Чужое - Данихнов Владимир Борисович - Страница 75

• Предыдущая
• 75/83
• Следующая

Шилов тискал спрятанный в кармане диск. Диск был настоящий, не мираж. Зачем-то он ему понадобился. Зачем-то ему его подсунули. Зачем-то Афоня врал…

Шилов посмотрел на домового, крепко вцепившегося в плечо Духа. Афоня едва заметно кивнул. Шилов достал диск, и мир вокруг замер, притих, с немым изумлением разглядывая устройство в руке Шилова. Шилов понял, что эта штуковина ему напоминает – бомбу мистера Вернона; бомбу, предназначенную взорвать скучное жизнепрепровождение отдельно взятого человека. В центре устройства обнаружилась маленькая красная кнопка, и Шилов очень удивился, почему не заметил ее раньше. Понял, что кнопка появилась только сейчас, потому что раньше в ней не было нужды.

И он нажал на нее.

Писк такой громкий, будто запищали одновременно все комары мира, раздавил пространство нанометровой толщины лезвием, пронизал его искрами боли. Запищали остальные диски в округе, застонали диски, разбросанные сероглазым по всей Воронежской области. Люди повалились на землю, хватаясь руками за головы, и зависший в стороне десантный мобиль, ощетинившийся стволами пулеметов, пошел на посадку, вгрызся в сырую землю, взметал вывороченную с корнем траву и комья влажного перегноя.

Отключился «Уничтожитель времени» (тм). Ожил сероглазый. Ловко спрыгнул с подножки бронемобиля, перешагнул катающихся по земле и стонущих охранников, подошел к Афоне, который как ни в чем ни бывало продолжал вязать, устроившись на спине заткнувшего ладонями уши Духа. Дух как обычно был одет во что-то дурацкое: в шинель, галифе и папаху. Сероглазый подошел к Афоне, погладил его по голове. Обычно не принимавший таких ласк, Афоня на этот раз стерпел. Кажется, ему даже понравилось.

– Вы знакомы? – спросил Шилов, который по привычке удивлялся, почему на них троих писк не действует.

– Знакомы… – ласково ответил сероглазый.

– Пока все, особенно шалава эта, морочили тебе голову, он помогал, – сказал Афоня хмуро.

– Сероглазые самые первые заморочили мне голову… и что теперь, господин чужак?

Чужак улыбнулся.

– Можешь остаться, можешь пойти со мной, учить, понимать самого себя, нас, вселенную. Но тогда ты никогда не вернешься сюда, только во снах. Как хочешь, решай, выбирай. После всего, что было, насильно не могу заставить, только попросить, выбор за тобой. Можешь остаться. Здесь твои люди, соплеменники, лживые друзья. Они будут не рады, попробуют еще раз поймать меня, используют тебя.

– Я – не специалист, – пробормотал Шилов, задумчиво вертя в руке диск. – У меня просто особый дар, который использовали все: сначала мать, потом шеф и коллеги. Они заставляли меня верить им, слушаться их. Весь мир, придуманный, скверно нарисованный мир заставлял меня что-то делать для него. Я убежал сюда, построил дом, но мир догнал меня. Настоящий, нереальный, какая разница? Ты догнал меня, потом шеф… Я хотел убежать в любовь, но Сонечке оказалась не нужна моя любовь… я остался наедине с этим… со всем этим.

– Ты пойдешь? – спросил сероглазый, с безгубого рта которого стекала улыбка.

– Хозяин… – растерянно прошептал Афоня. – Хозяин…

«Как странно, – подумал Шилов, – он никогда раньше не называл меня хозяином».

– Пойду. Не с тобой. Не с Афоней. Не с ними. Просто пойду. Сам.

– Погоди. Ты не можешь. Не должен. Не понимаешь.

– Как все затрахало! – закричал Шилов, топая ногой. – Господи, да как же так можно. Да что же это такое творится! – Он заорал: – Да как же вы все меня заебали! Вы что, не поймете? Вы, все вы, боретесь за какую-то херню! А смысл лишь в том, что вы все здесь. Здесь и сейчас. Поболтать, подумать, подружиться! А вам… что вам? Подавай развлечений? Крови и говна? Сраных выдуманных приключений? Душу? ДУШУ?! Ну скажи мне, на хера тебе душа нужна, если от нее толку – ноль, если и так и этак всем нам полная жопа! Потому что с душой или не с душой, ты один. С душой не попиздишь о том о сем. С ней не отправишься в поход. Она не согреет тебя в палатке. Душа на хрен не нужна! Нужно… друг с другом нужно! Друзьями быть! Выпить, обняться, на звезды посмотреть. На настоящие звезды. Покурить вместе. На рыбалку съездить. Щуку поймать. Здоровую. А потом на поезде – куда-нибудь на Дальний Восток. Куда-нибудь подальше, но вместе. О боже… еб твою мать… у меня уже слов не хватает… Боже ты мой…

– Успокойся, закрой глаза, отдышись. Это истерика, пройдет.

