Банк - Данилов Всеволод Семен Данилюка - Страница 44

• Предыдущая
• 44/64
• Следующая

Люди беспрерывно переходили от группы к группе, что-то выслушивали, потом переходили к следующей группе и там принимались энергично разъяснять то, что сами перед этим услышали. При звуке более громкого голоса вновь затихали и устремлялись поспешно вслед за остальными туда. Нервозность владела собравшимися. Каждый искал уверенности в другом, но не находил.

Единственным оплотом спокойствия виделся угловой диван у входа в зал заседаний. Здесь парил над окружившими его Вадим Вадимович Покровский. Хорошо поставленным голосом он доводил до сведения присутствующих о совместном их с Владимиром Викторовичем ключевом решении, принятом как раз накануне приступа, — о необходимости резкой смены приоритетов, о срочном формировании блока «Ритэйл» в рамках дочернего холдинга. А главное — смелее, объемнее следует использовать биржевые инструменты. И форсировать, форсировать зарубежные займы. Рваться на европейские рынки. Не во всем понятные, но решительные слова привлекали своим таинственным магнетизмом и собирали вокруг него все больше томящихся в безвестности людей.

Другим центром сосредоточения «страждущих успокоения» оказался кабинет Керзона. Вопреки обыкновению последних месяцев, сегодня он был полон народу. Несколько раз с озабоченным видом туда проходил Чугунов с лицом, сведенным непривычной, мучительной, устремленной на всех улыбкой. Это было знаком, и всякий раз, как исчезал он в кабинете Керзона, число людей около вещающего Покровского слегка уменьшалось.

Ждали опаздывающего Рублева. По слухам, с утра он был приглашен в Центробанк.

Вышел наконец и сам Керзон. Рассеянно и благосклонно кивая вокруг, прошел вплотную от сидящего перед чашкой какао Забелина.

— Не узнаешь, Александр Павлович? — окликнул тот.

Керзон скосился, кивнул и устремился дальше, к насупившейся в стороне над очередным балансом Файзулиной.

Демонстративную сухость кандидата в президенты компенсировал бодрый бас слева — к Забелину приближался краснолицый Баландин. Сегодня полнокровный Юрий Павлович был пигментирован сверх обыкновенного.

— Здорово, Палыч, друг старинный, же вуз ан при, бокал клико, — продекламировал Баландин отрывок из порнографического варианта «Евгения Онегина», который за давностью употребления давно уже путал с оригиналом. Поэтому когда на высоких тусовках он при случае сообщал, что знает наизусть «Евгения Онегина», то не больно-то рисковал, — кто додумается уточнить какого.

— И что? Портвешок на жаре помогает?

— А ништяк. Тут, главное, в нужной пропорции холодной минералочкой разбавить. И непременно чтоб «Святой источник». Святое дело святых напитков требует.

— Как сам?

— А чего мне? Где поставили, там и служим — кредитуем потихоньку. Размещаем денежки. Дружку твоему Курдыгову на днях пролонгировали. Не надо бы — да надрывается мужик, поднимает промышленность. Не люди разве, чтобы не помочь?

Забелин сдержал улыбку — подобрала-таки чеченская диаспора ключик к горячему комсомольскому сердцу.

— Папа-то, похоже, совсем плох. Как думаешь, выкарабкается?

Забелин пожал плечами.

— То-то и оно. Тебе хорошо. Из правления исключен. Теперь без права голоса, — позавидовал Баландин. — А тут такой мордобой образуется. И главное — все непросто.

Взгляд его тоскливо метался меж Керзоном и Покровским.

— Сигареткой угостите? — К ним подошла Файзулина. Следуя поветрию, введенному Второвым, она добросовестно пыталась бросить курить и перестала покупать сигареты. Теперь ежедневно работники бухгалтерии сбрасывались на лишнюю пачку. Файзулина затянулась благодарно, кивнула насмешливо на угол, где оживленно жестикулировал Покровский: — Как вам картина? Сталин, вспоминающий перед пионерами о последних уединенных мечтаниях с тяжелобольным Ильичом. Примеряется, сука. — Она глянула в лицо Забелина, не увидела достаточно живой реакции, что-то припомнила, насупилась и неловко отошла.

Забелин горько про себя усмехнулся — похоже, водораздел меж присутствующими был проведен.

