Обрыв (СИ) - Соболева Ульяна - Страница 26

— Неужели ты так плохо меня знаешь, малыш?

И в эту секунду я содрогнулась от того, как пошло прозвучало это "малыш", как издевательски. Меня затошнило. Казалось, я сейчас упаду. В голове нарастал гул, дикий вой.

— Тебя провести до двери или найдешь выход сама? Я позову Антона. Тебе пора.

Я молча смотрела на него и тяжело дышала. Со свистом. На разрыв. В горле застрял ком, он не давал ни вдохнуть, ни выдохнуть, а сердце билось очень тихо, словно вот-вот остановится. Максим налил в стакан воды из графина и протянул мне.

— Попей воды, а то ты на смерть похожа.

Но я выбила стакан у него из рук.

— У меня много дел. Оставлю тебя одну, когда будешь в состоянии выйти — тебя проводят.

Смотрит с откровенной презрительной жалостью и не скрывает, что понимает, насколько сделал мне больно. Его зрачки расширились, а глаза блестели. Он наслаждался моей агонией, словил каждую предсмертную судорогу и дрожал от удовольствия. А мне стало страшно, что он сейчас уйдет и я его никогда больше не увижу. Что это и в самом деле конец.

Бросилась к нему, насильно обхватила руками за плечи, повисла на нем.

— Максиииим, пожалуйста, любимый. Не уходи, не гони меня. Я без тебя задохнуууусь. Умру, пропаду без тебя.

Да. Унижение, да, я уже не могла остановиться и рыдала, умоляя не оставлять меня. Потому что ничего у меня так и не вышло и потому что больше не будет никакого шанса вот так к нему подойти… Потому что я больше не я. Мне слишком больно, и эта боль управляет мною.

— Я бы с удовольствием посмотрел, как ты задохнешься, но у меня сегодня иные планы на зрелища. Как, впрочем, и завтра. Как бы не было приятно видеть твои слезы — мне пора.

Он вышел из кабинета, даже дверь не закрыл, а я согнулась пополам с широко открытым ртом, хватая воздух. Вот оно… я действительно задыхаюсь, и это действительно конец.

Прошла неделя. Какая-то совершенно странная, непонятная неделя. Я даже не помню, что делала все эти дни. Как спала, во сколько вставала. Помню только личико Таи, помню, что играла с ней, одевала, возила в парк. Помню, как говорила с Фаиной по телефону и отвечала на звонки брата и Карины. Но все в каком-то сне, в какой-то дичайшей прострации. Как чумная. Мне казалось, у меня все болит, и я сама заболела. Как будто температура поднялась. Знобит постоянно. Но дочь отвлекала, перетягивала внимание на себя. Особенно тоскливо было по ночам.

Я брала в руки сотовый и подолгу смотрела на его номер, на смски, которые мы слали друг другу… И на последнюю мою. На которую ответа так и не последовало.

"Я не дам тебе развод. Я не подпишу ни одной бумаги. Хочешь, купи его себе, стань вдовцом, подделай. Плевать. От меня ты этой подписи не получишь"

Он не ответил… Я уверена, даже не прочел. Я боролась с адским желанием набрать этот проклятый номер и услышать его голос. Просто даже услышать, как он гонит меня, как презрительно усмехается. Боже… до каких унижений готова дойти влюбленная женщина? Я ужасалась тому, что выдавало мне мое растерзанное сердце, орало и кричало, билось в конвульсиях, приказывало идти к нему опять, умолять, стоять на коленях. Не просто стоять, а ползать там, цепляясь за него и прижимаясь всем телом. Но разум… разум не давал. Потому что да, он прав, я его слишком хорошо знала. Это было окончательное и бесповоротное "нет". Он принял решение. Я не знаю, что двигало им в этот момент. Говорил ли он правду, когда резал меня своими безжалостными словами? Но я знала только одно — обратной дороги нет.

Я все же набрала его… через три дня агонии. Когда от боли сдохло все. Даже гордость. От нее не осталось даже лохмотьев. Она истлела и потонула в моих слезах. Но номер оказался не просто выключен, мне сообщили, что его не существует. Неправильно набран. Как так? Я перенабрала еще раз и еще бессчетное количество раз. Не дозвонилась я и Антону.

