Черный Ключ (СИ) - Эвинг Эми - Страница 20

И я, возможно, больше никогда его не увижу.

Нет. Я отталкиваю мысли об Эше и закрываю книжную полку позади меня. Ради безопасности я решаю убедиться, что я действительно здесь одна. Сил научила меня этому трюку месяц назад. Я соединяюсь с Воздухом и отсылаю его по проходам, а затем в порыве его возвращаю. Порыв приносит одну лишь тишину и запах камня и пыли.

Я крадусь по коридору в направлении прежних покоев Эша. Я помню, что здесь были проходы, отходящие от этого тоннеля, но я никогда ни один из них не использовала. Первый коридор, который я пробую, приводит меня к лестнице, идущей вверх, открывающейся в кабинет второго этажа, которого я раньше не видела. Это уютная комната с множеством книжных полок, плюшевым диваном и небольшим письменным столом. Фотография в рамке бросается в глаза — мужчина, женщина и две маленькие девочки, стоящие на ступеньках того, что, несомненно, является дворцом Озера. Я сразу узнаю одну из маленьких девочек, как герцогиню. Другая должна быть ее сестрой. Даже в детстве у герцогини было всё высокомерие ее взрослой натуры — она смотрит на камеру с надменным выражением.

Эта комната внезапно кажется слишком личной, почти опасной. Я ставлю фотографию точно там, где нашла, и ухожу.

Я возвращаюсь обратно и иду в другой проход. Тупик.

Третий проход оказался намного лучше. Я чувствую, как пол наклоняется вниз, и воздух становится затхлым и холодным. У меня чешутся ладони и учащается дыхание. Я достигаю полированной каменной лестницы и сползаю по ней, шаги в моих ушах звучат громче, чем должны. Когда я дохожу до низа, меня ожидает черная дверь.

Я знаю, что за ней Хэзел. Я чувствую это. Волосы на моих руках встают дыбом.

Нет ни ручки, ничего, за что можно было бы ухватиться, чтобы открыть ее. Я не знаю, из какого материала она сделана, но своими ладонями я ощущаю неестественный холод. Я вожу руками по ее внешним краям и нащупываю небольшое углубление с левой стороны. Я тяну, сжав пальцы, и дверь открывается.

По мере того, как я вхожу, меня охватывает воздух, пропитанный антисептиком. Медицинский кабинет как я его помню. Сгруппированные насекомоподобные огни, нетронутые белые стены, поднос с серебряными инструментами. Доктора здесь нет, хотя весь его стол завален бумагами.

Но моё внимание сосредоточено на кровати в центре комнаты. На ней лежит человек, прикрытый до подбородка белой простыней.

— Хэзел? — Мой голос звучит словно хрип. Затем я бегу, но когда фигура на кровати появляется на виду, я останавливаюсь и у меня перехватывает дыхание.

Она другая. Они что-то с ней сделали. Изменили подбородок, сделали нос более острым. И ее волосы гуще, хотя они все еще черные, длинные и волнистые, как у меня. Она спит, все ее тело накрыто простыней. Я оттягиваю краешек, и в горле поднимается рыдание, когда я вижу ремни, которые удерживают ее — на плечах, торсе и бедрах. Даже ее руки связаны у запястий.

Но ее грудь поднимается и опускается. Она жива.

И что еще более важно, ее живот плоский. Нет никаких следов выпуклости, нет живота, как у Рейвен, когда та была беременна.

— Ох, Хэзел, — шепчу я, кладя свою руку ей на лоб и убирая прядь волос с её лица. Она шевелится, ее веки распахиваются, и то, что я вижу, заставляет мой желудок свернуться.

Её глаза. Её красивые карие глаза.

Они фиолетовые.

— Что они с тобой сделали? — шепчу я.

Странные фиолетовые глаза Хэзел расширяются, а затем она открывает рот и испускает чудовищный крик.

— Прекрати! — кричу я, прижимая руку к ее рту, но она сильно кусает меня.

— Не надо! — кричит она, — Не надо, не надо, не надо!

— Хэзел, это я! Вайолет!

Хэзел бьется в ремнях со всей силой. Я держу ее голову между руками, чтобы сдержать.

— Посмотри на меня, — говорю я яростно. — Мои волосы другие и глаза другие, но это я. Послушай мой голос. Вайолет.

Хэзел смотрит на меня, задыхается, напугана.

— Слушай мой голос, — повторяю я.

— Вайолет? — тяжело выдыхает она.

Большая слеза вытекает из уголка моего глаза и попадает на ее щеку.

— Да, — говорю я. — Это я.