— Алексей Павлович, — к ним подошел охранник, — там вас сотрудник просит выйти. Говорит, очень срочно.

Забелин посмотрел на настенные часы: двадцать минут третьего, до истечения срока подачи заявки на аукцион оставалось два часа сорок минут. Должно быть, это Клыня. Прознал, что правление откладывается.

— Все дела, — неохотно отпустил его Баландин, вслед за Забелиным глянув на часы, словно надеясь увидеть на циферблате ответ на мучившие его сейчас вопросы.

Клыня сидел за столиком в эркере, обустроенном на площадке между этажами. При приближении руководителя он нервно вскочил. На столе лежали два приготовленных конверта — побольше и поменьше, листок бумаги, ручка.

— Переживаешь?

— Не каждый ведь день. — Клыня утер пот большим платком. — А вдруг да где прокололись?

— Не дрейфь, Юра, пробьемся, — Забелин вернул ему лежащую ручку, вытащил свою. — Счастливая.

Кивнув понимающе, Клыня демонстративно отошел к лестнице.

Забелин, готовый вывести задуманную цифру, задержался.

Вчера перед сном он в последний раз разговаривал с Жуковичем. Тот звонил из ресторана, был шумен. По заверению Жуковича, «ФДН» хоть с аукциона и не снимается, но максимальная сумма, на которую собирается пойти, два миллиона рублей.

— И то, — заверил он, — это с огромным запасом. На самом деле рассчитывают взять халявно — как и мы, второй компанией — за триста тысяч. Информация точная и свежая. — Он сделал многозначительную паузу, одновременно намекающую и на источник, и на то, что доносящийся в трубку шум — это не какая-то богемная пьянка, а гул рабочего места, где, собственно, и бдит он, Жукович. — Хотя я бы все-таки чуть подстраховался, — добавил он. — Для полной, так сказать уверенности, накинь еще сто-двести тысяч. Может, даже до двух с половиной. Просто чтоб в голове не держать.

Забелин все мешкал. «ФДН» работает на «Балчуг». А «Балчуг» сидит на площадях института и спит и видит, как бы побыстрей его сжевать. Даже на чистый криминал идут. Вспомнил и горячий шепот подозрительного потомка железного Феликса: «Только не вздумай передовериться».

Внизу, у входной двери, возникло оживление — приехал Рублев. Следовало поторопиться.

Поколебавшись, он поспешно вывел «шесть миллионов», подумав, добавил «пять тысяч». (В конце концов, миллион долларов за сорок процентов — это невесть что. А там, глядишь, удастся второй компанией подешевле взять.) Вложил листок в маленький конверт, заклеил языком, вложил в больший, заклеил и его, расписавшись поспешно в трех местах по линии склейки.

— Юра, — Клыня подошел, принял переданный конверт и, торопясь, принялся запихивать его в узенький запасной карман, — держи. И дуй к Жуковичу. Да не дрожи ты так. Все по плану. В шестом часу конверты вскрывать будут? Сразу жду звонка о победе — специально мобильный включу. — С Богом, — подтолкнул он нервничающего подчиненного и шагнул навстречу поднимающемуся Рублеву.

— Пока ничего неизвестно. — Иван Васильевич подхватил Забелина под руку. — Да, неладно у нас.

…И вот уж свыше трех часов продолжается расширенное заседание. Решался ключевой, по Ленину, вопрос — о власти. Страсти, поначалу приглушенные, кипели теперь вовсю. Выступали уже по второму, по третьему разу, говорили азартно, жестикулируя, стремясь не убедить, а вдолбить в прочих свою позицию. Водораздел образовался, как и слеловало ожидать, по линии Керзон — Покровский. Большинство «свежих выдвиженцев» активно выступали за кандидатуру Покровского. Ослабленные второвской опалой, но сохранившие влияние «чистые банкиры» стояли за Керзона. Причем главным аргументом и у той и у другой стороны сделался президент банка. Его цитировали, на него ссылались.

В общем усталом гвалте все чаще косились в сторону отмалчивающегося Забелина. Он единственный, устроившись поудобнее, внимательно, без выражения слушал, но так до сих пор не произнес ни слова.

Если, конечно, не считать Баландина. Через десять минут после начала правления он намекающе попросил у Рублева разрешения выйти на минутку. С тем и пропал.

• Предыдущая
• 44/64
• Следующая