Некоторые не попадут в ад - Прилепин Захар - Страница 7

Я высунулся из окопа; во-первых, мне было всё равно, что убьют: если она упадёт на посёлок – самое малое, что со мной можно сделать, это убить; во-вторых, с той стороны никто уже не стрелял: воцарилась тишина.

Наши тоже сидели, щурясь и всматриваясь вперёд.

Ракета ушла за пределы видимости и жахнула, грохнула, грянула где-то там, вне пределов видимости.

Расстояние было точно не меньше километра – но ударная волна дохнула с огромной силой, качнула поле, придавила травы; даже хаки на мне, штаны и рукава, на миг прилипли к телу.

– …херасебе, – сказал кто-то рядом в одно слово.

Где-то там, где случился взрыв, располагались позиции наших корпусных соседей, – и окраина деревни тоже лежала поблизости: всё впритык.

«Господи», – подумал я.

Сплюнул поебень-траву и крикнул водителю:

– Поехали к чёрту! – мне надо было срочно узнать, куда это попало.

Напоследок обернулся к бойцам, – «Утёс» молчал:

– А чего не работаем? Работаем!

Мы уселись в «козелок» – я на переднее сиденье, и рванули вниз, к посёлку; по дороге было метров тридцать, когда мы находились в зоне видимости с той стороны, а дальше пропадали, – тридцать метров пролетели в миг; на лугу водитель сбавил скорость, чтоб не развалить машину о выбоины и расколдобины, – и тут же, совершенно обыденно, почти не слышные за стрельбой с наших позиций и за надрывом мотора, – в травке, метрах в тридцати, не больше, от нас, подбросив безобидный столб пыли, – жахнул взрыв, и следом ещё один, ближе к нам.

«Наугад накидывают из АГС», – подумал я отстранённо.

Это всё чепуха – по сравнению с тем, что мы уронили только что неведомо на кого.

Я оглянулся назад: как там пацаны мои? Граф, сидевший за водителем, судя по лицу, даже не заметил ничего; поднял на меня вопросительные глаза: что? – я махнул головой: всё в порядке!

Только водитель заметил, что нас кроют, и чуть пригнулся к рулю, словно это могло спасти.

Фигня не фигня, а если б это упало нам на крышу – нас бы тут всех размотало.

– Стой, – вдруг увидел я.

Водитель с недоумением посмотрел на меня; я пояснил:

– Коза вон…

По нам вроде бы больше не накидывали. Зато коза, подбитая и пробежавшая сколько-то на раненой ноге, неподалёку от нас утратила силы и завалилась, как бы присев.

Остальное стадо, сбившись в кучу, топталось поодаль; вернуться домой они могли только по железному мостику, но туда уже заехали мы. Опыт предыдущих перестрелок ничему коз не научил: забывали пережитое на другой же день. Память хуже, чем у людей.

Раненая коза безуспешно пыталась поднять себя.

– Тайсон! – окликнул.

– Я! – как всегда молодцевато, отозвался он.

– Иди козу прихвати, свезём на кухню.

– Есть, – бесстрастно ответил Тайсон.

Я взял рацию и запросил Араба.

– На приёме, – ответил тот ровным голосом, как будто вообще ничего не происходило.

– Как у нас дела? – поинтересовался я, уверенный, что он понимает, о чём речь.

– Пока причин для паники нет, – ответил Араб после секундного молчания.

– А чего по мне тут стреляют тогда? – спросил я.

В эту секунду Тайсон выстрелил козе в голову; так совпало.

– Уже исправляем, – ответил Араб, причём последний слог слова «исправляем» был оборван: раньше отпустил тангенту – что-то отвлекло.

Понятно что: услышали ещё один выход «вундер-вафли».

Пронзая воздух, стремительная, как воплощённая злоба, она пронеслась над позициями и на этот раз прошла прямо до верхней точки параболы – а потом, гонимая чудовищной инерцией, вниз.

Разрыв, казалось, качнул «козелок».

Я смотрел куда-то туда, в сторону, откуда пришёл тугой и огромный звук, – но видел только Тайсона, волочившего козу: в момент взрыва он остановился, чуть нагнув голову. Отпечаток этого кадра вклеен в меня навек: поле, трава, грязное стекло «козелка», мёртвое животное, живой боец.

– Ко мне, что ли, – посетовал водитель тоскливо.

– Раненых возишь, у тебя и так всё в крови, – сказал я.

