Nebeneinander (СИ) - "Dru M" - Страница 11

Ульрих сделал шаг в сторону ступеней, а Берти, как перед прыжком в пропасть, вдруг резко и отчаянно сказал:

— Погоди.

Схватил его за рукав куртки, попытавшись дернуть на себя, но на деле лишь рванул навстречу сам — Кёнига, немалого ростом и комплекцией, он при всем желании бы не сдвинул с места.

Берти оказался близко, поймал его удивленный взгляд, потянувшись на цыпочках, чтобы достать до его губ. Коснулся их боязно и коротко.

Поцелуй вышел неловким и холодным из-за зимнего ветра и мятной жвачки Ульриха. Но Берти почувствовал, всего на мгновение, как Кёниг осторожно приоткрыл губы навстречу.

— Как в детском саду, — улыбнулся Ульрих сдержанно, стоило Берти отстраниться. — Почему мы не научили тебя целоваться нормально, пока было время?..

Берти ничего не ответил. Просто не знал, что бы подошло в этой ситуации. Напоминание о конце сделки вновь заставило задуматься, что принес этот месяц.

Ничего из того, что Берти смутно обрисовывал в сознании.

И слишком многое, от чего будет непросто отделаться в будущем.

Они молча сошли по ступеням, свернули на парковку и сели на байк. До самого дома Ульрих, как и Берти, не проронил ни слова.

*

— А он помирился с Магнусом. Магнус, хоть и туповатый, но не жестокий — Йонаса не поддержал.

— Угу.

— Ульрих… Не рассказывал?

— Нет. С чего бы?

— Ты видел, что он написал в общем чате? — спросила Ханна осторожно, тихо и нервно выдохнув на том конце провода.

— Видел, — Берти слишком сильно вонзил резец в деревянную пластину. Острый наконечник прошелся сквозь нее, как сквозь масло, уколов палец. Не до крови, но больно. — И что?

— Ну… — Ханна замялась. — Я думала, вы неплохо поладили.

— Ничего мы не ладили, — отозвался Берти безжизненно. Глаза защипало от подступивших слез, но он сдержал позорный порыв расплакаться. Только не сейчас, в самый канун Рождества, когда от его настроения зависел и праздничный настрой матери. Только не из-за Ульриха Кёнига. — Неудачный эксперимент. Ульрих из любой ситуации выйдет королем. Будь он геем, марсианином или циклопом.

Ханна надолго замолчала, шумно дыша в трубку.

Как только начались каникулы и истек месяц сделки, Шварц больше не получил ни единой весточки от Кёнига. Тот не приезжал на байке, жалуясь на его нерасторопность. Не травил баек, не напрашивался на ужин с мамиными фрикадельками. Не читал нотаций о гордости и цельной личности. Не отвечал на робкие попытки завязать разговор по сети.

А потом он сознался перед группой, что их с Берти отношения — сплошная фальшь.

Шварц, прижимая телефон между ухом и плечом, в очередной раз, не удержавшись, открыл на компьютере вкладку общего чата группы и прочитал сообщение от Ульриха:

«Каникулы у всех начались весело, надеюсь?

Что же, месяц экспериментов подошел к концу.

Социум, как обычно, ведется на провокацию. Пожалуй, даже использую наблюдения за вами в работе для Каца. Ха! «Отношения» с Рембертом Шварцем были постановой — Йонасу плюс за догадливость и отстаивание своей точки зрения и минус за мудачество.

Мудачество — это нехорошо.

Запомните, есть большая разница между правдой и правдой, поданной под соусом чувства собственного превосходства.

Я лично готов признать собственные ошибки. Я был мудаком, но от этого бесконечно устал. Обещаю исправиться.

Всех с наступающим Рождеством».

Берти закрыл вкладку, посмотрев в окно, на погрязший в сумерках заснеженный двор. По тускло-желтому ореолу света вокруг уличного фонаря вились, сталкиваясь в безумном танце, стылые крупные снежинки.

— Берти? — позвала Ханна, заставив его вздрогнуть. — Но он ведь реально изменился.

— Не знаю, — прошептал Берти.

— Зато я знаю! — разозлилась Ханна. — Его будто подменили. И не из-за твоей… глупой сделки. У него внутри будто что-то переключилось, когда вы были вместе.

— Мы не были вместе, — Берти не узнал своего голоса, так убито он зазвучал. — Ханна. Ульрих был прав. Я слишком долго держал голову в песке. Это не я ему доказал что-то за этот месяц. Это он мне доказал, что жить нужно по-другому.

