Закон Жизни (СИ) - Георгиевич Ярослав - Страница 37

Всю дорогу не мог перестать думать о том, что лучше места для прогулок и встречи с гномьим подельником, Малышом, просто не найти. Но хоть местные отвечали на все мои расспросы, пусть и не очень охотно. И я, поблуждав немного, уворачиваясь от пьяных тел и иногда даже тянущихся ко мне рук, вышел в конце концов к заветной цели. Старое деревянное здание, притаившееся среди каких-то складов, настежь распахнутая дверь, которая, видимо, никогда не закрывается, выцветшая вывеска, на которой почему-то изображён вовсе даже не пони, а какой-то корабль… И, конечно же, шумные пьяные морячки рядом, один из которых при моём появлении стоял, пошатываясь, и мочился на стену какого-то склада напротив.

Нашарив тайник в волосах, я извлёк из него серебряный, и ненадолго замер, замешкавшись перед входом. Царящее внутри весёлье вырывалось наружу громкой музыкой, криками, женским смехом, клубами табачного дыма и нестерпимой жарой. И… Я с удивлением понял, что меня на самом деле тянет внутрь. В кои-то веки я в этом мире оказался у места, которое пробуждало внутри какие-то приятные, смутные, полузабытые ассоциации, задевало струны в душе.

Я скользунл в дверной проём, удачно вклинившись между двумя партиями посетителей, явно из категории «им больше не наливать», которые выходили наружу зизгзагообразными курсами сильно шатаясь и опираясь друг на друга. Оказавшись внутри, чуть не закашлялся — накурено было так, что слезились глаза. Юркнув сразу вбок, чтобы никому не мешать и не нарываться на возможные неприятности, я огляделся.

«Пони» показался неожиданно довольно-таки цивилизованным заведением — по крайней мере, по сравнению со всем тем, что доводилось тут видеть до этого. В углу стояло пианино, идущее в комплекте с довольно лихо играющим на нём дедком, у боковой стены находилась сцена, на которой неуклюже крутились полуголые девки, а в самой глубине помещения, у противоположной от входа стены, даже притаилось что-то вроде барной стойки, вдоль которой стояли, привалившись, многочисленные посетители. Помимо этого, в зале имелись и многочисленные столы, окружённые грубыми скамьями и табуретками. Вся мебель выглядела массивной, вандалостойкой, сделанной с солидным запасом прочности.

Народу было битком, и среди посетителей я с некоторым удивлением обнаружил немало своих ровесников, вернее — ровесников моего тела. Причём, как мужского пола, так и женского. Первые, видимо, были юнгами с кораблей — по крайней мере, насколько я мог судить. Они изо всех сил старались казаться старше, налегали на спиртное наравне со взрослыми, кричали что-то своими слабыми ломающимися голосками — но при этом держались каждый «своих», опасаясь отходить далеко от компаний, с которыми пришли, это бросалось в глаза. Ловя мои взгляды, они смотрели с вызовом, мол — я имею право тут находиться, а ты кто такой?

Что же по поводу девушек… Если честно, когда глядел на них, на то, как их глаза, вызывающе накрашенные и блестящие выпитым алкоголем, встречаются с моими, равнодушно оценивают, соскальзывая по явно не самой лучшей и дорогой одежде, и тут же уходят куда-нибудь в сторону, отнеся к категории неплатёжеспособных, как они виляют своими тощими бёдрами, как смешно стараются выпятить свои крошечные, по большей части, бюсты, как благосклонно позволяют грубым мужским ладоням хватать и лапать себя, как наигранно смеются… В горле вставал ком. Неправильно это, не должно быть так. Но… Окружающие относились ко всем этим вещам, неприятным и плохим с моей точки зрения, совершенно спокойно. Судя по всему, тут такое норма. И слишком юные красавицы, льнущие к грубым потным мужикам, и заливающие глаза безусые пареньки.

Не переставая вертеть головой и поглядывать по сторонам, я начал пробираться к барной стойке — и, очередной раз крутанув головой, вдруг налетел на что-то, чуть не упав. Сделав шаг назад, поднял глаза, и понял: это не «что-то», а «кто-то». Передо мной стоял огромный мужик, настоящий влеикан, с грудной клеткой шириной с мой рост и руками увитыми мускулами настолько, что, казалось это стволы вековых дубов.

