Правда о Мелоди Браун - Джуэлл Лайза - Страница 14

– Вот он, наш сад, – произнес Мэтти. – Он не такой уж большой. Но нам он очень нравится.

Мелоди остановилась взглядом на ярком пятне пурпурной краски на белой стене, от которого тянулся вниз один потек, отчего эта красная блямба напоминала шарик на короткой ниточке. Девочка совершенно не знала, что сказать.

– Можешь взять что-нибудь поиграть из этой коробки, – предложил Мэтти. – Тут все как раз для малышей. Только мой байк не трогай. – Он стукнул пяткой в стену и засунул руки в карманы. – Тебе сколько лет?

– Четыре, – ответила Мелоди. – Хотя в ноябре будет пять.

Мэтти покивал.

– А где твой отец? Он что, умер?

– Нет. Он в Лондоне, – сказала Мелоди.

– А-а. Мой тоже.

Мелоди так и подмывало задать ему один вопрос, но тут она слишком застеснялась и промолчала.

– Значит, твоя мама и Кен… – продолжил расспрашивать Мэтти. – Они… Ну, ты знаешь, о чем я?

Мелоди ничего такого не знала. Не знала вообще ничего. Вопрос Мэтти для нее совершенно ничего не значил, и потому она в ответ кивнула.

– Ну да, именно так я и думал. Блин, этот дом чем дальше, тем ненормальнее… – Мэтти с досадой фыркнул и помотал головой. – И все же… – Он задумчиво смерил Мелоди взглядом. – Ты вроде бы хорошая девчонка. Будь ты немного постарше, мы могли бы даже стать друзьями. В общем, я буду, пожалуй, за тобой приглядывать. И сделаю все, чтобы с тобой ничего не случилось. Потому что, если я за тобой не присмотрю, то, можешь мне поверить, никому и на фиг это будет не надо.

На этом Мэтти развернулся, вынул руки из карманов и отправился обратно в кухню.

Мелоди осталась стоять в саду, глядя на овальную, как шарик, блямбу на стене и думая о том, станет ли вообще когда-либо ее жизнь, как прежде, нормальной.

В тот вечер, когда Мелоди возвратилась из Бродстерса в Лондон, вместо ужина с Беном она решила отправиться с сыном в паб. Они завернули в «Кросс Кийз» – ближайшее к их дому, тесное и достаточно аляповатое заведение, где интерьер едва не ломился от суровых украшений эпохи королевы Виктории и где повсюду свисали корзинки с петуньями. Эд заказал себе пинту «Стеллы», а Мелоди взяла пинту шенди[6]. Вдвоем они устроились снаружи, присев на небольшую лавочку, что низким козырьком огибала дерево на мощеной площадке возле паба. Вокруг едва не пять десятков «белых воротничков» шумно расслаблялись после рабочего дня.

– Так что же с тобой все-таки происходит? – поинтересовался Эд, поставив кружку рядом с собой.

– Ты о чем?

– О тебе. Что с тобой такое?

– Да ничего.

– Да брось, мам, я же не дурачок. С тех пор как ты познакомилась с тем мужиком, тебя как подменили. С тобою все в порядке?

– Ну, да, разумеется.

– Значит, проблема в нем? Он хорошо с тобой обходится?

– Бен? – даже рассмеялась Мелоди, попытавшись нарисовать в воображении, как этот большой, вежливый и слащавый Бен делает нечто более дерзкое и оскорбительное, нежели придержать перед ней дверь. – Господи, Эд, ты бы его только видел! Он же просто… Он такой душка, ну, прямо истинный джентльмен!

– Почему тогда ты ведешь себя так странно?

– В каком смысле странно?

– Не знаю… Стала какой-то скрытной, вся в себе. И с чего ты вдруг бросила курить?

Мелоди пожала плечами:

– Ну, наверное, просто пришло время.

Эд нахмурился, глядя на нее, и Мелоди едва удержалась, чтобы не обхватить его руками за шею и не прижать к себе покрепче – своего мальчика, свое единственное дитя, настолько встревоженного и настолько не представляющего, что же сейчас происходит в ее жизни.

– Не стоит обо мне так волноваться, – сказала она. – Может, я в чем-то и меняюсь. Может, дело в том, что ты становишься взрослым и от этого я чувствую себя как-то не так… не в своей колее, что ли. Знаешь, мы с тобой так долго жили своим тесным мирком – только ты да я, – и я даже не думала ни о чем другом. А теперь я начинаю представлять более широкую картину жизни, начинаю думать о том, что будет дальше…

– Ну, я пока что никуда не собираюсь, – улыбнулся Эд, взяв в руку кружку.

