Выхожу тебя искать - Данилова Анна - Страница 42

• Предыдущая
• 42/87
• Следующая

– Как вы думаете, Андрей, за что ее могли убить?

– Ни за что… Просто спутали с кем-нибудь, потому что Наташка ничем таким не занималась, за что могут убить… Я имею в виду денежные дела…

– А как она вообще относилась к деньгам?

– Ей всегда хотелось заработать, чтобы купить себе стильную кожаную куртку, это был предел ее мечтаний…

– Но она работала в теплице, где платят гроши, почему? Разве она не могла устроиться на более высокооплачиваемое место? Где она работала до того, как пришла в теплицу?

– В коммерческих ларьках, на лотках, уборщицей в аэропорту – словом, где придется… У нее же образования-то нет…

– А кто ставил ей синяки под глазами? У нее в комнате я сейчас нашла столько бинтов и йода, сколько не было у меня, наверно, за всю мою жизнь… Вы не знаете, зачем ей это нужно?

– Она запасалась этим в прошлом году, носилась по аптекам и скупала хирургическую вату и бинты. Кажется, она собиралась устраиваться на птицефабрику, потрошить цыплят, а там ведь ножи вон какие острые…

– Вы хотите сказать, что эти бинты ей не пригодились?

– Нет… Пришла пару раз с выбитыми костяшками пальцев на руках, объяснила, что руку сунула в какой-то станок, а в другой раз пришла с разбитой губой, говорит, с товаркой парня не поделили…

– Так она работала на птицефабрике?

– Работала, но мало, где-то около месяца, мы с ней в то время мало виделись, у нее, я думаю, был в это время другой парень, я его никогда не видел, но мне говорили, что он подвозил ее на иномарке. Некрасивый здоровый мужик килограммов на сто пятьдесят…

Юля записала в блокноте: «Узнать, действительно ли работала Рыжова на птицефабрике?»

– А у вас в общежитии никто из женщин не носит красивые туфли на тонких каблуках? – Юля задала этот вопрос явно не по адресу, об этом надо было спрашивать всезнающую Любу, но встречаться с ней снова почему-то не хотелось. «Опять непрофессионализм?»

– У нас только Елена-итальянка такие носила, но она больше здесь уже не живет.

– А кто это? И почему из всего общежития вы назвали только ее? Неужели остальные девушки и женщины не носят туфли на каблуках?

– Не носят. У нас, говорю же, – он казался раздраженным, словно злился, что его не понимают и задают глупые вопросы, – была только Лена такая… Она любила все красивое, последние деньги тратила на тряпки и косметику, вечно жила в долгу как в шелку… Вот у нее полно было туфель на шпильках…

– Как вы сказали – на шпильках?

– Да, она говорила, что… – И тут Наполов, простой, грубоватый парень, который мало что смыслил в женских делах, густо покраснел, словно стыдясь того, о чем говорит он, мужчина, но, с другой стороны, заметно оживляясь, что свидетельствует о том, что ему доставляет удовольствие вспоминать девушку или женщину по имени Елена, которая единственная из всех, живущих рядом, следила за своей внешностью. – Она говорила, что для женщины самое главное – это красивая и дорогая обувь, что женщина может носить хоть рыбацкую сеть вместо платья, но на ногах у нее должны быть красивые, изящные туфли… И еще она делала маникюр… Она была высокая, красивая и знала, что ей надо от жизни… Никто не знал, где она работала, кроме меня…

– И кем же она работала?

– А вот этого я вам сказать не могу. Это тайна.

– Она занималась проституцией?

Наполов медленно поднял голову и посмотрел на Юлю тяжелым, полным невыразимой тоски взглядом – от былой оживленности не осталось и следа.

– Вы что, и ее знаете?

– Нет, но вы сказали, что это тайна, и я сразу же догадалась, какая тайна может быть у женщины, которой необходимы деньги на покупку дорогих туфель… Это же очень просто. И где она работала?

– Ходила по адресам, а я ее иногда провожал и встречал, я большего не мог для нее сделать… Но она не любила, когда я за ней ходил, ругалась, говорила, что не нуждается в моей защите, что сама справится… Она и правда была сильная, в школе когда еще училась, легкой атлетикой занималась… Но все равно ей иногда от клиентов доставалось…

– Андрей, вы так о ней рассказываете… Вы любили эту девушку?

