Дорогой отцов (Роман) - Лобачев Михаил Викторович - Страница 20

Еременко, ознакомившись с положением дел на месте, понял, что обстановка на фронте куда сложнее, чем он думал. Армии его фронта насчитывали к тому времени всего несколько стрелковых дивизий. В составе же шестой пехотной и четвертой танковой немецких армий, непосредственно наступавших на Сталинград, было двадцать девять дивизий, в том числе четыре танковые и три моторизованные.

С воздуха эти дивизии поддерживал четвертый воздушный флот Рихтгофена численностью в девятьсот боевых самолетов. Немецкое командование замыслило занять Сталинград с ходу.

Нужного удара, однако, не вышло, наступательная машина неожиданно заскрипела, гитлеровское командование поставлено было перед необходимостью развертывания более широкой операции на донских просторах. Противник вознамерился зажать город в клещи — с юга и с севера — путем одновременного наступления шестой армии генерала Паулюса из района Малой излучины и четвертой танковой армии генерала Готта с юга. Северная ударная группировка в составе шести пехотных, двух танковых и двух моторизованных дивизий наносила удар в направлении на хутора Вертячий — Песковатка. Южная, состоящая из трех пехотных, двух танковых и одной моторизованной дивизий, наступая из района Абганерово, должна была выйти на южную окраину Сталинграда. Вспомогательный удар из района Калача наносила группа силой до трех дивизий.

Гитлеровская Германия в летнюю кампанию сорок второго года хотела, чего бы это ни стоило, захватить южные области страны с их богатейшими сырьевыми источниками, лишить Советскую страну кавказской нефти. Уже ранней весной ставка Гитлера дала директиву готовить такую широкую операцию на юге. Сталинград гитлеровскому командованию нужен был для того, чтобы обезопасить свой правый фланг для главного удара на юг, для захвата нефтяных богатств. Именно этим и объясняется тот факт, что на Сталинград первоначально наступала лишь шестая полевая армия, но по мере возрастания сопротивления советских войск на этом фронте фашистское командование вынуждено было непрерывно усиливать свою группировку войск. Так, на помощь шестой армии противник бросил четвертую танковую армию, а впоследствии, когда битва за Сталинград все более ожесточалась, гитлеровцы, пополняя людьми и техникой шестую и четвертую армии, перекинули на Сталинградский фронт третью и четвертую румынские армии и пододвинули к Дону восьмую итальянскую. Для наступления на Кавказ у немцев осталось две армии — семнадцатая полевая и первая танковая. Ожесточенное сопротивление советских войск еще на дальних подступах к Сталинграду сорвало вражеский план всей летней кампании сорок второго года — удара на юг и захвата всего Кавказа.

Генерал-полковник Еременко вступил в командование фронтом в то время, когда у противника было превосходство в людях и технике, когда оперативная инициатива находилась в руках немецкого командования. В этих трудных условиях надо было организовать стойкую оборону на заранее подготовленных рубежах.

Командующий фронтом, встретившись с Чуяновым, назначенным членом Военного совета фронта, самым подробным образом расспросил его, чем может помочь фронту город, его промышленность.

— Все заводы, а у нас их более сотни, работают на оборону, товарищ Еременко, — знакомил Чуянов командующего с хозяйством области. — Даем танки и артиллерию, пулеметы и минометы. Делаем снаряды, авиабомбы и много другой боевой техники.

— Мне бы танков побольше, товарищ Чуянов, — с сосредоточенной задумчивостью проговорил командующий.

— Давайте попросим у Верховного Командования увеличить наряды для нашего фронта.

— Побольше бы противотанковой артиллерии, — словно не расслышав Чуянова, продолжал Еременко. Он на минуту задумался. — Просить у Верховного Командования нелегко, — вполголоса проговорил он. — А нельзя ли подбросить танков, не обращаясь к Верховному?

Чуянов пристально посмотрел на Еременко. Командующий не отвернулся. Чуянов вынул блокнот и записал просьбу командующего.

— Мне хотелось бы знать это скоро, — добавил Еременко.

— Я понимаю вас. Мы посоветуемся.