«Считая себя слабым, — подумал Берти, — ты только притягиваешь на себя тех, кто готов кулаками или словом твое мнение закрепить».

— Берти… — начала было Ханна, но в этот момент снизу донеслась трель дверного звонка, и мама, естественно, тотчас открыла.

— Прости, там кто-то пришел, — скомкано попрощался Берти. — Созвонимся завтра. Может, сгоняем на ярмарку.

Берти бросил трубку и вышел из спальни.

Перегнулся через перила лестницы, пытаясь разглядеть, что творилось внизу, но увидел только промельк темной шевелюры. Сердце забилось чаще.

— С наступающим Рождеством, Анна, — тепло произнес Ульрих и протянул маме Берти объемную коробку.

— Господи, Ульрих! — мама смущенно рассмеялась. — Ты запомнил, когда я говорила, что хочу блинницу! Но это дорого, я не могу ее принять…

— Возьмите, — попросил Ульрих настойчиво. — У меня… нет матери. А вы у Берти замечательная. Просто хотел вам сказать спасибо за то, что чувствовал себя у вас желанным гостем.

Секунда заминки.

Мама, кажется, растаяла от этих слов, потому что зашуршала подарочная бумага.

— Спасибо, Ульрих, — сказала она нежно. — Я очень рада, что ты есть у Ремберта. Побереги его, хорошо?

Берти настороженно замер, услышав эти слова.

Мама ведь не знала ни про сделку, ни про ее окончание. Берти уже предвещал уйму вопросов в дальнейшем: «Куда пропал Ульрих?» или «Вы что, поссорились?»

Берти спустился по лестнице громко, полный решимости велеть Ульриху убираться.

Но застыл на последней ступеньке, поймав его взгляд.

Теплый, чуть лукавый, настолько Ульриху свойственный.

Сердце невольно екнуло.

Мама обернулась и тоже на него взглянула, счастливо улыбнувшись. Будто получила разом все, о чем мечтала на Рождество.

— Привет, — сказал Ульрих, небрежно отряхнув мокрый снег с рукавов куртки. — Я за тобой.

— За мной? — переспросил Берти тихо. — В каком смысле?

— Я держусь своих слов, — сказал Ульрих, усмехнувшись. — И не отменяю своих приглашений. Собирайся.

Берти вспомнил о предложении искупаться в его бассейне и едва сдержал горькую усмешку.

— Не стоит, — сказал он, сглотнув ком в горле. Возникло ощущение, будто Ульрих возвращал долг. Но он и так многое подарил, и не только материального, за этот месяц. Хотя не должен был. Хотя Берти его не просил. — Как-нибудь… — Берти покосился на маму, вернувшуюся к разглядыванию коробки с заветной блинницей, — в другой раз…

— Нет, — сказал Ульрих твердо, начиная раздражаться. Тоже в его стиле. — Сейчас. Собирайся.

— Ремберт, не заставляй своего молодого человека ждать, — мама сделала Берти страшные глаза, а сам он чуть не поперхнулся воздухом.

Как мама назвала Ульриха? Его молодым человеком?

С чего она это взяла, и почему сам Кёниг не поморщился и даже бровью не повел, это услышав?

— Собирайся, — велел Ульрих тоном, не терпящим возражений.

Мама молча свернула в кухню, ни слова больше не проронив, только улыбаясь со знанием дела.

Берти, все еще не опомнившись от изумления, поплелся обратно в комнату.

*

До дома Ульриха они ехали в молчании.

Даже во время долгих остановок на светофорах не перекинулись и парой фраз.

Берти, то и дело поправляя ремень спортивной сумки и осторожно обнимая Ульриха за талию, все думал, какого черта творил.

Зачем он ехал, ничего не спросив, в опустившихся на город сумерках к Ульриху домой? Смотрел на витрины, украшенные к Рождеству, мириады ярких огоньков и пышные венки остролиста. Пытался найти поведению Ульриха логическое объяснение, но в голове творилась такая каша, что мыслить трезво не получалось вовсе.

А глупое сердце твердило то, что Берти всеми силами пытался прогнать прочь.

Сердце внушало надежды, которых он боялся.

Дом Ульриха оказался вовсе не дворцом. Никаких позолоченных перил или мраморных полов, гостиной с огромным камином и вообще ничего, что кричало бы о богатстве хозяев. По-немецки сдержанный практичный дом, единственной роскошью которого оказался крытый отапливаемый бассейн под стеклянным куполом.