Красивая жизнь (ЛП) - Стокоу Мэттью - Страница 30

Но он уже меня не слушал. Питер положил одну руку на мое плечо, другую на плечо Дина. Он вел себя, как наш старый любимый дядюшка.

− Знаешь, Дин, это очень хорошо. Хорошо, что мы, втроем здесь встретились. Нам есть о чем поговорить. Не часто встретишь таких, как вы с Джеком. Уверен, у вас есть чему поучиться.

− О, про Джека я могу говорить часами.

Мы оставили резвящихся голливудских хипстеров, миллионеров и кинозвезд, и отправились в направлении туалета, где я уже успел побывать. Проходя мимо лестницы, мне показалось, что я снова увидел женщину в платье темно-серого цвета. Она стояла в углу на первом этаже. Но я не был точно уверен, что это она.

Ларатин привел нас в комнату без окон. В центре стояла кровать, накрытая резиновым полотном цвета сливок. Все стены, от пола до потолка были завешены огромными черно-белыми фотографиями анусов. Не легкие фото задниц в стиле «Плейбоя». Дыры снимались крупным планом – волосы, ссадины, засохшее дерьмо и прочее-прочее. Перед кроватью на штативе стояла камера.

− Теперь поговорим, Джек. Думаю, ты окажешь мне небольшую честь начать?

Ларатин принялся возиться с камерой, я слышал пронзительное шипение заряжаемой вспышки.

− Просто сними штанишки и нагнись, вот здесь на краю кроватки, хорошо? Я храню у себя фото всех моих друзей.

Я стянул брюки и обхватил руками колени.

− Нет-нет-нет, не так. Раскрой.

Я вытянул руки назад и раздвинул в стороны ягодицы. Я почувствовал, как мне в анус подул теплый легкий ветерок – Ларатин близко наклонился к моей заднице, но не касался ее носом. Он увидел, что я за ним наблюдаю и резко выпрямися.

− В детстве мы часто в это играли. Мы называли это «нюхнуть попку». Задача поднести нос как можно ближе, но не касаться. Я всегда выигрывал. Ты пахнешь как настоящий самец.

Ларатин сместил камеру на два фута ближе и пару раз сфотографировал со вспышкой.

− Вот и все. Одевайся.

Потом мы сели в гладкие кожаные кресла и пили бренди с содовой.

− Выставить себя напоказ, есть ведь в этом что-то волнующее, не так ли Джек? Словно тебя покоряют.

− Если вам нравится, я не против.

Дин неодобрительно посмотрел на меня и ткнул носком туфли в ляжку. Ларатин сделал вид, что ничего не заметил.

− Нет, я думаю, ты это испытал. Любой бы испытал. Это такое…интимное чувство. То, что ты бережешь для особых людей. Тех, кого любишь. Например, то, чем вы занимаетесь с Дином –  вы же скрываете, не так ли?

− Что ж, верно, таким нужно заниматься в нужном месте в нужное время.

− Точно.

− Секс - это выражение эмоций, − добавил Дин.

− Хорошо сказано, Дин. Если тебе кто-то просто нравится, ты занимаешься с ним обычным сексом. А с тем, кого любишь…Вообще, по-разному можно разделить людей, так ведь? Например, по степени любви, так сказать. Джек, а как ты определяешь, что кто-то тебя любит?

− Он сделает для меня все.

− Уже ближе, но думаю, можно сказать и лучше. Он отдается тебе целиком. Вот что значит любить – по собственной воле отдавать любимому каждую частичку себя.

− О, мы так и делаем, да Джек?

У Дина приподнялись брови, я подумал, что это какой-то непристойный намек.

− Точно, каждую частичку друг друга.

Ларатин хмыкнул и сжал ноги.

− Звучит интересно, просто восхитительно.

Дин наклонился вперед, он словно собирался прямо здесь продемонстрировать нашу восхитительность.

− Конечно, Питер, мы не заходим слишком далеко.

− Но вы так и не постигли глубин.

− Джек и так дает мне все, что нужно. Он высоко меня ценит. И мне этого достаточно.

Очевидно все это было какой-то странной игрой, но я ее не понимал. Я хотел только одного, чтобы быстрее начался секс. Я бы сделал все, что от меня требуют и вернулся на вечеринку. И снова увидел ту женщину.

− Если Дин хочет показать, чем мы с ним занимаемся, я не против.

− Правда, Джек? Это большая честь лицезреть соитие влюбленных. Вроде бы, у меня где-то была бутылка с маслом.

