Фантум 2013. Между землёй и небом - Гелприн Майкл - Страница 14

– Ну, Эйхманн мистичен, как все нацисты, – заметил Рамон. – Однако твоя догадка имеет смысл. Понимаешь, «лестницы» – это гвоздь, забитый в череп одним ударом, а вирус Эйхманна – это шуруп, который вворачивают в ухо.

– Этой болезни уже и имя дали, – усмехнулся Карлос. – Да, ни к чему хорошему эта фамилия просто не прилепляется, как я посмотрю…

– Мало кто выживает после «лестниц», – продолжал Рамон. – Ещё меньше среди нас тех, кто остался в ясном уме. Но если организм выстоял после первой, гораздо более жёсткой атаки, при повторном воздействии он мог применить уже выработавшийся механизм защиты.

Врач перевёл взгляд на журналиста и добавил:

– Так что ты снова увидишь свою подругу, а не драную лису.

– Ты генетик? – спросил Курт.

– Я психотерапевт, – покачал головой Рамон. – Просто я последний месяц провёл здесь, с ребятами Винченцо.

– Здорово же ты наблатыкался, – сказал Карлос задумчиво.

– Расскажи о своей догадке Винченцо, они давно над вакциной бьются, – Рамон махнул рукой в сторону неприметной машины тёмного цвета, на которой было написано «Лаборатория».

Рядом с ней неподвижно стояли люди в белых халатах и тоже смотрели на колонию. Карлос поспешно двинулся в ту сторону. Пространство между «кайманами» и полицейскими машинами вдруг заполнилось военными, между которыми ловко маневрировал журналист.

– Они выходят! Всем приготовиться! – услышал Рамон чей-то крик.

Он бросил окурок на мокрую траву, поднял ворот бушлата и зашёл за машину.

– Штайнбреннер, вернитесь.

Алоиз нехотя отпустил замок люка и спрыгнул с брони.

– Восемьдесят восемь! – гаркнул он и прищёлкнул каблуками так, что грязь полетела во все стороны.

– Восемьдесят восемь, – тоном ниже ответил Кай Эйхманн. – Они сейчас выйдут. Уговори Курта вернуться домой, разговаривать со мной он вряд ли захочет…

– Кочерга в заднице Дитриха давно уже остыла, – сказал Алоиз, не глядя на генерала. – Но остыли ли угли в голове Курта, на которых он её нагрел, – это вопрос…

Эйхманн провёл рукой по лицу.

– Я тебя очень прошу, Алоиз.

– Так точно, герр генерал! – рявкнул Штайнбреннер. – Разрешите занять боевую позицию?

– Разрешаю, – утомлённо ответил Эйхманн. – Выполняйте…

Охранники заметили бегущих людей раньше, чем монстры. Внутренние ворота начали бесшумно открываться. Лана и Курт ворвались в шлюз и бросились через него ко вторым, внешним воротам. Лана услышала душераздирающий скрежет и обернулась.

Огромный медведь держал распахнутую створку ворот. От обмотки мотора сыпались искры, приводной механизм выл не хуже волков, которые вкатывались в шлюз сплошной серой массой. Лана кинулась вперёд и тут заметила, что Курта рядом нет. Она растерянно оглянулась на бегу. Ещё когда Курт умывал Карлоса, Лана заметила, что заключённый может двигаться очень быстро, когда этого хочет. Но в этот раз Курт просто исчез, а появился уже у самых ворот. Он вынырнул из пустоты, как возникает на фотобумаге изображение при проявке. Заключённый открыл маленькую, в рост человека дверцу. Полоса света упала в приоткрывшуюся створку. Курт шагнул туда. Дверца закрылась.

У Ланы было не так уж много времени, чтобы поверить в это. Чьё-то вонючее дыхание уже касалось её щеки. Она поняла, что Курт её бросил. Так воры бросают кость глупой собаке, чтобы пройти в дом. Лана захлебнулась от ярости и обиды. «Да чтоб тебя разорвало, скотина», – подумала она. Раздался сухой хлопок. Лана обернулась лицом к настигавшим её чудовищам с твёрдым намерением немного позабавиться напоследок. Череп ближайшего к ней волка лопнул, как перезрелый гранат. Во все стороны разлетелись сочные алые семечки. Остальные монстры, поскуливая, жались метрах в двух от Ланы, словно перед ними была верёвка с красными флажками. Лана, изумлённо моргая, смотрела на них. Самые умные из зверей уже обходили жертву с флангов. Они осторожно совали морды к невидимой преграде, но тут же с воем отдёргивали их. Мир в глазах Ланы дёрнулся, как это бывает с изображением на старом, заезженном диске, а затем она увидела то, что монстры заметили раньше неё.

