Нечисть в деревне. Ведьма (СИ) - "Cheshirra" - Страница 45

— Делать тебе больше нечего, таскать его… — заметила Ника, когда я вошла в гостиную, где она, развалившись на толстом ковре, пыталась разобраться в бумагах мага. Выглядели те весьма нелицеприятно: порванные, в грязи и крови, измятые… Перед ней уже лежала толстая тетрадь, в которую аккуратно заносились все добытые сведения. Это мне весьма не понравилось. Лично я стояла на позиции "с глаз долой — из сердца вон" и копаться в этом не собиралась. Колдун мертв, оборотни его недоделанные тоже мертвы, вот и ладно.

— Ты знаешь, что первой он изменил твою прабабку? — неожиданно спросила Ника, поднимая глаза. Я огляделась, доковыляла до кресла и с тяжким вздохом в него упала.

— Он ее убил?

Ника почесала нос, прищурившись, разглядывая расплывшиеся строчки.

— Поймал, я так понимаю — эксперимент проводился над живым оборотнем. Причем ему кто-то помогал. Думаю, кто-то из местных — тут не написано.

Час от часу не легче.

— Генка? — я прикрыла глаза, чувствуя, как наваливается усталость. Не хотелось не только что-то делать, но даже думать. Мысли ворочались с трудом.

— Не знаю, тут только про нее написано, а остальное я не успела забрать, — горестно призналась Ника. — Еще есть кусок — она помахала обрывком листа — про узлы силы.

— Чего? — я равнодушно приоткрыла один глаз.

— Неважно, ты не поймешь, — вздохнула сестрица и снова надолго замолчала. Я в итоге задремала и очнулась только, когда окончательно стемнело — вернулись Гришка с отцом, все в пыли и грязи. Увидев меня, они шумно возрадовались, чем напугали кота — тот сорвался с моих колен, добавив к общему ущербу две длинные кровавые царапины на бедрах.

— За домом твоим Машка присматривает, — когда я попыталась убраться на свою половину деревни, меня остановили и усадили обратно. — Скотина накормлена, яйца собраны, печь протоплена, кот — зараза злобная — накормлен. Сиди и не высовывайся.

Я села. Сидела целых три дня, даже не слишком маясь от безделья — боль не утихала, уставала я, едва добираясь до кухни и обратно, а потому не особо интересовалась происходящим вне дома. Ника окопалась в зале и никого туда не пускала — разве что Гришка вечером второго дня приволок ей груду пыльных бумаг пополам с кусками кирпичей. Но за этот подвиг был на радостях расцелован. Участковый не появлялся — или заходил, когда я спала, очень удачно подгадывая моменты. По словам Ники, у него были большие проблемы — завалы еще не до конца разобрали, но подвал нашли и найденное там в тайне сохранить не удалось, что вызывало бурю в стакане. Деревня кипела и бурлила: одна половина считала священника невинно пострадавшим, другая — непосредственным участником творившихся зверств, но обе единогласно желали его найти. Докатилось и до областного центра, вследствие чего посыпались проверки всех мастей: от патриарха, который должен был прибыть через неделю, до тут же объявившихся фсбшников. До кучи деревню наводнили маги, экстрасенсы и прочие охочие до паранормальщины личности, включая уфологов. Местные нехило заработали на аренде комнат, а магазин озолотился, даже учитывая скудный ассортимент. Прибыло и высокое полицейское начальство с целым взводом ОМОНа, которые посильно поучаствовали в разборе церковных завалов и восстановлении могильных памятников. Бедному Алексею Михайловичу прилетело со всех сторон, отчего он целыми днями копался в обломках, а ночами строчил отчеты и объяснительные, выглядел, по словам Ники, хуже некуда и стал сильно нервный. Официальная легенда была такова, что, совершая ночью обход деревни, он услышал шум в церкви. Доблестный участковый кинулся туда, но не успел войти внутрь, как церковь начала рушиться и ему прилетело куском штукатурки по голове. Причиной разрушения здания официально признали алхимические эксперименты, тактично обозвав этим то, что обнаружилось в чудом уцелевшем подвале. Участкового, как оказалось, спасла я, дожидавшаяся его в это время на улице. Мы, оказывается, прогуливались под луной — уже каждая собака в деревне знала, что мы "встречаемся". Очевидно, Гришка по полной распускал слухи.