Мы с Дином разделись. Он намазал меня маслом из бутылки Ларатина, взял на руки, словно жених невесту, и отнес на покрытую резиновым полотном кровать. Дин принялся елозить по моему телу взад-вперед. Он целовал меня и нежно гладил, получалось у него неплохо. Ларатин просто сидел и наблюдал. Когда Дин развернул меня и наклонился к моей заднице, богатый продюсер оживился.

− О, Дин, он должно быть и вправду тебя любит, раз позволяет такое. Скажи ему, что ты любишь его, Джек. Скажи, что любишь.

Я сказал. Для меня это был просто еще один шаг к свободе. Совсем не трудный.

− Но знаешь, Дин, − Ларатин расстегнул ширинку. – Мне кажется, что кое-кого Джек любит больше.

Дин поднял голову от моей задницы и серьезно посмотрел на Ларатина.

− Это невозможно, Питер.

− О, думаю возможно. Ты ведь не отрицаешь этого, Джек?

Я почувствовал, как Дин сжал мое бедро. Сюжет спектакля прояснился.

− Я люблю Дина, Питер.

− Конечно любишь. Но и меня ты любишь тоже. Я вижу это по твоим глазам.

− Да, ты прав.

Дин отпустил мое бедро. Ларатин встал и начал раздеваться. У него было крепкое загорелое тело.

− Покажи, как сильно ты меня любишь.

Дин незаметно толкнул меня локтем. Я скатился с кровати и встал перед Ларатином на колени. Некоторое время я сосал его член. Питер издавал довольные звуки, шептал мне ласковые слова, но он был еще недостаточно возбужден. Ларатин гладил рукой мои волосы.

− Видишь, Дин, он любит меня. Ты ведь не ревнуешь, да? Ведь, в конце концов, человек может любить и двух мужчин.

− Все в порядке, я догадывался.

− Все в порядке? Это хорошо, Дин. Очень хорошо.

Ларатин еще некоторое время гладил меня по голове, затем вытащил член из моего рта.

− Но что если он любит меня больше, чем тебя?

− Я уверен, он нас обоих любит одинаково.

− Нет, Дин, нет. Он поласкал ротиком тебя, потом меня. Обоих. Но я еще не закончил. Давай лучше сразу покажем Дину, Джек. Ему станет проще это принять со временем.

Из шкафа, что стоял рядом с кроватью, Питер достал стальной расширитель и тюбик со смазкой.

− На четвереньки, Джек.

Я встал в позу собаки. Ларатин согрел расширитель, перекатывая его рабочую часть в ладонях, он действовал профессионально, словно доктор.

Потом настал черед смазки.

А потом открылся иой задний проход.

Расширитель казался мне огромным. Ларатин вводил его аккуратно, стараясь не причинять боли. Он медленно, словно штопор, вворачивал его мне в анус. Но я еще недостаточно овладел искусством расслабления сфинктера, и Ларатин потерял терпение. Когда первый дюйм оказался внутри меня, Питер навалился всем весом и одним рывком засунул его целиком. Я закричал от нестерпимой боли.

Ларатин начал поворачивать рукоять, которая раздвигала части механизма, стало еще больнее. Было очень необычно чувствовать дуновение ветра в толстой кишке, но это ощущение быстро сменилось страхом. Мне казалось, что моя прямая кишка разорвется пополам.

Я снова закричал и уже повернул голову, хотел попросить его действовать осторожнее. Но я ничего не сказал. Потому как за дверью, прислонившись к ней спиной, стояла темноволосая женщина в сером платье. Дин и Питер знали, что она там, но вели себя так, словно ее не было. Женщина наблюдала за нами, холодно и оценивающе. Мы были просто частью шоу, на которое она случайно попала.

Мне хотелось встать, повернуться к ней, сказать, что это для меня все мелочи, что я выше этого. Но Дин платил, а мне нужны были деньги. Так что я оставил связанные с ней мечты, которые лелеял весь вечер. Я опустил голову. Ну ее нахуй.

− Видишь, Дин. То, что он делал для тебя и делает для меня буквально небо земля.

Ларатин теребил свой вялый член.

− Смирись с этим. Он любит меня больше, чем тебя. А ведь он едва со мной знаком.

И, словно желая показать Дину, насколько он уверен в моей преданности, Питер начал ссать в мой растянутый анус. Моча не жгла, я почувствовал только тепло и тяжесть. Пару раз он обоссал мои ягодицы, но основная часть струи попала внутрь. Когда его мочевой пузырь опустел, а моя прямая кишка наполнилась, Питер закрыл расширитель и вытащил его из меня.