Гнев Гефеста (Приключенческая повесть) - Черных Иван Васильевич - Страница 34

— Штраф за неустойку, опоздали на десять минут, — пояснил с ехидцей приемщик.

— Тебе мало, что обдираешь нас по десятке? — возмутился я. Мы знали, что администрация платит за вагон по 60 рублей. Приемщик брал по десятке за создание бригад и руководство, и мы не спорили, но чтобы обжулить наполовину!..

— Не твое дело, — отрезал приемщик. — Не нравится, можешь следующий раз не приходить.

— О следующем разе поговорим в следующий, а сейчас заплати как положено, — стоял я на своем.

— Скользи, скользи отсюдова, пока шею не намылил, — грозно предупредил приемщик.

Петя потянул меня за руку.

— Идем, пусть он подавится.

Да, Петя был плохим помощником при разгрузке, а для драки и вовсе не годился — хлипкий, робкий. Зато я не из трусливого десятка. Сунул Петьке наш заработок— иди — и повернулся к приемщику.

— Это ты, жирный боров, намылишь мне шею?

Приемщик действительно был толстый и жирный, килограммов под сто, с тройным подбородком, хотя ему не было и сорока.

Петька шмыгнул в темноту, а я приготовился к двинувшейся на меня туше.

Боров оказался не только жирным, но и сильным: схватил меня за шиворот — я дал ему такую возможность — и стал поднимать. Я прикинулся ягненочком, не «трепыхался», пока не почувствовал, как напряглись его руки, а ноги мои не стали отделяться от земли; и крутнулся на 180 градусов, чтобы стать к нему спиной; изо всех сил ударил ногой в живот. Толстяк охнул и выпустил воротник моей куртки. Он еще не успел согнуться, как я повернулся к нему лицом и добавил с левой и правой в жирный подбородок. Слышал, как клацнули зубы и из горла вырвался удушливый хрип: приемщик мешком с трухой рухнул на землю.

Я неторопливо, с чувством гордости и достоинства пошагал со склада.

Но то был мешок с трухой, неуклюжий, с заторможенными шариками мужлан. Этот же спортсмен, косая сажень в плечах, руки — витая вязь жил и мускулов; значит, и реакция… А проучить его очень хотелось. Что он не парашютист, подумалось сразу: небо отбирает не только сильных, но и порядочных. А этот… Нашел, чем промышлять. Сутенеры хоть защищают своих содержательниц, а он обворовывает и скрывается. Не случайно и к этой «старушке» прилип, видимо, пронюхал, что есть чем поживиться.

Я решил попристальнее разглядеть его. Встал.

Ольга догадалась, куда я, и умоляюще протянула руки.

— Не ходи, я тебя прошу.

— Я окунуться. — И пошел к воде.

После вчерашней непогоды море было еще неспокойно, белые гребешки волн неслись к берегу и выбрасывали на гальку всякий мусор — арбузные и апельсиновые корки, картонные коробки, резиновые и пластмассовые безделушки; вода метров на пятьдесят от берега была мутно-желтой, как из канализации, но это не смущало некоторых любителей острых ощущений: они заплывали за мусорный вал и качались на волнах, как на качелях, то взмывая ввысь, на самый гребень, то проваливаясь в седловину.

Вода была теплая, градусов восемнадцать, но прибрежная муть вызывала неприятное ощущение, и я побрел вдоль берега. Дошел до пирса, ограничивающего городской пляж, и повернул обратно, уклоняясь к тому месту, где опустился Аполлон со своей Афродитой.

Они сидели как голубки на большом клетчатом пледе, о чем-то мило беседуя и уплетая виноград. Престарелая богиня любви часто чему-то смеялась, отрывала янтарные ягоды и опускала в раскрытый рот своего обожателя — так птица кормит своего птенца, — видимо, в награду за остроумные шутки. Она по сравнению с ним выглядела бледнотелой — загар только чуть притушил белизну, — а он поворачивался с боку на бок, то садился, то вытягивался, и бугры мышц катались под бронзовой кожей, как у артиста цирка. И у меня мелькнула мысль, что никакой он не спортсмен, тем более не парашютист — среди нас таких не было, — а вернее всего культурист, рисованный атлет, накачавший себе мускулы специальными упражнениями, чтобы одним видом покорять женщин — иначе зачем такие импозантные позы.