Эту версию в сильно сжатом и ускоренном темпе я услышала от Гришки как раз перед словами:

— И теперь с тобой хотят поговорить…

Уточнять, кто именно, не понадобилось — в комнату уже входили двое мужчин в погонах и зимних полицейских куртках. При виде моих рук их нахмуренные лица чуть разгладились — очевидно, ожоги послужили доказательством героического спасения участкового.

Ника технично слилась вместе с документами еще до их прихода- когда спустя полчаса я заглянула в зал, ее уже не было.

Несмотря на шумиху, допрашивали они меня недолго и весьма лениво — очевидно, уже все выяснили от Гришки и мои ответы их устроили.

— Думаете, священник взорвал себя? — когда их вопросы иссякли, я решила задать свои, пока есть возможность.

Следователи переглянулись.

— Тело не нашли, — осторожно произнес один из них, более молодой и оттого жалостливый. — Но там все разворочено, трупы кусками — поди пойми, какие из них от священника?

— Я знаю, что в деревне двое пропали — кивнула я, решив под шумок спихнуть парочку трупов со своей совести. — Генка — алкоголик местный, и Антон — Алеша его за кражу задержал, а он сбежать пытался и…

— Мы знаем, Алиса Архиповна, — перебил тот, что старше. — Алексей Михайлович все рапорты предоставил. Оставьте заниматься этим делом нам, а сами лучше отдыхайте. Вам и так досталось.

Очевидно, в версию о невиновности священника они не верили. Как выяснилось позже — не зря, ибо тот оказался давно от церкви отлученным и сюда попал только по причине полнейшей глухомани местности.

Утром третьего дня я все-таки взбеленилась.

— Руки уже не отвалятся, — потрясая только что снятыми бинтами, заявила я Гришке. — А заживать они могут и в собственном доме. Хватит!

Честно сказать, о заживлении речь шла весьма условная — кисти были больше похожи на обваренные куски сырого мяса, чем на человеческие руки, но уже покрылись тонкой, прозрачной пленкой новой кожи. Человек бы после таких ожогов не выжил, а я… Я еще поборюсь. Уходила я не столько потому, что жаждала покоя (эта причина тоже присутствовала — дом головы походил на растревоженный улей, хоть в мою комнату никто и не заходил), сколько из-за Ники. Паршивка урвала момент и скрылась вместе с бумагами в моем доме.

Поэтому, несмотря на возражения Гришки, я с его помощью натянула пуховик, теплые ботинки и отправилась к себе.

За время моего вынужденного затворничества зима окончательно вступила в свои права — с самого утра шел снег, небо было низким и серым, а ветви деревьев, согнувшись до земли, застыли в неподвижности. Со стороны центральной площади слышался шум, дверь дома участкового распахнулась, выпуская следователей, но я, не поздоровавшись, устремилась к мосту, надеясь избежать общения. Честное слово, знала бы, что влипну в такую историю — осталась бы в городе! Уехала, называется, в глушь, покоя захотела…

Не успела я зайти в калитку, как на меня с радостным визгом налетела Машка:

— АААААИИИИИИИ! — и повисла на моей шее, как камень на веревке. Охнув, я растопырила руки, чтобы она их ненароком не задела, и застыла на месте, пережидая приступ ее любви. Это оказалось не так-то легко: она непременно жаждала показать, каких успехов добилась в ведении моего хозяйства.

— А я все-все делала, что нада! — верещала девица, уцепившись за мой локоть и волоча в сарай. — И чистила и топила и поила и кормила и…

В сарае и правда можно было с пола есть. Чистая солома, в печке полыхал огонь, куры важно расселись по очищенным от помета насестам, коровы через пролет приветственно замычали, пережевывая утреннюю порцию мешанки.

— А еще я дома убралась! — гордо закончила Машка. Я насторожилась. У меня же там… Ой е…

Но все оказалось не так плохо. Травы как висели под потолком, так и остались, все деревянные поверхности выскоблены, банки с порошками, мазями и сборами аккуратно составлены в большой деревянный ящик, кокетливо накрытый вязаной скатертью. Посреди этой благодати прямо на полу восседала Ника, зарывшись в бумаги. При виде меня она скривилась.