– Нет, я знаю, что не собираешься. Не в физическом смысле. Но, видишь ли, эмоционально ты с каждым днем нуждаешься во мне все меньше. И ведь даже взять мою работу! Я устроилась туда, только чтобы быть поближе к тебе, и чтобы проводить с тобой все выходные и каникулы. А теперь мне больше нет нужды работать школьной буфетчицей. Я могу пойти куда угодно. Теперь я свободна, понимаешь? И меня это на самом деле очень пугает.

– Бог ты мой, мама, не надо ничего бояться! Что тебя так пугает-то? Я все так же буду с тобой рядом. И ты вообще такая замечательная, ты столько всего умеешь делать.

– Да ну! Что, например?

– Не знаю… Учить детей, к примеру. Из тебя вышел бы классный учитель. Без тебя я бы ни в жизнь не сдал экзамены на аттестат, и отличные отметки мне бы даже не светили… Или ты могла бы выйти замуж, родить еще детей…

– Что-что?!

– А что, я серьезно. Почему нет? Ты же такая молодая. Тебе обязательно надо завести еще детей. Ты же лучшая мама на свете! Почему ты не хочешь? Ну, как Стейси?

Мелоди криво усмехнулась.

– Нет, – положила она ладонь на колено сына. – Нет, одного мне вполне достаточно.

– А что этот твой Бен? У него же еще нет детей? Неужели он не хочет?

– Вот уж не знаю, – снова усмехнулась Мелоди. – Может, и хочет.

– Так, может… это… вы с ним…

Она медленно покачала головой:

– Нет, никаких «мы с ним».

– Что, уже все кончено?

– Нет, не кончено, но, по сути, еще даже не начиналось.

– Тогда почему нет?

– Не знаю. Я просто сейчас не могу о нем думать.

– Именно о нем – или вообще о том, чтобы в твоей жизни появился мужчина?

Мелоди помолчала, с удивлением глядя на своего сына. Какой проницательный вопрос! На мгновение она даже изумилась: неужто ей и впрямь удалось вырастить достойного парня?

– Видишь ли, Эд, – неуверенно заговорила она, – сейчас в моей жизни кое-что происходит, и Бен тут совсем ни при чем. Это связано с тем… – Она запнулась, поняв, что сама еще не знает достаточно, чтобы поделиться этим с Эдом, что ей хотелось бы выдать ему намного больше: больше каких-то абсолютных понятий, больше конкретных фактов, больше категорических оценок. Что это ее материнская обязанность – представлять ему мир в наиболее четком изображении и в самых ярких красках, защищая его от непредсказуемости и неопределенности бытия. Она вдохнула поглубже, пытаясь подобрать верные слова. – Это связано с моим детством и с тем, что произошло на шоу Джулиуса Сардо.

Эд с сомнением поморщился.

– С того момента, как я в тот вечер отключилась, – вздохнув, стала объяснять она, – я стала припоминать разные вещи.

– Какие, например?

– Ну, даже не знаю, как объяснить… Это скорее даже какие-то разрозненные обрывки прошлого, нежели обычные воспоминания. Но все они, знаешь, связаны с той моей жизнью, которой я не помню, – с тем, что было до пожара. Я пока что не смогла в них толком вникнуть, но точно знаю теперь одно: когда-то я жила в Бродстерсе. И сегодня я туда поехала. И нашла тот дом, и узнала кое-что еще.

– Да ну? Ты имеешь в виду тот дом, где ты жила со своими мамой и папой?

– Да. То есть нет… Я не знаю. Я только знаю, что когда-то там был сквот, и я вспомнила человека по имени Кен. И у него был мотоцикл. А еще там была женщина по имени Джейн, и, как мне кажется…

Мелоди хотела было сказать: «…кажется, я называла ее мамой», но умолкла, не в силах пока что принять для себя полный смысл этой всплывшей в памяти детали.

– То есть я даже узнала в том доме такие мелкие детали, как сучок на половице. Это вовсе не игра воображения. Это, скорее, как… как будто я жила другой жизнью.

– В смысле, что тебя усыновили или что-то типа того?

У Мелоди перехватило дыхание. Подобная возможность уже возникала в самых темных, непроглядных глубинах ее долгих ночных размышлений, однако она сочла, что это слишком уж надуманно и притянуто за уши – даже притом что это и могло придать какой-то бледный контур ее детским воспоминаниям.