Шилов плюнул, развернулся и по лесной тропинке пошел вперед, и роса приятно холодила его ноги, забираясь в штанины. Сзади удивленно всхлипнул Афоня. Гневаясь, сказал что-то на чужом языке сероглазый. Щелкнул пальцами, и мир вокруг Шилова изменился. Шилов только улыбнулся этому новому миру: мирам, галактикам, вселенным. Из пучины к нему протягивала руки Соня. Стоящий на вершине холма Проненко, который прибавлял к каждому слову свое неизменное «как бы», насмехался над ним. Лес стал пустыней. Соня, погибающая от жажды, смотрела на него умоляюще, просила глоток воды. Молния разворотила небосвод. Громыхнуло. Семеныч, сидящий в беседке, звал Шилова под навес, надеялся выпить с ним, поговорить о жизни. Снова появилась и тут же исчезла Соня. Возник Дух – жалкий в галифе и грязной пилотке. Он плакал и умолял небо простить его, срывал с себя военную форму, становился на колени и целовал сырую землю. Он проклинал тот день, когда записался в отряд наемников, работавших на окраинах вселенной, убивавших людей. Он стоял точно посредине между двумя армиями, солдаты которых стреляли друг в друга в строгой последовательности. Дух просил Шилова простить его, но Шилов молча шел мимо. Он шел мимо выросших буквально за секунду Египетских пирамид и садов Семирамиды, мимо людей, поклонявшихся ему и проклинающих его, мимо знойной зимы и снежного лета. Он подошел к оборванной земле и сделал шаг в пустоту, но пустота оказалась удобной для ходьбы и прилежно ложилась под ноги.

Он увидел Дж. Дж. Доджсона, который пил отвар из мухоморов и записывал в книгу свои ощущения, обращаясь к самому себе как к другу по имени Жорж. Дж. Дж. Доджсон улыбнулся Шилову как старому знакомому.

– Вот, книгу пишу… – пробормотал он.

– Книга станет бестселлером, – сказал, улыбнувшись, Шилов.

– Да знаю я… – Дж. Дж. Доджсон махнул рукой. – Даже псевдоним себе уже придумал.

– Какой?

– Петенька Орешкин.

– Ты где такой дурацкий псевдоним откопал?

– Это еще не окончательный… – буркнул Дж. Дж. Доджсон, отворачиваясь.

– Тебе нравится такая жизнь? – спросил, помолчав, Шилов.

– Нет. Я хотел найти друзей, но друзья не находились. Я стал наркоманом и написал великую книгу, но друзей все равно не появилось. Зато появились фанаты. Я их ненавижу. Мои фанаты – свиньи.

– Пойдешь со мной, Дж. Дж. Доджсон? Станем друзьями. Настоящими. До гроба. А?

– Я… не знаю… боюсь… как же моя книга?

Шилов пожал плечами и пошел дальше. Он видел сотни и тысячи миров. Он видел, как машут ему руками Бенни-бой и Эллис, как они высовывают изо рта раздвоенные языки, а мертвый сероглазый с бутылкой Ширяева, воткнутой в спину, лежит у их ног и лужа крови растекается под ним. Он видел ангелов, тонущих в мировом океане; океан шипел и испарялся. Он видел гибнущие звезды и простых деревенских парней в пилотках с красными звездами, захотевших вдруг счастья. Он видел женщин, оплакивающих погибших мужчин. Он видел сотни бельевых веревок, протянутых из ниоткуда в никуда, на которых сушились черно-белые носки, предназначенные для Сонечки. Он видел ее, седую как лунь, с постаревшим сыном за спиной, топчущую сердце, сшитое из двух кусков ситца, набитое пожелтевшей от времени ватой.

Он ждал, когда сероглазому надоест создавать миры, призванные поработить его.

И спустя много лет он, наконец, дождался.

Коди принес дискретный механизм. Швырнул его на стол – в стороны брызнула липкая серая жижа, – промычал под нос, что разберется с ним попозже, и ушел. У Коди через сутки ночная смена в храме непрерывности, а Епископ не любит тех, кто опаздывает. Поговаривают, он вообще не любит людей.

• Предыдущая
• 75/83
• Следующая