По ту сторону жизни - Демина Карина - Страница 25

Я вдохнула теплый воздух. А ведь не так и воняет… точнее, воняет по-прежнему, будто нахожусь на дне выгребной ямы, но… теперь в нем появились нежные оттенки… Очень нежные. Вуаль на саже…

Надо будет запретить копать сточные канавы в воду. Ямы и только ямы, и чтоб не менее чем в пятистах шагах от берега… Лучше раз в полгода заплатить чистильщикам, нежели потерять весь урожай устриц.

Управляющего найти… На это дело нужен кто-то из Пфальца, там, слышала, подобные фермы тоже заложили. Если поставить хорошую зарплату, переедут… поручу агенту, пусть подыщет кандидатуры.

Я шла. Я шла быстро. И кажется, потеряла туфлю. А вторую, не желая останавливаться, сама стащила с ноги и выкинула в море. Так лучше. Чулки порвались…

Выставлю инквизитору счет. Хотя… судя по обноскам, он его три года оплачивать будет. Где он, к слову? А… рядом… и не потерялся, надо же… я же спешу.

Куда? На запах. Терпкий. Сладкий. Родной… мой запах. Крови? Конечно… и не только. Я остановилась на мгновенье, пытаясь сориентироваться. Ветер-шутник вздумал поменять направление, будто хотел спрятать мой собственный аромат среди запахов дыма и жженого волоса… нехорошо.

Но меня не проведешь. В какой момент запах стал не важен? Теперь я просто чувствовала направление. И расстояние.

Завтра же отобью телеграмму… и позвонить стоит, чтобы после не жаловался, будто неправильно понял мои распоряжение. С ним прежде случалось подобное…

Сорок шагов.

На самом деле Йохан меня крепко недолюбливает, пребывая в уверенности, что истинное предназначение женщины – служить мужчине, а никак не наоборот, но специалист он отменный, а я хорошо плачу и закрываю глаза на его дурную привычку говорить правду в глаза.

Тридцать.

И мусорная куча, больше похожая на гору средних размеров.

Двадцать.

Моя затея с импортом колониальных товаров иного свойства, нежели обычные какао, рис и золото, помнится, ему тоже не нравилась, но после он, сцепив зубы, признал, что доход она приносит изрядный.

Десять.

Устричной ферме он как пить дать будет сопротивляться. Но саботировать дело не станет.

Дом. Точнее, сооружение самого уродливого вида, какое мне только доводилось видеть. Слепленное из досок, каких-то осклизлых тряпок, перемотанное веревками и затянутое сетями, оно вырастало из мусорной горы естественным ее продолжением.

Люди. Мужчина, обнаженный по пояс. Смуглая кожа его лоснилась, блестела потом. Он был высок. Широкоплеч. Мускулист. На таких, пожалуй, приятно смотреть. А уж татуировка, начинавшаяся на левой лопатке, и вовсе являлась произведением красоты. Бледно-золотистая змея обвивала руку мужчины. Тело ее становилось то уже, то шире, чешуя поблескивала, а глаза и вовсе сияли зелеными камушками, вживленными в кожу. И готова поклясться, что камушки эти – изумруды весьма неплохого качества.

Лица мужчины я не видела, только спину его. И змею. И еще плетку в руке. И женщину, распластавшуюся в мусоре. Вот плетка взлетела, лениво так, будто мужчина устал, или не он, но кожаные ремни, украшенные узелками. Колыхнулся тяжелый воздух, подхватывая их. И не удержал. Женщина молча вздрогнула. И сжалась в комок. А манивший меня запах сделался резким, почти неприятным. Пахло кровью. От женщины. Она… она была, и это все, что я могла сказать. Черные волосы разметались, скрывая лицо. Грязное тряпье облепило тело, прикипая к свежим ранам.

И это меня разозлило. На самом деле, что бы там ни говорили о моем характере, по-настоящему злюсь я крайне редко.

Взмах. И я перехватила руку. Сжала, с удовольствием отметив, как хрустнула кость… кажется, локтевая… или лучевая? Ах, если чуть сильнее, то и обе… обе – так правильней. Никто не смеет трогать, принадлежащее мне.