Я прошел метрах в пяти от них, они не обратили внимания — было не до меня.

И все-таки его телосложение заставляло более реально взвесить шансы: такого атлета на авось не возьмешь, моего мастерства и ловкости может не хватить. Оставалось убедиться, каков он пловец и какова у него выдержка.

На том и порешил — проверить Аполлона в море. И сразу тело мое и мускулы будто налились свинцом. Надо заманить его подальше от берега и от его «старушки»…

Я сел рядом с Ольгой и стал наблюдать за тем местом, где за телами отдыхающих набирался сил мой соперник, и во сне не видевший, какой поединок ожидает его впереди.

Ольга, похоже, догадалась, что я затеял, и предложила сходить в дельфинарий: море-де все равно грязное и волна большая, купаться не придется.

— Волна утихнет, — возразил я. — И за волнорезом вода чистая.

Полежали молча, и Ольга положила свою руку на мою.

— Если ты обо мне плохо думаешь, мне лучше уехать.

Я не ответил.

— Не думала, что ты плохо меня знаешь.

— Я тебя совсем не знаю, — не сдержался я.

— Вот как? — обиделась Ольга. — Ну, конечно, кто я для тебя.

Она была права, но жалеть ее я не собирался, и если бы не завладевшая мною идея проучить сутенера, я сказал бы ей кое-что…

Мы просидели в молчании около получаса. Я прикрыл глаза, но был начеку; усталости не чувствовал, будто и не было бессонной ночи, мышцы и мускулы играли как перед катапультированием.

Солнце припекало ощутимо, и купающихся было уже немало, но большинство, опасаясь высоких волн, барахталось у берега, не обращая внимания на то, что вода грязная.

Наконец Аполлон поднялся, услужливо протянул руку Богине и неторопливо, величественно повел ее к воде.

Я выждал немного и, чтобы не насторожить Ольгу, спросил:

— Не желаешь окупнуться?

Она помотала головой, не удостоив ответом. В ее-то положении обижаться?

Аполлон и Афродита стояли у самого наката, он звал ее, она зябко передергивала плечиками; оперлась о его плечо и попробовала пальчиками ноги воду. Он чуть подтолкнул ее и схватил за талию. Она взвизгнула и отступила назад.

Я вошел в воду. Волна обдала меня чуть ли не до головы — холодная, неприветливая, стеганув по ногам колючими песчинками; тело мгновенно покрылось красными пупырышками, загорелось как от крапивы, и я, не ожидая очередного наката, бросился в пучину и поплыл от берега. Неприятное ощущение холода исчезло, по телу разлилось бодрящее тепло, и настроение сразу улучшилось, обида на Ольгу приутихла: действительно, кто она мне, чтобы соблюдать верность? Жениться на ней я не обещал, ответ перед ней никогда не держал и не собирался держать, в какой бы ситуации ни был.

А возможно, и в самом деле у них ничего не было?..

Но когда Аполлон вошел в воду, все так же напоказ выставляя бицепсы, напружинивая толстую шею и плечи, во мне заклокотало негодование и так захотелось сбить с него показной лоск, проучить за подонство — что может быть ничтожнее существования за счет женщин?! — что сдержать себя уже не мог.

Он легко вскидывал руки, резко опускал их на воду и греб сильно, стремительно скользя по поверхности, как птица перед взлетом. Он и тут рисовался.

Я поплыл ему наперерез.

В голове зрел план.

Давно подмечено, что на курорте люди знакомятся легко и сходятся быстро, особенно если выясняется, что они земляки или коллеги по профессии. Аполлон, вероятно, видел меня с Ольгой раньше и кое-что выведал, а возможно, проговорилась Ольга, вот он и решил поживиться у богатой женушки испытателя — она наверняка представилась женой… Даже если он не парашютист, я найду с ним тему для разговора…

Мы миновали мутный вал, стали приближаться к траверсу буйков. Аполлон заметил меня и сбавил скорость. Я подплыл и поприветствовал:

— Привет, коллега.

Аполлон вскинул бровь — то ли не узнал меня, то ли не понял, в каком смысле «коллега», — ответил холодно:

— Привет.

— Загораем?

— Купаемся, — уточнил он.

— А даму оставили. Увести могут. Недавно я видел ее в обществе очень представительного мужчины, — соврал я, желая втянуть в разговор и кое-что выяснить.