте. Там солнечно, тепло, все тонет в зелени, рядом ласковое море, так уютно… и ужасно одиноко. Нет, ни за что на свете. Пусть лучше московская зима. Ветер, снег, перепады температур… зато Бажин под боком.

— Расстояние убивает. Я даже пробовать не хочу.

— Тогда и не будем.

— Тебе не придется больше волноваться, я не собираюсь делать глупости.

Маша послушно притихла, Виталий выдохнул, выпуская из себя остатки напряжения:

— Я тоже хочу видеть, как ты меняешься, как в тебе растет мой ребенок. Не думай, что мне было бы легко.

— Я иногда тебя не понимаю, — призналась она. — Честно. Но, кажется, начинаю понимать.

— Что тебе мешает? Я недостаточно откровенен с тобой?

— Достаточно. Поэтому я и не понимаю, почему не понимаю.

— Хорошо сказала, — посмеялся он. — Все, что тебе нужно знать, это то, что я всего лишь человек, и ты — самое ценное, что у меня есть в этой жизни. Если как-то и можно меня достать, то только через тебя. Маня, я за тебя продамся с потрохами. И без всяких сантиментов.

Она тихо и молча улыбнулась, сдерживая внутри волну то ли паники, то ли восторга. Глупо кивнула, потому что побоялась неосторожными словами разрушить возникшее трепетное чувство.

— Ты хоть представляешь, каково мне говорить такие вещи? — спросил он.

— Представляю. Никогда не продавайся. А то я перестану верить во все человеческое и вообще в людей.

— Истину говоришь, Манюня, истину, — улыбнулся Бажин, с бесконечным обожанием глядя на будущую жену.

— Теперь у меня к тебе есть вопрос.

— Какой?

— Ты с тёщенькой своей будущей не желаешь познакомиться?

— Горю нетерпением ее увидеть. Можно в эту субботу.

— Тогда я сейчас прям ей и позвоню, а то вдруг у нее какие-нибудь планы есть. Она у меня деловая.

— Не сомневаюсь.

Машка взяла телефон и помедлила.

— Не переживай. Обещаю, я буду хорошо себя вести и понравлюсь твоей маме.

— Я не за это переживаю. В том, что ты понравишься моей маме, я даже не сомневаюсь.

— А за что ты переживаешь?

— Я про свадьбу думаю. Честно, боюсь этой шумихи до припадка. Как это все будет? Я к такому не привыкла… и мне кажется, сейчас это совсем не нужно…

— Значит, мы обойдемся без шумихи.

Мария скептически усмехнулась:

— Каким образом? Не представляю. Тебя же съедят.

— Подавятся.

— Виталя, а как?.. Мы же не можем просто тихонечко расписаться… с другой стороны, свадьба должна быть праздником. Свадьба — все-таки знаменательное событие, — задумчиво рассуждала Маша. — Это день рождения семьи.

— Очень знаменательное, — улыбнулся ее сомнениям. — Придумаем что-нибудь. Звони матери.

— А если мама сейчас начнет мне вопросы задавать?

— Ты же звонишь ей, чтобы на ужин пригласить.

— Ты просто не знаешь мою маму. С ней так просто не поговоришь. Она сейчас с меня план на ближайшие пять лет потребует.

В следующую субботу, ожидая маму к ужину, Маша страшно волновалась. Ее охватило торжественное волнение, которое сопровождает все важные события в жизни. Все-таки не права она была, когда сказала, что семья рождается в день свадьбы. Нет, семья рождается в день знакомства жениха и матери. От того, как они друг друга почувствуют, увидят и поймут, зависят их дальнейшие взаимоотношения. Ни в Витале, ни в матери она не сомневалась, но люди бывают так непредсказуемы. Как там Бажин сказал… Люди — всего лишь люди.

— Ах, ну и октябрь в этом году! Начался… и моросит, и моросит! — Алла Александрова появилась шумно, энергично и непосредственно.

— Мамочка, я так рада тебя видеть, так соскучилась! — Маша крепко обняла мать и поцеловала в щеку.

— Наконец-то я дождалась, что и про меня вспомнили, — иронично кольнув дочь, сняла с шеи широкий шарф и глубоко вздохнула, словно объемное полотно мешало дышать полной грудью.

— Ой, мама, перестань.

И мама «перестала». Усмирив искрящуюся улыбку на ярких губах, она посмотрела на Бажина. Выдержала четкую и продуманную паузу,

пережидая ту минуту, которая следует после первой радости. Виталий улыбнулся. Не ради приличия и добрых манер, а невольно, потому что в чужом лице увидел для себя что-то знакомое и понятное. В ее темных блестящих глазах он увидел молодое любопытство. Живость и искренность.

— Безмерно рад нашему знакомству.

— И я, — засияла женщина.

— Что это? — спросила Мария, заметив в руках матери закрытую плетеную корзинку.

— Презент.

— Ох, мама, эти твои презенты…

— Это не тебе, без меня не открывай.

— А хотите, я покажу вам сад? — неожиданно предложил Бажин.

Женщина, услышав предложение Виталия, снова набросила на шею шарф.

— Хочу. С огромным удовольствием.

— Машенька, узнай у Надежды Алексеевны, все ли готово к ужину. А мы с твоей мамой пока прогуляемся.

— Под дождичком? — Машка приподняла бровь.

— Ничего, — Бажин взял зонт из зонтницы, — я думаю, мы не растаем.

Виталий и Алла Давыдовна вышли из дома, а Мария, полная новых волнений, направилась на кухню.

— Мама с Виталей решили прогуляться перед ужином, — ответила на безмолвный вопрос домработницы и посмотрела в окно.

Сегодня дождь не дождь, а водная пыль. Липнет ко всему. Оседает. Туманит окна.

— Жалко, что на улице уже холодно, а то так прелестно было бы посидеть на террасе, — с сожалением сказала Надежда.

— Да.

— Ну, пусть прогуляются, а мы пока стол накроем. Да, Машенька?

— Конечно, — задумчиво отозвалась Мария.

— Машенька, мне кажется, или ты нервничаешь? — снова доброжелательно спросила Надя, загремев тарелками.

Маша, словно выведенная звуками из своего состояния, засуетилась: тоже начала переставлять посуду на столе.

— Нервничаю.

— Почему?

— Сама не знаю.

— По-моему, они поладили, — сказала Надежда Алексеевна, глядя в окно.

Маша проследила за ее взглядом и опешила. Ее мама шла под ручку с Бажиным, иногда взмахивая свободной рукой и что-то оживленно ему рассказывала. Он посматривал на нее с явным интересом. Прислушивался.

— Господи, мне даже страшно представить, что она там ему рассказывает, — прошептала она.

— Почему?

— Вы не знаете мою маму. Это… это же ядерная бомба. Никогда не знаешь, что у нее в голове. Никогда. И она…

— Что?

— Не стесняется в выражениях. Нет, я не про мат и грубость, — поспешила ответить на понимающую улыбку Надежды. — Мама бывает слишком прямолинейной. Хотя о чем это я, — вздохнула, обреченно махнув рукой, — они точно поладят.

— Ты нервничаешь, потому что для тебя это все важно. Не нервничает тот, кому на все наплевать. Даже я немножко нервничаю.