– То ж люди, – ответил он моляще.

– А то ж коза, – сказал я. – Сам её жрать будешь.

– Не буду, товарищ майор, – сказал он.

Я выскочил из «козелка»:

– Тайсон, давай в нашу, у него всё равно места нет. На кухню её свезём… Надо только хозяина найти, компенсировать.

До «круизёра» дошли пешком – оставалось метров тридцать.

Граф сдвинул в багажнике «эрдэшки», вещи, развернул клеёнку – у нас при себе имелась. Забросили козу.

Помчались к штабу, – у кухни, по пути, тормознули, взметнув пыль: «Э! товарищи женщины! – поварихами у нас служили сердечные и волевые молодухи. – Мясо привезли!». Ещё через минуту я был в штабе.

Сразу вперился глазами в Томича – тот кивнул мне: привет, мол; ощущения катастрофы в воздухе не витало.

– Что с первой? – спросил я.

Томич кивнул на радиста: вон, связывается.

– Ещё никакой инфы нет? – спросил я чуть громче, чем надо.

Томич поднял на меня озадаченные глаза – и вдруг понял, о чём я.

– Всё нормально, всё нормально, – в своей быстрой манере заговорил он. – Попала куда надо.

– Не по деревне? Не по нашим соседям? – спрашивал я уже напрямую.

– Нет-нет, – поспешил меня успокоить и радист тоже. – Всё нормально. Соседи очень довольны. В укропский укреп-район вроде попало.

– Мы даже туда и не целились, – сказал Томич и засмеялся.

После того, как упала вторая «вундер-вафля», ответка с той стороны сразу же затихла.

Через полчаса явился командир разведки, Домовой.

Спрашиваю: «Что там?» – он потешно изобразил, как, находившаяся чуть в стороне от взрыва, дорабатывала своё пулемётная точка нашего несчастного неприятеля: «Сначала быстро, пару очередей, – “Тыг-дыг-дыг, тыг-дыг-дыг…”, – потом вдруг сбавив ритм – “Тыг-тыг… Тыг-тыг… Тыг…”, – а затем совсем уже медленно, из последних сил: “Тыг… Т-т-ты-ы-ы-ыг…”– и брык, бай…»

«Дошло, что убиты…» – Домовой смеялся; чернявый, невысокий, похожий на цыганёнка, всегда в отличном настроении, москвич, кстати, из Люберец; недавно был ранен в ногу, месяц выздоравливал, томился, даже глаза погрустнели – «когда опять за работу…», мне всё время хотелось его шоколадкой угостить, или там салом, чтоб развеселился.

Ещё он писал стихи; но я ни разу так и не попросил его почитать вслух, чтоб не огорчаться; мне он и так нравился.

Один раз позвал его поужинать с нами: сидели я, Араб, Граф.

Домовой чуть удивлённо нас оглядывал, улыбался, посмеивался, изредка шутил; быстро съел салат, котлету, и, выждав минуту, попросился: «Пойду, товарищи командиры?» – ему было будто не по себе; он прошёл «срочку», отслужил по контракту, потом приехал сюда, – кажется, у него в крови было: нечего среди офицеров лишний раз крутиться.

Теперь Домовой выглядел счастливым.

Мы десять раз покурили; кто-то из остававшихся при кухне забавно рассказывал, как, едва рванула в небеса первая ракета, и потом прошла взрывная волна, – качнув кроны и перелистнув страницу на оставленной кем-то раскрытой книжке, – тут же местные поселковые граждане, оседлав велосипеды, поспешили из деревни вон: люди опытные, приученные к тому, что ответка может не заставить себя ждать.

Мы смеялись. Мы выглядели как циники и были циниками.

А что надо было сделать? Заранее обойти эти десять домиков и сообщить: дорогие жители, сейчас будет обстрел? Здесь едва ли не у каждого второго оставалась родня на той стороне – они б через минуту могли туда отзвониться.

(Как нам с той стороны иной раз звонили.)

Ответки всё не было.

Я включил свой телефон, который на передке на всякий случай вырубал, и он тут же замигал, задвигался: Казак.

Голос у Саши почти всегда был весёлый:

– Это вы там… шалите? – спросил он.

– Откуда вестишки? – спросил я.

– Ташкенту корпусная разведка по секрету сообщила: одиннадцать двухсотых на той стороне, только в одном укреп-районе. По признакам – ракета. Вы?

– Было дело.