— П-простите… — мой голос опять дал петуха, невольно показывая больше эмоций, чем следовало бы.

— Тут не место для попрошаек! Дуй отсюда!

Вышибала — дошло до меня наконец. Быстро же меня вычислили! Разжав кулак, я показал здоровяку серебряный и попытался сыграть, как мог, обиду.

— У меня есть деньги! И я хочу их потратить у вас!

Гигант какое-то время смотрел на меня, потом на монету, потом опять на меня. Резким, неожиданно быстрым движением выхватил заветный блестящий кругляш из руки, поднёс к глазам, повертел, попробовал на зуб. Во мне начал подниматься праведный гнев — неужели и это отберут? Больше-то заначек нет! Но здоровяк протянул серебряный обратно, и я с облегчением вздохнул. Надеюсь, не слишком поспешно забирал своё сокровище обратно.

— Ты не с корабля.

— Нет.

— Сухопутных крыс тут не любят. Я предупреждал.

Вышибала резко развернулся, сразу потеряв ко мне интерес, и устремился куда-то по своим делам. Я только успел крикнуть вслед:

— А вы не знаете Малыша?.. — но ответа не последовало. То ли он не расслышал меня за стоящим в заведении гомоном — моряки как назло именно в этот момент начали хором распевать какую-то удалую песню, прихлопывая и притопывая в такт — то ли просто не посчитал нужным тратить своё время.

Пробравшись поближе к барной стойке, я понял, что добравться до неё не так ипросто, уж больно много там толпилось желающих. О том, чтобы сесть за какой-нибудь из столов, не могло быть и речи, свободные места отсутствовали от слова вообще. Пришлось буквально ввинчиваться между людьми, стараясь делать это одновременно настойчиво и аккуратно, чтобы не спровоцировать ничью агрессию — я помнил, кто я и где нахожусь.

Когдя вцепился наконец в высокую, исцарапанную и не по одному разу залитую поверхность стойки, до которой получалось доставать едва-едва, встала следующая проблема. Пришлось бороться за внимание степенно расхаживающего туда-обратно бармена, владельца клочковатой и торчащей во все стороны растительности на лице, которую он время от времени медленно и с явным удовольтвием оглаживал. Через какое-то время даже начало казаться, что этот тип демонстративно игнорирует меня, что он давно уже обслужил всех вокруг, причём не по одному разу.

И всё бы ладно, но то, что я слишком долго нахожусь у стойки, начало напрягать не только меня. Какой-то матрос, стоявший сбоку, пробубнил себе под нос: «Что эта сухопутная крыса тут делает?». Сзади меня поддакнули, мол, и прада — только место занимает. Но до конфликта не дошло — обоим бармен выдал по стакану чего-то крепкоалкогольного, опять будто не заметив меня, и они отвалили. Сразу стало свободнее, вокруг как-то вмиг освободилось место.

Не успел я порадоваться, как почувствовал — что-то не так. Долгие невыносимо тягостные мгновения не мог понять, что именно, пока не раздался могучий взрыв гомерического хохота, заставивший в самом прямом смысле вздрогнуть. Я осторожно обернулся, подозревая неладное.

Самые худшие подозрения подтвердились — смеялись именно надо мной. Вернее, над пареньком, который встал позади и очень талантливо передразнивал мои безуспешные попытки достучаться до бармена.

Кровь ударила в голову, кулаки сами собой сжались. И… Предательски задрожали колени. Я призвал все внутренние силы и собрал всю имевшуюся волю, чтобы заставить непослушное тело успокоиться, или хотя бы не проявлять внешне явных признаков беспокойства. Глаза очень многих, если не всех, были сейчас прикованы к нам двоим.

В такой ситуации любая ошибка стоит репутации, которая у меня и так, если можно так выразиться, в минусе. Когда на тебе висит слишком многое — подумаешь много раз, прежде чем рисковать. Ведь кто знает, вдруг, если я задержусь здесь и не успею вовремя к Валерии, её найдут и схватят? Нет, в таких условиях ошибаться решительно нельзя. А задача поиска окаянного Малыша, без помощи всех этих людей вокруг, грозила занять гораздо больше времени — или вообще могла оказаться нерешаемой.