ПереКРЕСТок одиночества (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" - Страница 16

Что мне послали злодеи застенные?

Лепешка-поднос. Лепешка-тарелка почти наполовину заполненная густым варевом. Горох? По запаху очень похоже. Да и по виду гороховый суп. Сморщенное старое яблоко рядом с тарелкой. И все.

Подхватив еду, я отнес ее к столу и приступил к завтраку. Вместо ложки кусочки лепешки, стараюсь не пролить ни капли, наслаждаюсь вкусом. И снова – вкусно! Еда с дымком, скуповато посоленная, с добавлением уже знакомых мне трав. Это вроде бы и горох, но вроде бы и не горох. Все хорошо растерто, поэтому опознать трудно. А приправы и умения повара могут легко исказить исходный вкус до неузнаваемого. Поэтому я просто жадно ел. Одеяло по-прежнему свисало с плеч, сохраняя скопленное под ним тепло. Горячая еда добавляла ощущение некой «домашности». Мне было хорошо. Прямо хорошо…

Но хоть и увлекся, яблока я не тронул.

Отложил его в сторону. Остальное съел до крошки. Потянулся. Снял и сложил одеяло. Приступил к гимнастике. Приседания, наклоны вниз и в стороны, махи руками. Сонное тело слушается с неохотой, но оживает с каждой секундой. Раздеваюсь. Пробежка до кормильни. Принимаю быстрый душ. Старательно полощу рот. Процедуры по полной программе. Только так и никак иначе.

Яблоко…

Все время думаю о нем. Яблоко… какое оно на вкус? Кислое? Сладкое? Кисло-сладкое? В нем точно есть витамин С. И не только он. А еще в нем есть кое-что другое…

Действуя ножом осторожно будто неопытный хирург, я разрезаю яблоко пополам. И едва плод распадается, сразу вижу его – семечко. Пузатое крупное семечко, лежащее в плодовой суховатой мякоти. В нос ударил яблочный аромат. Не выдержав, я отрезал тонюсенький ломтик и положил на язык. Жеванул. И прищурился от удовольствия. Скорее кисло, чем сладко. Но вкусно…

Вскоре я разрезал все яблоко на тоненькие ломтики. Отдельно отложил яблочные семена. Коричневые. Пузатые. Кусочки яблока поднял на тканевый полог и положил сушиться рядом с хлебом. Витамины. Вкуснятина. В период плохого настроения не помешает кусочек сладкого сухофрукта на языке.

Семечки…

Я разрезал вдоль пластиковую бутылку. Получилось два длинных горшка. Пустых. Вернувшись к тупику, к очищенным и проверенным секторам, собрал остатки мусора. Придирчиво осмотрел. Понюхал. Черт его знает. Тут сложная смесь. Пахнет гадко. При растирании пальцами среди «размазни» ощущаются твердые комочки. Что-то вроде крохотных камешков. Мне в любом случае особо выбирать не из чего. Да и сажать я пока ничего не собираюсь – просто проверил есть ли возможно набрать достаточно «грунта».

Вернувшись к столу, поместил яблочные семечки между двумя слоями влажной ткани. Прихватил гирю. Отнес сверток к ледяной стене и положил рядом. Где попрохладней. Оценивающе оглядел ледяную стену. Она отступила. Сантиметра на два-три. Из-под стены показался кусок мокрой темной тряпки. Очередной мусор. Под потолком щель стала шире. По льду стекала вода. Качнув гирю, нанес удар. Разлетелись ледяные осколки. Я поморщился от боли в ноющих после тренировки мышцах. Отвыкли мышцы от нагрузки. Вот и разомнутся еще разок. Бил гирей до тех пор, пока не вспотел. Подгреб льда к тряпке с семенами.

Уперев руки в бока, встал перед ледяной стеной и смерил ее взглядом.

Ты отступишь.

Ты обязательно отступишь пред моим натиском.

Постояв минуту, подобрал гирю и зашагал обратно.

Я отдохнул. Я поел. Я бодр и полон сил.

И впереди у меня много работы. Так не стану же терять время.

Глава четвертая.

Чистота…

Еще пара часов с небольшим, и я очистил и проверил десять квадратов. Частично заполнил собранной вонючей смесью горшки из разрезанной пластиковой бутылки. Нашел большую пластиковую пуговицу с четырьмя отверстиями. Едва не напоролся пальцем на длинный и тонкий стеклянный осколок.

