Дикий голод (ЛП) - Нейл Хлоя - Страница 14

Но для незваных гостей их было недостаточно.

Я услышала их еще до того, как увидела, свист, прорезавший воздух. А потом они толпой ворвались в актовый зал, армия, готовая к атаке.

Фейри.

Больше не в туниках, а в черной униформе. Их волосы, длинные, темные и густые, были убраны назад с острых скул и широких глаз.

Когда вампиры повставали, чтобы выразить неодобрение, а охранники вышли вперед с катанами наперевес, они разлились черной рекой по краям помещения, создавая барьер между вампирами и остальным миром.

Я сразу же подумала об охранниках — вампирах и людях — которых назначили защищать первый этаж. Они были подготовлены к применению силы, могли этому противостоять. Я понадеялась, что они уступили только магии и не потеряли свои жизни из-за сверхъестественного эго.

Окружив вампиров, это сверхъестественное эго вошло внутрь. Ее волосы были распущены, локоны свободно струились по плечам. Ее платье было белым и просвечивающим, заботливо расшитое нитками, отливающими золотом в свете люстры. И в ее глазах была ярость, пылающая так же ярко, как волосы, ее магия посылала в воздух запах солевого тумана и молодой травы.

За ней в помещение вошел Руадан, также в роскошном наряде. Не солдат, а король. Или настолько близко, насколько он мог оказаться с Клаудией у власти.

Некоторые делегаты выглядели испуганными и сбитыми с толку. Другие выглядели изумленными, как будто это часть какого-то продуманного представления, подготовленного специально для них.

Чикагские Мастера поднялись со своих мест. Они сообразили, что к чему.

Мои родители оба оглянулись на меня; инстинкт защищать своего ребенка. Я кивнула и похлопала по рукоятки своего меча, чтобы показать, что я в порядке, и обрадовалась, что они не слышат, как колотиться у меня сердце. Мой страх не имел значения.

Никто из них не выглядел полностью убежденным в том, что я в безопасности — но опять же, никто из нас не в безопасности в данный момент — поэтому они снова обратили свое внимание на угрозу.

Мой отец перевел взгляд на Клаудию, пока остальные вампиры смотрели на него, все еще пытаясь понять, что происходит, и что они должны делать.

— Клаудия, — произнес он. И в это слово был вложен гневный импульс силы, который пронесся по помещению подобно волне.

Мое сердце заколотилось от беспокойства за него, из-за риска, который он принимал, хоть я и знала, что мама с папой сами с этим справятся. До этого я никогда не видела их стоящими лицом к лицу с армией — те дни закончились еще до того, как я родилась — и сейчас мне это не понравилось.

Но было кое-что гораздо опаснее. С каждой каплей адреналина, поступающей в мой кровоток, магия снова начинала барабанить, желая присоединиться к битве.

— Кровопускатель. — Ее голос был жестким, слово и тон прозвучали оскорбительно. — Мы пришли, чтобы потребовать положить конец этому неуважению.

Лицо моего отца совсем не выражало страха. Он не проявит к ней никакого уважения.

— Какое вы увидели неуважение? — Он окинул взглядом делегатов, некоторые из которых обнажили клыки, их глаза посеребрились от эмоций. — Как обсуждение мира между вампирами может вам угрожать?

Скривив губы, она оглядела помещение.

— Вы собрали здесь своих союзников, чтобы обсудить революцию, обсудить то, чего кровопускатели жаждут так же, как они жаждут крови. Власти над другими.

Она одарила Руадана знающей улыбкой, и он кивнул в ответ, сузив глаза в убежденности.

Мой папа выгнул бровь.

— Неправда. Мы здесь, чтобы заложить основу для прекращения насилия среди Домов Европы. Чтобы обсудить мир, к которому мы пришли — или который у нас был — в Чикаго. Мир, который ты, кажется, нарушаешь, Клаудия.

Клаудия была либо слишком эгоистична, чтобы переживать о том, что она его разозлила, либо просто не обратила на это внимания.

— Тогда почему нас пригласили на вашу вечеринку, но не на эти серьезные обсуждения? Это оскорбительно. И разве это не доказывает, что вы пытаетесь скрыть свой замысел от тех, кто может пролить на него свет?

— Как говорилось в приглашении, — произнес мой папа, его голос ничего не выражал, — прием был организован для того, чтобы отпраздновать наш мир. Обсуждения касаются европейских Домов, и, насколько мне известно, у фейри нет вражды с Домами в Европе. Я правильно понимаю? У вас есть поводы для жалоб на Дюма? На Солиньяк?