Пылающую полосу вокруг себя.

Лана воспрянула духом. Пятясь, она отступала к воротам. Звери неотступно следовали за ней, но раскалённую границу не пересекали. На вышке застрекотал пулемёт. Пыльные фонтанчики взметнулись в двух шагах от Ланы. Она ойкнула, споткнулась и упала. Круг исчез. Чудовища, воя, бросились к ней. Пулемётчик замолчал, боясь, очевидно, задеть в свалке ту, кого хотел спасти.

Лана услышала скрип ворот.

– Выходят! Они прорвались! – возбуждённо закричал кто-то.

Рамирес покачал головой:

– Времени хватит, чтобы мог проскочить только один человек.

– И Эйхманн об этом знает? – отрывисто спросил Александр.

– Конечно, господин президент, – ответил генерал. – Он ведь профессионал.

Курт несколько секунд смотрел на БТРы со свастиками на бортах, на толпившихся за ними людей в респираторах, а затем стал спускаться им навстречу. За спинами солдат, у сине-белой полицейской машины Курт заметил мужчину в дорогом деловом костюме. Но узнал его не сразу, хотя это лицо смотрело с передовицы почти каждой газеты.

Возможно, потому, что на тех фотографиях президент всегда улыбался.

А здесь – нет.

Президент что-то сказал стоявшему рядом солдату, тот почтительно козырнул и отдал автомат. Президент вышел за оцепление. Вслед за ним бросился мужчина в мундире с генеральскими погонами. Александр сделал ещё несколько шагов, на ходу прижимая приклад к плечу, и остановился прямо перед БТРом.

Курт слишком часто видел мир таким образом, как сейчас президент, чтобы испугаться по-настоящему. Эйхманн застыл на месте. Он смотрел в эти голубые глаза, побледневшие от ненависти, словно в какое-то чудовищное зеркало. Александр слишком долго целился; автомат заплясал в его руках. Даже если бы президент сейчас выстрелил, он бы и в ворота не попал.

Эйхманн зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть, повернулся спиной к застывшим от напряжения людям и неторопливо пошёл обратно к воротам.

Лана едва успела закрыть глаза. Шлюз накрыло волной белого пламени. Первым упал медведь, и ворота шлюза наконец-то закрылись. Волки залаяли. Лай перешёл в высокий, невыносимый визг – чудовища умирали. Лана открыла глаза, когда всё стихло. Она поднялась на ноги, отряхнула юбку.

На этот раз Курт ждал её у открытой двери. Лана быстрыми шагами подошла к нему и замахнулась. Она хотела влепить Курту затрещину, не такую, как в романтических фильмах, а по-настоящему, от души. Так, чтобы полетели сопли и клацнули зубы. Но он перехватил её руку.

– Хочешь меня ударить? – усмехнулся он. – Ударь. Но я не из тех, кто подставляет вторую щёку. Или ты думаешь, что я тебе не отвечу? Отвечу, Лана, отвечу. С удовольствием… Там, где я родился, мужчина, не избивающий свою жену до синяков хотя бы раз в неделю, не считался мужиком…

– Нацистский выродок! – прохрипела Лана, пытаясь вырвать руку. – Отпусти меня!

– А я-то надеялся услышать что-нибудь новое, оригинальное, – сморщился Курт.

Он стиснул её запястье так, что Лана чуть не закричала от боли. Он прикрыл глаза.

– Кто-то лысый перед тобой на коленях… А, так это я… – изменённым голосом произнёс он.

Лана с изумлением ощутила горячую волну, поднимающуюся от бёдер.

– Я умоляю о пощаде, я весь в слезах… Буйная у тебя фантазия – этого даже я себе представить не могу…

– Прекрати, – севшим голосом пробормотала Лана.

Её дыхание участилось.

– Ты меня отталкиваешь… Я вцепляюсь в твою юбку… Я поднимаю её…

Она застонала и согнулась пополам, уткнулась в грудь Курту.

– Так что, отпустить твою руку? – спросил Курт. – Или, может, дать тебе вторую?

Лана усилием воли выпрямилась.

– Чёрный квадратный колодец, – вдруг сказала она, прищурясь. – А, это монитор радара… На нём зелёные треугольнички – корабли телкхассцев…