Рывок. И плетка летит в мусор, а мужчина отправляется следом. Правда, его подбросить не получилось, но хватило пинка. А я склонилась над женщиной. Я слышала, как стучит ее сердце. Я видела, как пульсирует жилка на шее и ничего, кроме этой растреклятой жилки. Я… удержалась. И протянула руку.

– Пойдем со мной.

А она, как ни странно, распрямилась. Черные глаза. Смуглое лицо… Наверное, она была даже красива. Раньше. И быть может, даже красота к ней вернется, когда отеки сойдут. Нос мы поправим, а вот с зубами сложнее. Зубы вставить – это целая проблема.

– П-простите, г-госпожа, – ее голос был тих. – Я… я н-не…

Взгляд ее метнулся мне за спину. И она вдруг распрямилась. И взгляд стал жестким, словно она только что приняла решение, от которого не собиралась отступать.

– Только если вы заберете и моих детей…

Женщина облизала распухшие губы и поспешно, будто опасаясь, что я передумаю, добавила:

– В них тоже течет кровь хинару… они пригодятся вам… позже, когда подрастут.

Детей я не любила, но… Кровь – дело другое. Глядишь, и вправду пригодятся.

Ее звали Рашья.

Она появилась на свет в маленькой деревушке на краю леса, где и жила, пока семья не решила переселиться. Почему? Она не знала.

Быть может, родители просто не желали тратиться на приданое.

Или и вправду надеялись, что за морем их ждет лучшая судьба? Или во всем виновата проклятая кровь Рашьиной бабки, которая однажды вышла из леса и осталась, и нашла себе мужа, и привязала его, не иначе как силой Кхари… как и почему, Рашья не знала, просто однажды ее и троих сестер посадили на корабль, поручив древней старухе, которая, кроме них, присматривала еще за двумя дюжинами детей. По прибытии старуха их просто продала.

Рашье повезло. Как по мне – в бездну такое везение… но она полагала иначе. Ее муж – мужчина достойный, сильный и происходящий из касты воинов, чем она поначалу гордилась. И взял ее он без приданого, что столь же невероятно, как и сам факт, что некто, вроде Ашшаса, обратил свой взор на девочку низкого рода.

Но после…

Рашья была четвертой его женой. Первая не прожила и года. Вторая протянула чуть дольше. Третью в поселке еще помнили. Нет, там не принято было вмешиваться в дела чужие, тем паче что боги дали мужчине силу, дабы властвовать, пусть всего-навсего над собственной женой.

Рашья, в отличие от прочих, оказалась живучей. Она сумела забеременеть и выносить дитя. И в это время была почти счастлива, поскольку Ашшас, ожидая рождения наследника – кровь великого рода не имела права угаснуть, – был даже заботлив.

Но родилась девочка. Что такое девочка? Пустые заботы. Траты. Приданое, которое придется собирать, когда каждая марка на счету, а еще позор, ибо у сильных мужчин рождаются сыновья. В тот год Рашья выжила, не иначе, чудом. И частью его была работа, которую удалось найти. Она мыла полы в публичном доме, за что и получала монеты.

Другое? О нет, кто взглянет на женщину, чье лицо изуродовано побоями? Ашшас не желал делить супругу с кем бы то ни было, хотя многие весьма охотно отправляли своих жен и дочерей подрабатывать древним и незатейливым способом.

Дикая жизнь. Безумная. И меня еще нежитью называют.

В машину мы худо-бедно влезли. Конечно, она вовсе не предназначалась для такого количества народа, да и имелись у меня определенные сомнения: ну как вонь привяжется к обивке? И насекомые… терпеть не могу насекомых, а на этой троице их, полагаю, множество.

От Рашьи пахло кровью.

О да, она была хорошей женой. Покорной. Сильной. Знающей свое место. Она много работала, когда удавалось найти работу, и приносила деньги мужу. И ей жаль, что она вновь родила дочь. Она надеялась. Так надеялась… Второй девочке было лет пять с виду. Тощее нечто, завернутое в лохмотья. Руки-веточки, ноги со вспухшими коленями. Огромная голова и черные глаза. На меня она смотрела сквозь ресницы, но внимательно, и чудилось…

Я, преодолев брезгливость, коснулась завшивленной головы. Пакля волос, обрезанных наспех… и да, та самая хорошо знакомая по храму сила. Она пока спала, но пройдет год или два… Подумаем, куда отправить. Я пока не слишком хорошо представляю, как воспитывают юных ведьм.