Дергая в очередной раз за рычаг, осознал, что это уже пятнадцатый раз. Временной интервал должен увеличиться вдвое. С сорока восьми до девяносто шести минут. Полтора часа чистого времени. Я рад достижению. Но, шагая к рычагу номер два, я понимал – манна небесная не может падать вечно.

Предположим, что через пятнадцать опусканий первого рычага временной интервал увеличится вдвое еще раз. То есть с девяноста шести до почти ста девяноста двух минут.

Через пятнадцать раз еще вдвое?

До трехсот восьмидесяти четырех минут чистого времени? До почти семи часов чистого времени?

Сомневаюсь. Какой тогда смысл держать тут узника? Чтобы он дергал два рычага три раза в сутки?

А потом два раза в сутки?

Следом один раз в сутки?

И так дальше и дальше, пока рычаг не придется дергать всего один раз в месяц?

Бред.

Чистый бред.

Лишено смысла.

Кормить кого-то два раза в день, согревать и освещать камеру. И ради чего? Чтобы два-три рычага дернули по разу в месяц?

Нет.

Интервал не может увеличиваться до бесконечности.

Возможно текущий лимит – девяносто шесть минут – и есть верхний предел. Не стоит ожидать большего. Не следует надеяться на такое чудо. В любом случае я смогу убедиться в этом через… сколько?

Девяносто шесть минут. Пятнадцать раз дернуть за рычаг. Умножить пятнадцать на девяносто шесть… неплохая задачка для отвыкшего от математики мозга. Но у меня получилось.

Тысяча четыреста сорок минут.

Очень знакомая и часто повторяемая цифра. Используемая во многих лозунгах и призывах.

«В сутках всего тысяча четыреста сорок минут – распорядись ими с умом!».

Сутки. Двадцать четыре часа.

Через сутки с небольшим я узнаю будет ли увеличен интервал или же он останется равен девяноста шести минутам.

Я дернул второй рычаг. И присел – толчок в пятки оказался удивительно сильным. Будто везущий меня куда-то вагон подпрыгнул. Ощущалось и ускорение.

Проклятье… как же хочется узнать на самом ли деле тюремная келья куда-то движется. И если да – то каким образом и куда. Но кто бы мне сказал! Ладно. Сам докопаюсь.

Мелодичный звон заставил меня взвиться к потолку прямо из сидячего положения. Приземлившись, рванул к кормильне. Понеслись навстречу кирпичные стены. Едва успев затормозить, сунулся в кормильню. Подхватил подношение.

Или подачку?

Да плевать!

Взяв обжигающую руки еду отшагнул и тут заметил блеск темного стекла. Ругнувшись, перехватил лепешку одной рукой, другой схватился за горлышко бутылки. Ниша со скрежетом закрылась. Зеленый свет погас. Я побежал к столу.

Вот это точно бонус. Награда от тюремщиков, мотивирующая узника на дальнейшие достижения. Другого объяснения для внеочередной кормежки быть не могло. Да еще и бутылка! И еду обычной назвать нельзя. У меня нос вот-вот взорвется от переполняющего его запаха. А рост истекает слюной.

Что у нас тут?

Лепешка-поднос. На ней лежит целая жареная рыба. В длину с мою ладонь. Очищенная от чешуи. Пялится на меня запеченным укоризненным глазом. Беззубая пасть приоткрыта. Выпотрошенное брюхо сплюснуто. Запах сводит меня с ума…

Целая рыба! Господи!

В бутылке?

Полна на треть. Заткнута деревянной пробкой. Именно деревянной. Длинной. Небрежно воткнутой в горлышко и поднимающейся над ним еще сантиметра на четыре. Грубо отесанная ножом. Древесина свежая – будто час назад кто-то подобрал толстую ветку, пару раз строганул ножом, отрезал излишек и вот пробка готова. Вытащив пробку, вдохнул запах. Вино. Его даже чуть меньше, чем треть бутылки. Давным-давно я где-то читал, что в некоей стране считалось нормой подавать к столу едва заполненную бутылку вина – потому что его следовало щедро разбавлять водой из поставленного рядом кувшина с водой. В результате получалась едва-едва розоватая вода со слабым запахом вина и при этом лишенная большинства болезнетворных микробов. Поэтому я увидел в почти пустой бутылке безмолвное приглашение заполнить ее питьевой водой. Нет. Спасибо. Откажусь.

Рыба…

Обжигаясь, я принялся за трапезу. Мне не сохранить жареную рыбу. Я могу сделать холодильник с помощью тряпок и льда. Но долго ли он продержится? Лучше иметь запас сухарей и сухофруктов. Это отличное продовольствие.