И моя милая, сильная сестренка расплакалась.

— Ты здесь, — всхлипывает она. — Ты настоящая.

— Я здесь, — говорю я снова и снова, пока вздымается ее грудь, стянутая ремнями.

— О, пожалуйста, — говорит она. — Вытащи меня отсюда. Они причинили мне столько боли, Вайолет. Доктор Блайт и герцогиня, они… сначала они давали мне что-то каждый день, и каждый день я истекала кровью, а затем они перестали, но они начали резать мне лицо, и они не выпускали меня на улицу, и мне всегда так холодно …

— Тссс, — говорю я, приглаживая ей волосы.

— Они забрали меня, потому что ты ушла, — говорит она. — Это то, что она сказала. Она сказала, что я твое наказание.

Мое сердце сжимается от чувства вины. — Мне очень жаль, — шепчу я.

— Я хочу домой, — стонет Хэзел.

— Я тоже, — говорю я, мой голос надламывается. Я ищу способ снять с нее ремни, но они закреплены прямо на медицинской койке.

— Есть кнопка, — говорит Хэзел. — На стене. — Она указывает налево привязанной рукой. Я спешу к стене, сдвигаю серебряную белую панель и нахожу клавиатуру с шестью кнопками. — Синяя, — говорит Хэзел. — Я видела, как доктор так делал.

Как только ремни снимаются, я снова рядом с ней. Она бросается на меня с объятьями, все ее тело дрожит.

— Все хорошо, — говорю я. Я бы хотела увезти ее отсюда, увезти ее в Болото с мамой, или в Белую Розу, где герцогиня ее не достанет.

— Мне нужно у тебя кое-что спросить, — говорю я, мой голос приглушен ее волосами. — Ты беременна?

Руки Хэзел напряжены. Она отстраняется от меня, ее фиолетовые глаза темнеют. — Нет, — говорит она. — Они не думают… это не работает. Они пытались. Они пытались… я думаю, в течение месяца? Может больше? Я не знаю. Время здесь такое странное…

Ее глаза наполняются слезами, и я смахиваю одну из слезинок большим пальцем. — Все в порядке, — говорю я. — Не торопись.

Хэзел делает глубокий вдох, не переставая дрожать. — Они пришли за мной ночью. Мама… — Она зажмуривает глаза. — Мама кричала и плакала, но было так много Ратников. Доктор проверял меня в поезде. Он сказал… он сказал, что я суррогат, и если нам «повезет», то я такая же, как ты. Он рассказал мне о Заклинаниях. Он сказал, что я должна родить Герцогине ребенка, но быстро, быстрее, чем обычно.

Рука Хэзел движется к пояснице, и страх наполняет мои легкие. — Он сказал, что у меня нет времени изучать Заклинания, — шепчет она. — Он сказал…

Очень осторожно я поднимаю заднюю часть ночной рубашки сестры. У основания позвоночника рубец размером с грецкий орех, из него исходит паутина голубовато-красных вен.

Пистолет-стимулятор. Доктор Блайт, должно быть, часто им пользовался, поскольку Хэзел так и не научилась пользоваться Заклинаниями самостоятельно.

— Герцогиня так разозлилась, — говорит Хэзел, глядя на свои руки. — Она кричала и бросала вещи, когда Доктор Блайт сказал ей, что я не… что я не могу …

— Это хорошо, — говорю я. — Роды убивают суррогатов.

— Что?

— Так много нужно объяснить. Но сейчас ты можешь сказать мне, чего она хочет? — спрашиваю. я — Если она больше не пытается сделать тебе ребенка?

Хэзел качает головой. — Я не знаю. Когда я ее увидела в следующий раз, она была спокойна и сказала, что я должна… измениться. Тогда доктор начал резать мне лицо. — Она ощупывает нос и щеку одной рукой. — Как я выгляжу? — спрашивает она со страхом.

Я стараюсь улыбаться смело. — Ты хорошо выглядишь, — успокаиваю я ее. — Ты… ну, на самом деле, ты похожа на меня.

Ее брови подскакивают вверх. — Правда?

— Все в Жемчужине думают, что ты-это я, — говорю я.

— Итак… ты вернулась, чтобы занять мое место?

Она выглядит такой нетерпеливой, и у меня возникает чувство вины, к которому я не была готова.

— Послушай меня, — говорю я, прижимая ее лицо в руках. — Если бы мое пребывание здесь означало, что ты можешь вернуться домой к матери, я бы сделала это в одно мгновение. Но… — Слова, слетающие с губ, обжигают. — Я не могу забрать тебя, Хэзел. Не сейчас.