На мгновение Клаудия стала казаться беспокойной — и, может, немного растерянной — от этого вопроса.

— Вы планируете революцию, — сказала она, ее слова прозвучали так же неуверенно, каким было ее лицо.

— Это не так. Если тебе сообщили об обратном, то тебя ввели в заблуждение.

— Подождите. — Встал вампир из Каталонии, мужчина с короткими, темными волосами, темной кожей и подозрительными глазами. — Есть кое-что настораживающее — оборотни в помещении с вампирами. Если эти обсуждения не касаются других видов, то почему они здесь?

— Потому что они добровольно вызвались обеспечивать безопасность для этого мероприятия, — ответил мой отец. — И я бы хотел отметить, что они проявляют гораздо больше приличия, чем вы.

Должно быть, это Томас Кордона, Мастер Дома Кордона. Его Дом один из самых консервативных в политическом спектре, и в целом считает, что суперы не должны вмешиваться. Прием и присутствие оборотней, вероятно, были вызовом для этого вздора, и, скорее всего, это одна из причин, почему чикагские Дома все устроили именно так.

Томас покачал головой и указал на моего папу.

— Отрицаешь, что ты пытаешься укрепить свои позиции, консолидировать власть вампиров в этом городе, или что ты согласен разделить власть с оборотнями. — Он направил угрожающий взгляд на Габриэля. — В такое не верим.

Лицо Габриэля было холодным и невозмутимым. На нем не было никакой обиды, по крайней мере, я ее не видела, но было слабое презрение, которое он, вероятно, показывал вампирам раньше.

— Томас, ты оскорбляешь принимающую сторону, — сказала Марион, в ее глазах ясно читалось неодобрение. — Такое не подобает вампиру.

Томас фыркнул.

— Ты явно на стороне Кадогана, потому что приютила ребенка его Мастера. — Он устремил на меня свой взгляд, из-за чего в глазах моего папы зажегся огонь.

— Я предупреждаю тебя, Томас, не направляй свой гнев на мою семью. Тебя сюда пригласили, чтобы установить мир. Если будешь вести себя как ребенок, мы будем рады относиться к тебе, как к таковому. — Он обвел взглядом помещение, в воздух поднялась магия. — Нет никакого заговора. Нет никакой революции. Нет попытки консолидировать власть. Мы лишь пытаемся помочь нашим братьям и сестрам в Европе найти путь к миру.

Наступила тишина, и разожглась магия, присутствующие затаили дыхание в ожидании его следующего шага.

Папа посмотрел на Клаудию.

— Эти переговоры не касаются ни деятельности фейри в Европе, ни каких-либо сверхъестественных в Чикаго. Но если вы хотите понаблюдать, предложить свои опыт и знания, было бы грубо и неразумно с нашей стороны от этого отказываться. Если хотите, вы можете присоединиться к нам и нашим гостям.

Я сдержала улыбку. Мой папа очень хорош. Сделал фейри предложение, от которого они не могли отказаться, не потеряв лицо — и на которое вампиры в помещение не могли пожаловаться, не выглядя при этом глупо и невежливо.

— Мы присоединимся к вам, — ответила Клаудия, задрав подбородок. — И посмотрим, какие проблемы вы обсуждаете.

* * *

Два кресла поставили в пустой промежуток во внешнем кольце стульев, в то время как мой отец послал вампиров проверить охранников, которых удалось пройти фейри.

Кресла не были вычурными — кресла с подлокотниками, вероятно, позаимствованные из одного из номеров отеля. Но Клаудия и Руадан уселись, как королевские особы, ее рука легла поверх его на подлокотнике ее кресла.

К сожалению, рассадка фейри оказалась единственной проблемой, разрешенной во время первой сокращенной ночи переговоров. Хотя большинство вампиров пришли к соглашению о необходимости какого-нибудь руководящего органа, они не смогли договориться о том, как этот орган будет сформирован, или как будут распределяться права голоса. Самые старые Дома утверждали, что они самые мудрые, самые опытные, поэтому их голоса должны нести больше веса. Более новые Дома с большим количеством денег утверждали, что они имеют большую ценность для общества, поэтому их голоса должны иметь больший вес. И каждый попутно боялся быть проглоченным более крупной рыбой.