Это было странно. Но я решила, что Максим просто сменил все номера телефонов, чтоб я его не доставала. Вполне в его стиле. С глаз долой — из сердца вон. К черту меня. К дьяволу осточертевшую идиотку, посмевшую оступиться… а потом понимание, что все хуже и глубже. Долой нас. Он просто разорвал нас обоих, а не меня.

В то утро, когда я очутилась в очередном нескончаемом кошмаре, я приехала к нему в офис… а там оказалась совсем другая фирма. Вот так просто за какие-то несколько недель. Наверное, тогда я впервые ощутила эти липкие щупальца страха, пощипывающие затылок, закрадывающееся в душу сомнение, какое-то необратимое ощущение, что я смотрю на картинку под каким-то не тем углом. Что от меня что-то скрывается. Самое главное. И оно… оно намного ужаснее всего, что я вижу сверху. Это лишь вершина огромного кровавого айсберга. И тогда я поехала к Андрею. Без предупреждения. Он должен знать, что происходит и почему закрыт офис фирмы. Должен знать, где Максим.

Когда нам обоим принесли по чашке кофе, я уже видела, что Андрей нервничает. Никто тогда не подозревал, что апокалипсис вселенского масштаба уже начался, и чудовищный механизм остановить практически невозможно. Никто и ничего не понимал. Даже мой самый умный и продуманный брат, который смог обвести вокруг пальца такую тварь, как Ахмед Нармузинов, пребывал в полной растерянности.

— Когда ты в последний раз видела своего мужа, Даша?

Какое безупречное внешнее спокойствие, а под коркой льда бушует огненная лава. Я слишком хорошо его знала, чтоб не понимать, насколько сильно он взволнован.

— Около недели назад.

— Ты что-то недоговариваешь? Вы поссорились?

— Мы разводимся. Точнее, он со мной разводится.

Андрей кивнул. Видимо, об этом он уже слышал, но не счел это известие достойным внимания.

— Я думала, ты все знаешь… думала, ты знаешь, где он.

— Я думал, это очередные сплетни. Максим не говорил со мной об этом. Мы последнее время не обсуждали его личную жизнь совсем. Эта тема стала табу.

— Фаина знала. Он говорил с ней.

— Мне никто не сообщил. Ни Фаина, ни Макс, ни ТЫ.

Посмотрел на меня с упреком, сдвинув брови. И я ощутила этот укол совести. Да, я никому из них ничего не сказала.

— Как и то, что ты все помнишь. Что происходит? Мы стали настолько чужими?

Я отвернулась и поднесла чашку ко рту, сделала маленький глоток, обожгла язык и почти не ощутила боли.

— Нет… не чужие, просто… мне надо было время. Переночевать с этим. День-два-три.

Андрей взял меня за руку и сжал мои пальцы.

— Может быть, я не самый лучший брат. Может быть, я не умею находить нужные слова, когда это необходимо. Может быть, я совершаю какие-то ошибки. Но я люблю тебя. Ты мне близка. Ближе всех. Понимаешь?

Я судорожно вздохнула, глотая слезы и чувствуя, как дрожит чашка в руках.

— Понимаю… просто скажи мне, где он сейчас, и я успокоюсь… я уже неделю не могу его найти. Пусть это окажется банальным побегом от бывшей жены, и я… я больше не стану его искать. Ты ведь знаешь, где он сейчас, да?

С надеждой посмотрела в глаза Андрею и похолодела изнутри, покрылась мелкими трещинками надежда, охватывая все мое существо внезапным приступом паники — НЕТ, ОН НЕ ЗНАЕТ.

— Его нигде нет. Ни в городе, ни за городом, ни за границей. Нигде. Как будто был человек и испарился. Исчез. Я не хотел пока никому говорить об этом… Но не могу тебе лгать.

— Может, если поискать получше…

Я от волнения пролила кофе себе на колено, и он отобрал у меня чашку. Поставил на журнальный столик.

— Я искал везде. Поверь. Я знаю, где найти своего брата. Знаю такие места, о которых не знает никто… Но он исчез.