— Очень хорошо. — Еременко оживился. — Заранее говорю спасибо танкостроителям. Как они?

— Как положено.

— И вообще, Алексей Семенович, фронту все нужно: и пулеметы, и минометы, и снаряды, и гранаты. Вы, как член Военного совета фронта, займитесь железными дорогами, водным транспортом. Очень задерживаются в пути боеприпасы.

— Транспорт, действительно, у нас хромает. Все дороги — однопутки. Станции забиты эшелонами, оборудованием, хлебом, углем. Нагрузка на дороги невообразимо высокая. На некоторых перегонах железнодорожники пускают поезда в затылок. Я займусь дорогой.

— И Волгой, — добавил командующий.

— И Волгой. Противник усиленно минирует ее. Несколько — караванов уже подорвалось на вражеских минах. Мы, Андрей Иванович, в помощь Волжской военной флотилии установили комсомольско-молодежные посты по берегам Волги до самой Астрахани. Посты наблюдают за рекой круглосуточно.

К Еременко вошел загорелый, обветренный генерал. Вид у него был усталый. Командующий с одного взгляда хотел понять — с добром или с худом пришел к нему интендант. Худого было много. Противник усиливал нажим на всех главнейших направлениях, в его руках оперативная свобода, резервы, господство в воздухе.

— Два состава снарядов протолкнули, товарищ командующий, — доложил интендант.

— А еще что?

— На ближних подступах пока, ничего.

— Видите? — обратился Еременко к Чуянову. — Вот что, голубчик, — повернувшись к генералу, заговорил командующий, — как хотите, а снаряды мне давайте. Принимайте какие угодно меры, но снаряды должны поступать на фронт бесперебойно.

За генералом, скрипнув, захлопнулась дверь из сырых досок. Командующий встал. Под ним, грузным, прогнулся зыбкий настил пола.

Командующий поднял голову и тотчас зажмурился от яркого света. Свет никак не могли отладить, то он слишком был ярким, то слишком тусклым. При сумеречном освещении давила теснота комнаты, ее сырость и неуютность. Еременко раза два прошелся по комнате и, вернувшись к столу, раздумчиво сказал:

— Нам, Алексей Семенович, так много доверено, что хочется сделать все возможное и даже невозможное.

Вернувшись к себе, Чуянов пригласил заведующего транспортным отделом.

— Командующий жалуется на плохой подвоз боеприпасов, — сказал он ему. — Просил помочь. Надо срочно послать работников обкома в Арчеду, Качалино, Филоново, Камышин, Владимировну, Ленинск — на все крупные станции.

Чуянов то и дело брал телефонную трубку. В обком звонили из районов области, из министерств. Из Москвы спрашивали, как идет уборка хлеба и подвоз зерна на элеваторы. А районы просили помочь горючим, уборочными машинами.

— Мало грузовиков для вывозки хлеба на дальние расстояния, — жаловались секретари райкомов партии.

— Ссыпайте в глубинки, — указывали из обкома. — Временно занимайте под хлеб общественные здания. Зерно берегите пуще своего глаза.

В приемной Чуянова дежурный сортировал пачки телеграмм, поступивших из Москвы, Куйбышева, Саратова и многих городов Урала и Сибири. Правительственные шли непосредственно к Чуянову, простые — передавались для исполнения в отделы обкома. Содержание депеш самое разнообразное: просили ускорить отгрузку стали на шарикоподшипниковые и авиационные заводы, сообщали о выходе с Астраханского рейда нефтеналивных караванов; ставили в известность об отправке самолетами цветных металлов для заводов.

Поздно ночью открылось заседание городского комитета обороны. Чуянов доложил о том, что Военный совет фронта решил строить оборонительный рубеж на окраинах города.

Рубеж постановили возводить силами и средствами заводов и трестов, разделив его на семь участков, по числу городских районов, возложив личную ответственность за строительство на первых секретарей райкомов партии и председателей райсоветов.

И скоро окраины Сталинграда начали опоясывать окопами, пулеметными и артиллерийскими гнездами. Учреждения с двенадцати часов пустели, в них оставались лишь дежурные сотрудники. Рубеж строили рабочие и служащие, учителя и студенты, домашние хозяйки.