– Не знаю, но, когда она уехала, я ждал ее… Я и к Наташке стал ходить, потому что они дружили с Леной. Такие разные, а дружили… Но у Лены была тайна, и, хотя она не была красивая, она была настоящей женщиной…

– Она была вашей любовницей?

– Это было всего два раза. А потом она уехала. Я искал ее в тот вечер, ездил на вокзал и в аэропорт, но не нашел…

– А почему она уехала и куда?

– Я помогал ей укладывать вещи, она сказала, что попала в неприятную историю, что один из клиентов не то умер, не то еще что, я так и не понял… Но в тот вечер у нее лицо было серое, а глаза такие, каких я еще ни разу у нее не видел, огромные и страшные…

– Она чего-то боялась?

– Да, очень боялась, и это было так на нее не похоже…

– Андрей, я понимаю, что порядком измучила вас, но последний вопрос: назовите фамилию этой девушки.

Юля вдруг представила себе, как сейчас, уже через пару минут Андрей побледнеет, когда узнает, что девушка, которую он любил и которая была смыслом его жизни, мертва, и ей стало нестерпимо больно от сознания существования той необратимой силы, называемой роком, от которой нет спасения никому и никогда, что человек, преследуемый этим черным, пахнущим смертью ветром, обречен… Вот и Андрей обречен на встречи с девушками, стоящими одной ногой в могиле. Он до конца своих дней будет любить женщин, ему недоступных, которые будут дарить ему свою благосклонность лишь от скуки или в порыве чуть ли не материнского чувства или благодарности за его любовь. Он будет довольствоваться тем, что останется в этих женщинах после того, как ими попользуются десятки, а то и сотни других, более удачливых и, безусловно, сильных мужчин. И разве он виноват, что природа наградила его хорошим вкусом, но забыла вложить в него гордыню и удачу?

Да, она знала, что Наполов любил Еванжелисту, знала с того самого момента, когда услышала, как он назвал ее «Елена-итальянка», в их городе такая итальянская фамилия была редкостью, как и вообще в российских городах. Возможно, что и сама девушка стала такой, какой ее знал Наполов и другие мужчины города, лишь потому, что у нее была экзотическая и прямо-таки роскошная фамилия Еванжелиста и что, нося такую фамилию, она просто не могла не соответствовать ей даже при том, что внешне была, по словам того же Андрея, некрасивой. Значит, помимо магии фамилии, она обладала магией какой-то внутренней тайны, которая притягивала к ней мужчин.

– Вы не хотите мне назвать ее фамилию? – очнулась она от своих мыслей и, слегка наклонив голову, внимательно посмотрела на Андрея, чтобы запомнить выражение его лица в эту минуту – ведь уже совсем скоро оно изменится…

И он назвал. Не без гордости. Ах, как ему было приятно, что он успел причаститься к ней, что жил с ней рядом, что два раза держал в своих объятиях, представляя себя одним из ее богатых любовников, сопровождал ее чуть ли не до двери их дорогих квартир и поджидал, быть может, до утра, чтобы проводить уставшую, пропитанную запахами вина и чужих мужских тел, бледную и загадочную от этой бледности и усталости Еванжелисту, его Еванжелисту.

– У вас есть ее фотография? – Юля держалась из последних сил, чтобы не выдать своего волнения и не рассказать Андрею о трагической смерти его пассии.

– Конечно, у меня их много…

Он встал, достал коробку из-под шоколадных конфет, в которой хранились фотографии Лены. Все они были черно-белые, сделаны в одной ретроманере: расплывчатые контуры, черные чулки, светлая короткая стрижка, темная повязка с розой и красивым завитком на виске, узкие спина и плечи светящегося молочного тона, затемненные, как у Веры Холодной, веки, почти черные губы и белые прозрачные глаза… Фотограф-умница сумел светотенью скрыть крупный подбородок, некоторую угловатость черт… Некоторые фотографии были более чем откровенны.

– А она тоже была не хрупкой… – сказала Юля, думая о своем, и вдруг ее точно током ударило: она сказала о ней в прошедшем времени. Но заметил ли он? Нет, не заметил, он живет своей хронической ревностью и малой надеждой на ее возвращение…

• Предыдущая
• 42/87
• Следующая